Рэй Бредбери - Золотые яблоки солнца (The Golden Apples of the Sun), 1953 Страница 17

"НЕТ!" – прокричал Эктон.

Это был воистину зловредный план.

Хаксли нарочно свалился на пол! О, до чего же это дьявольски умный человек! Прямо на дубовый пол упал Хаксли, а вслед за ним и Эктон. И они катались по нему, и тузили друг друга, и цеплялись за него, без конца покрывая его отпечатками ошалевших пальцев! Хаксли переместился на несколько футов – Эктон пополз за ним, чтобы охватить его шею руками и давить ее до тех пор, пока не выдавил из него жизнь, словно пасту из тюбика!

Уже в перчатках Уильям Эктон вернулся в комнату и, опустившись на колени, начал тщательно протирать каждый дюйм пола, на котором могли остаться следы. Дюйм за дюймом, дюйм за дюймом, он все полировал и полировал пол, пока не увидел отражение собственного напряженного, покрытого потом лица в нем. Потом он подошел к столу и стал шлифовать его ножку, затем выше, всю добротную основу стола, добрался до его крышки, протер ручки ящиков. Обнаружив вазу с восковыми фруктами, он до блеска вычистил серебро, вынул из вазы несколько восковых фруктов и основательно протер их, оставив нетронутыми те, что лежали на самом дне.

"Я уверен, что не касался их",- успокоил он себя.

Покончив со столом, он обратил свое внимание на картину в раме, висевшую над ним.

"Я знаю, что не трогал ее", – сказал он себе.

Он стоял, не спуская глаз с нее.

Он осмотрел все двери в комнате. Какими дверями он пользовался сегодня вечером? Он не помнил. Тогда протрем все. Начал он с дверных ручек, продраил их до блеска и тогда стал оттирать двери сверху донизу, не давая себе поблажки. Потом он занялся мебелью в комнате и протер все кресла.

– Это кресло, в котором ты сидишь, Эктон, старое, еще времен Людовика XIV. Пощупай его обивку, – предложил ему Хаксли.

– Я пришел не о мебели толковать, Хаксли! Я пришел ради Лили.

– О, оставь это, тебе нет дела до нее. Ты же знаешь, она не любит тебя. Она сказала, что завтра поедет со мной в Мехико-Сити.

– Да пошел ты со своей дурацкой мебелью!

– Это прекрасная мебель, Эктон, будь порядочным гостем и потрогай ее.

На материи могли остаться отпечатки пальцев.

– Хаксли! – Уильям Эктон уставился на лежавший перед ним труп. – Ты что, догадался, что я собираюсь убить тебя? Твое подсознание-так же как мое – заподозрило во мне убийцу? И это твое подсознание надоумило тебя заставить меня обойти весь твой дом, трогая руками, перекладывая, обглаживая старинные книги, посуду, двери, кресла? Ты что, был такой умный и такой подлый?

Зажатым в руке платком он протер все стулья. Тут он вспомнил о трупе – его-то он не обработал. Он вернулся к нему и, поворачивая его так и сяк, протер его со всех сторон. Даже почистил ему ботинки – ничего не пропустил.

Когда Эктон занимался ботинками, его лицо исказила гримаса беспокойства, он тут же поднялся и направился к столу.

Он снова вынул из вазы фрукты и тщательно протер те, что оставались на самом ее дне.

"Так-то лучше", – прошептал он и вернулся к трупу.

Но когда он опускался на пол возле трупа, веки его дернулись, челюсть отвисла – он заколебался, потом встал и снова направился к столу.

Он протер раму картины.

За этим занятием он вдруг сделал открытие…

Стена.

"Но это глупо", – подумал он.

"О!" – вскрикнул Хаксли, отражая его нападение. Во время их стычки он оттолкнул Эктона. Тот упал и, поднимаясь, оперся о стену и снова набросился на Хаксли. Он задушил Хаксли. Хаксли умер.

Эктон, полный решимости и уверенности в себе, отвернулся от этой стены. Ругательства и слова обвинения выскочили у него из головы. Он смотрел теперь на все четыре стены.

"Веселенькое дельце!" – произнес он.

Уголком глаза он что-то заметил на одной из стен.

"Не буду обращать внимание, – сказал он себе, чтобы отвлечься. – Теперь следующая комната! Я буду действовать последовательно. Ну-ка вспомним – мы за все то время побывали в передней, в библиотеке, в этой комнате, в столовой и на кухне".

На стене у себя за спиной он увидел пятно.

"А было ли оно там?"

Разозлившись, он тем не менее повернулся к стене.

"Ладно уж, ладно, для того только, чтобы не сомневаться", – и он приблизился к стене и не обнаружил на ней никакого пятна.

О, такое малюсенькое… ну да, вот здесь. Он потыкал в это место платком. Это, конечно же, не были отпечатки пальцев. Покончив с этим, он оперся о стену своими руками в перчатках и осмотрел всю стену сначала справа от себя, потом слева, затем сверху донизу – там, где она начиналась выше его головы и заканчивалась у его ног, – и тихо произнес: "Ну нет". Он прошелся взглядом вниз и вверх, поперек и вдоль стены и прошептал: "Это уж слишком". Сколько тут квадратных футов? "Ни за какие коврижки, черт меня побери", – сказал он. Однако глаза боялись, а руки в перчатках уже потихоньку протирали стену.

Он воззрился на свою руку и на обои. Взглянул через плечо в соседнюю комнату.

"Я должен пойти туда и почистить основные предметы", – приказал он себе, но его рука, да и он сам, будто они были подпоркой стены, оставались на месте. Он нахмурился.

Не произнеся ни слова, он стал скрести стену – вверх-вниз, вперед-назад, вверх-вниз – настолько высоко, насколько он мог дотянуться, и настолько низко, насколько он мог нагнуться.

"Смех один, Бог мой, один смех!"

Но ты должен быть уверен, подсказывал ему разум.

"Конечно, нужно быть уверенным", – отвечал он.

Он покончил с одной стеной и…

Перешел к другой.

"Сколько там времени?"

Он посмотрел на часы на камине. Прошел час. Было пять минут второго.

Прозвенел звонок в дверь.

Эктон замер, уставившись на дверь, на замок – на дверь, на замок.

Кто-то громко стал стучать в дверь.

Прошла целая вечность. Эктон не дышал. Оставшись без воздуха, он стал терять силы, покачнулся; в его голове тишину разорвало грохотание волн, бьющих в прибрежные скалы.

– Эй, вы там! – орал кто-то пьяный. – Я же знаю, Хаксли, ты тут! Открой, черт тебя подери! Это Билли-бой, пьяный вдрызг, Хаксли, старик, пьянь беспробудная!

– Пошел вон, – беззвучно пробурчал потрясенный Эктон.

– Хаксли, ты ведь там, я слышу твое дыхание! – кричал пьяный голос,

– Да, я здесь, – шептал Эктон, каждой клеткой ощущая это, распростертое на полу, длинное, неуклюжее, остылое и молчащее. – Да.

– Дьявольщина! – произнес голос, затихая вдали в тумане. Шаги удалялись. – Дьявольщина…

Эктон долго стоял неподвижно, ощущая красное биение сердца в своих закрытых глазах и в голове. Когда он наконец открыл глаза, он увидел прямо перед собой еще одну необработанную стену и снова обрел способность говорить.

"Дурак, – сказал он, – эта стена безупречна. Я не трогал ее. Надо спешить. Надо спешить. Время. Время. Осталось всего несколько часов до того, как припрутся его проклятые дружки!"