Игорь Росоховатский - Гость. Научно-фантастическая повесть Страница 17

— Осторожно! — предупредил Александр Николаевич.

— Без вас знаю, — огрызнулся Дятлов и проворчал: — Всей энергии аккумуляторов не хватило бы для того, чтобы сжечь блоки.

— Вы хотите сказать, что был направленный сигнал, несущий энергию? — спросил полковник, встревоженный замечанием конструктора.

— Я сказал лишь о том, что твердо знаю, — ворчливые нотки в голосе Дятлова исчезали, когда он разговаривал с полковником.

— А что думаете вы? — обратился Тарнов к Александру Николаевичу.

— Ваша догадка может оказаться верной, — ответил ученый. Он сцепил руки за спиной, ссутулился и начал вышагивать по узкому вытоптанному клочку земли — три шага в одну сторону, три шага — в другую.

— Великий Хозяин мог услышать исповедь слуги на расстоянии и уничтожить его, — размышлял вслух полковник, поглядывая на Александра Николаевича: слышит ли тот его? — А почему он просто не приказал ему замолчать?

Не переставая вышагивать, ученый проговорил:

— Он не всемогущ. Иначе…

Он умолк. Всем, кто слышал и понял его, стало не по себе. Появилось ощущение, что кто-то — незримый — видит их, беззащитных, как солдат на открытой местности. Пронесся порыв ветра, и тени кустов задвигались по земле, как паутина, как сеть, брошенная под ноги.

— Не забывайте, что аппарат поврежден, — продолжал отвечать полковнику Александр Николаевич. — К тому же, если Великий Хозяин то существо, о котором я думаю, то этот помощник ему, возможно, больше не нужен. Мавр сделал свое дело…

ГОСТЬ

Телефонный звонок поднял Алю с постели.

— Здравствуй! — послышался в трубке знакомый голос.

— Здравствуй, — ответила она. — А я уже заждалась твоего звонка. Решила — забыл.

— «Не забудешь того, что забыть невозможно». Она замерла в ожидании…

— Я приеду,

— Когда? — в ее голосе послышался испуг.

— Ты не хочешь?

— Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю. Ты остановишься в гостинице?

— Нет. Я остановлюсь у тебя.

— Послушай, Юра, я сейчас же уеду куда-нибудь.

— Почему?

— Не знаю.

— Хочешь меня видеть?

— Хочу.

— Так в чем же дело?

— Не могу объяснить. А ты сам не понимаешь?

— Оставь эти глупости. Я приеду — и все будет в порядке.

В его голосе слышалась такая уверенность, что Аля больше не возражала. Только спросила:

— Когда?

— Через несколько дней.

Молчание… Очень тихо, так, что он едва расслышал, прошелестел ее голос:

— Когда приедешь, позвони в дверь три раза. Два длинных и один короткий…

Это был домашний код — только для своих. И потянулись пустые томительные дни. «Хоть бы скорее!» — торопила Аля. В ее квартире поселилась певчая птица — радостное тревожное ожидание.

У Али задрожали руки в тот вечер, когда из прихожей послышалось три звонка: два длинных и один короткий. Юра стоял за дверью с небольшим саквояжем в руке. Его усталое лицо улыбалось. А ей вдруг стало грустно. Жизнь показалась запутанным клубком ниток, с которым поиграл резвый котенок. «Не догадался цветов купить», — подумала она.

Он вошел, поставил саквояж, и неизвестно откуда в его руке появился букет алых гвоздик.

— Спасибо, — только и смогла сказать Аля. Он сел в кресло, где любил сидеть муж. Ей показалось, что она навсегда избавилась от одиночества, обрела даже больше, чем потеряла. Она останавливала себя, пыталась напоминать себе о расплате за радость, о днях разочарования и тоски, но пение птицы с радужными крыльями было сильнее.

— Будем ужинать, — сказала Аля. — Сейчас приготовлю.

— Я ужинал, давай лучше выпьем за встречу. Он достал из саквояжа коньяк и шампанское. Звенели рюмки, у Али кружилась голова, и все же она заметила, что он ничего не ест.

— Почему ты не ешь?

Безобидный вопрос привел его в замешательство.

— Что случилось? — спросила она.

Он медлил, явно придумывая, что ответить.

— Ты нездоров?

Юрий улыбнулся, положил руки ей на плечи и привлек к себе.

…Утром она встала пораньше. Юрий еще спал, дышал ровно и глубоко, Сейчас, с закрытыми глазами он выглядел совсем обычным, домашним.

Она быстро умылась в ванной комнате, слегка подсинила глаза, уложила прическу. За считанные минуты умудрилась приготовить завтрак для двоих. Но когда она позвала Юру, он сказал сонным голосом:

— Завтракай одна, ты же спешишь на работу. Я поем потом. Хочу поспать еще.

Для большей убедительности он пробормотал:

— «Как сладки мне объятия Морфея…» Она наклонилась и поцеловала его на прощанье в высокий прохладный лоб.

На работе сестры и врачи заметили ее состояние.

— Господи, Аля, ты же вся светишься от радости, — сказала с ноткой зависти подруга. — Что произошло?

— Потом, потом, — ответила Аля, пытаясь подавить и спрятать счастливую улыбку.

Весь день ей хотелось позвонить домой. Когда ушел муж, ей тоже хотелось звонить: вдруг произошло невероятное и знакомый голос ответит: «Алло»? Со временем она привыкла к тому, что телефон в пустой квартире не отвечает, привыкла и смирилась. Сейчас ей даже не верилось — нужно только несколько раз повращать диск, набрать привычное сочетание цифр и ставший родным голос ответит: «Слушаю». Юрий позвонил сам.

— Оставила меня одного, — сказал он. — А вдруг серый волк придет?

— Ты сам серый волк, — отшутилась она. — Сам кого хочешь съешь.

— Ты и в самом деле так думаешь? — тревожно спросил он.

— Я люблю тебя, серый волк, — поспешила его успокоить Аля. В ее голосе уже начали появляться покровительственные нотки.

Они условились, что Юрий придет за ней в больницу. Аля едва дождалась конца рабочего дня. Юрий встретил ее в скверике у больницы. Они пешком пошли домой. Она могла бы идти так бесконечно, мысленно разговаривать с Юрой и мечтать, чтобы это сохранилось навсегда: крепкая рука, на которую можно опереться, интересные необычные слова, развеянное одиночество.

Она смотрит по сторонам, Юра перехватывает ее взгляд, невольно хмурится. Але кажется, что он ревнует. Ей приятна его ревность. Юра говорит:

— Женщины часто ждут принцев, а встречают мусорщиков. Они начинают мерить всех мужчин одной меркой. А принцы приходят к тем, кто умеет долго ждать.

— Очень долго? — спрашивает Аля, сильнее опираясь на его руку.

— Иногда очень, — говорит Юра.

Юра смотрит то на нее, то на прохожих. Его блестящие глаза сейчас подвижны, как ртуть. А рука — будто стальная. Аля почти повисает на ней, но впечатление такое, что для его руки она легче перышка.