Неизвестен Автор - Космопорнография Страница 17

Ларса Твин шла по еле освещенному коридору звездолета, в роскошном вечернем платье, тщательно вымытая, искусно подкрашенная и талантливо причесанная. В руке она несла бутылку "Шампанского". Марк должен по достоинству это оценить - "Шампанское" один из многочисленных символов Земли, которую Марк так обожает. "Шампанское" запрещено изготавливать и продавать везде, кроме как на самой Земле. И эту бутылку Ларса берегла семь лет (правда, из двадцати пяти это еще только предпоследняя). Что же в этом мальчике такого, что многоопытное сердце Ларсы бешено колотиться от ожидания свидания? Ведь такие ночи стали давно для нее обыденностью. Но в этот раз...

Она еще не знала, что сегодняшняя ночь будет для нее лучшей в жизни. Но надеялась на это.

3

- Нет, святой отец, мне больше не надо, - Марк закрыл своей могучей дланью хрупкое жерло хрустальной (наверное) стопочки.

Капеллан обиделся.

- Что значит не надо? - забасил священник. - Я тебя что, спаиваю, что ли? - ("Разве это пить?" - подумал святой отец.) - Я исповедова-ик-аю тебя, заблудший овен мой!!! На чем мы остановились? На этой белобрысой стерве? - капеллан попытался поймать вилочкой ускользающий по тарелке блестящий маленький грибок.

- Почему это стерва?! - поразился Марк. - И о ком это вы? Совершенно неосознанно он поднял стопку, едва закрашенную кагором и чокнулся.

- Стерва и есть стерва, - парировал святой отец, как будто читал проповедь с амвона.

- Нет, та-ак нельзя. - Марк хотел взять последний кусочек стерилизованного анчоуса, но воспитание не позволило и он воздержался.

Капеллан был стар, но выглядел пышущим здоровьем, неутомимым забулдыгой. Они сидели в его кабинете, что позади комнаты священных церемоний. Три четверти часа назад капеллан отслужил вечернюю воскресную мессу, Марк подошел к нему по своему личному делу и капеллан затащил его сюда. Марк сам не был верующим, хотя причислял себя к католикам-гуманистам (он верил во Всепобеждающий Разум Земли), но ко всем религиям относился с уважением. И разглядывая сейчас довольного священника, после выпитой стопки активно накладывающего в тарелку их салатницы аппетитного вида оливье, он подумал, что зря, наверное, вообще пришел сюда. Марк отчаянно, залпом опрокинул в себя обжигающую жидкость.

Пока он морщился и закусывал, капеллан успел налить еще по одной.

Марк собрался с силами, вздохнул и выпалил:

- Я и Ларса Твин хотим, чтобы вы нас обвенчали. - Он перевел дыхание и добавил: - И как можно скорее.

Святой отец отложил вилку, вытер салфеткой губы и посмотрел на Марка. Во взгляде его не было удивления, скорее такое отечески-опытное, с высоты прожитых лет среди звезд, осуждение: "Эх, несмышленая, вечно торопящаяся молодость..."

- Так. Это серьезно, - сказал он и отставил стопку. - И чья это инициатива, твоя или этой... или твоей избранницы?

Марк смутился.

- Ну, вообще... наша. Но к вам я сам пришел: решили - так решили, чего тянуть!

- Что ко мне сам пришел - это я понимаю, она-то бы этого никогда не предложила.

Марк вдруг отчетливо представил Ларсу и капеллана в постели - и замотал головой, отгоняя неприятное видение. Ларса тоже отзывалась о святом отце без должной почтительности. Может, он просто домогался ее и она ему отказала, вот он и ненавидит Ларсу? Марк вспомнил о пресловутом графике исповедей, о котором как-то обмолвилась Ларса. Он не удержался и спросил:

- А Ларсу вы тоже... исповедовали?

Священник недоумевающе посмотрел на него. Потом неожиданно расхохотался - громко до неприличия - и потянулся к графину.

- Я никогда ничего не делаю против чьей-либо воли, - сказал он, разливая розоватую влагу по стопочкам. - А если тебя интересует - спал ли я с твоей нынешней избранницей... Я боевой офицер, я должен поддерживать боевой дух на корабле. Высший офицерский состав в этом не нуждается. К тому же, - добавил он, поднимая стопочку, - Inter caecos regnat luscus конкурентов мне здесь обычно нет. А мне и так хватает на этом корабле, я уже стар. Я довольствуюсь малым. Мое призвание - утешать нуждающихся. - Он смотрел в дальний угол ярко освещенного маленького, уютного помещения и слегка барабанил пальцами по столу, покрытому изысканной желтой скатертью. - Да, утешать нуждающихся, в чем бы это не выражалось. А не навязывать что-либо кому-либо. Будь то мои убеждения, будь то моя любовь... На этом корабле представители восьми религиозных конфессий, и по-человечески заповеди как минимум двух из них для меня неприемлемы. Но я ни жестом, ни движением лицевого мускула не выдам этого, ибо уважаю чужие убеждения. "Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены..." Если бы я не чувствовал, что тебе сейчас необходим мужской разговор, наше общение ограничилось бы пятью минутами. Прозит. - Капеллан поднял стопку.

Марк чокнулся, но выпить не спешил.

- Не судите, и не будете судимы... - задумчиво повторил он. - Почему же вы называете Ларсу "белобрысой стервой"?

- Если бы она пришла ко мне, - размеренно, отчетливо выговаривая слова сказал священник, - я бы подобрал необходимые ей в этот момент слова, подобрал бы подобающую интонацию голоса и участливое выражение глаз - это моя профессия. Даже больше - моя жизнь. Я бы ни намеком не выдал бы своего отношения к ней - хотя, наверное она об этом прекрасно осведомлена... полагаю я. - Капеллан вздохнул и пронзительным взглядом одарив Марка, прямо спросил. - Зачем тебе все это надо, юноша? Затем тебе эта женитьба?

Марк вместо ответа выпил разбавленный кагором спирт и потянулся-таки за последним кусочком анчоуса. Капеллан не отрываясь смотрел на него, и Марк понял, что от ответа не уйти.

- Я люблю ее. - Марк натолкнулся на иронически-удивленный взгляд священника и сказал: - Я уверен, что люблю. А разве возможно ЭТО без любви. И раз уж я... - Марк смутился, но потом подумал, что в конце концов перед ним священник, и тайн от него быть не должно признался: - Я овладел ею, значит должен жениться.

Капеллан вновь расхохотался грубо, обидно и неприлично.

- Это она так сказала тебе?

- Этому меня всю жизнь учили, - твердо и непреклонно ответил Марк.

- А она хочет этого?

- Да. Она сама призналась, что устала жить неприкаянно и хочет семью.

Капеллан грузно вылез из-за стола, сложил руки за спиной и прошелся по комнате. Дошел до висящего в углу небольшого бронзового распятия, встал перед ним и задумался надолго о чем-то.

Марк терпеливо ждал, не нарушая звенящей тишины, воцарившейся в этом излучающем доброту помещении, таком домашнем и непривычном для аскетической обстановки "Лоуфула".

Наконец капеллан заговорил, облокотясь на столешницу антикварного, возможно с самой Земли вывезенного, письменного стола. Заговорил неспешно и проникновенно, будто каждым словом пытаясь добраться до сокровенных уголков души слушателя: