В. Бирюк - Пристрелочник Страница 17

Ещё хуже: над Андреем есть Князь Киевский. Над Ибрагимом есть халиф. Надо мной, формально — никого. Вводя феодальную присягу лично мне, я сразу выскакиваю на уровень императоров.

«Не боится никого, кроме Бога одного».

Реакцию окружающих правителей — представляете? Кто в истории сам, не по наследству-родству провозглашал себя императором? Петр Первый, Наполеон, Максимилиан в Мексике, Педру Первый в Бразилии, Симеон в Болгарии, Карл Великий.

Почему? Почему сотни других королей не приняли этот титул? — А бьют за это. Больно.

Вводя личную присягу мне, не присягнув сам никому, я превращаюсь в мишень. Потому что для всех коллег-правителей становлюсь самозванцем, наглым выскочкой.

Ещё: вот я помру… Не дай бог, конечно, но всё же. Что будет с моими людьми? Кому они будут служить? Князю Андрею? Эмиру Ибрагиму? Акиму Рябине? Ольбегу? Без лидера, легального, законного, «по присяге» — их раздёргают. Да они и сами передерутся! Смута будет… Как и случается часто при смене феодального владетеля.

Нужно уходить от «культа личности», нужно устанавливать «порядок замещения». Иначе, при всяких коллизиях — будут негоразды.

Итого: присяга — необходима, присягать мне — нельзя, других кандидатур — нет.

И чего делать?

Мы добрались до места, где оставили первый ушкуй, вытащили его в Волгу, связали лодки. Пошли потихоньку вниз, стремясь держаться стрежня. А я всё думал. И додумался. Точнее — вспомнил.

Присягу граждан Херсонеса своему городу.

В третьем веке до РХ они клялись:

«Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, богами и богинями Олимпийскими и героями, кои владеют городом, областью и укреплениями херсонеситов:

я буду единомыслен относительно благосостояния города и граждан и не предам Херсонеса, ни Керкинитиды, ни Прекрасной Гавани, ни прочих укреплений, ни из остальной области, которою херсонеситы владеют или владели, ничего никому, — ни эллину, ни варвару, но буду охранять для народа херсонеситов;

не нарушу демократии и желающему предать или нарушить, не дозволю и не утаю вместе с ним, но заявлю демиургам, правящим в городе;

буду врагом злоумышляющему и предающему или склоняющему к отпадению Херсонес, или Керкинитиду, или Прекрасную Гавань, или укрепления и область херсонеситов;

буду служить демиургом, и членам совета как можно лучше и справедливее для города и граждан;

и? А?ТНРА народу охраню и не передам на словах ни эллину, ни варвару ничего тайного, что может повредить городу;

не дам и не приму дара ко вреду города и сограждан;

не замыслю никакого неправедного деяния против кого либо из граждан не отпавших и никому злоумышляющему не дозволю и не утаю вместе с ним, но заявлю и на суде подам голос по законам;

не вступлю в заговор ни против общины херсонеситов, ни против кого-либо из сограждан, кто не объявлен врагом народу;

если же я с кем-либо вступил в заговор или связан какою-либо клятвою или обетом, то нарушившему да будет лучше и мне и моим, а пребывающему — обратное;

и если я узнаю какой-либо заговор, существующий или составляющийся, то заявлю демиургам;

и хлеба вывозного с равнины не буду продавать и вывозить с равнины в другое место, но только в Херсонес.

Зевс, Гея, Гелиос, Дева и боги Олимпийские, пребывающему мне в этом да будет благо и самому и роду и моим, а не пребывающему — зло и самому и роду и моим; да не приносит мне плода ни земля ни море, женщины да не рождают прекрасных детей и да не…».

Значение слова ?А?ТНРА («састер») остается неясным. Богов этих — здесь нет, география — другая, «демократия» — не сейчас, «демиургов» заменим на себя, любимого, с ближниками, эллинов здесь не живёт… А так… подсократить, подправить, добавить пост, омовение, крёстное целование… Кстати, там и запрет на взятки… И насчёт монополии хлебной торговли — они хорошо придумали…

Это был удар. Серия ударов. На «Святой Руси» не присягают земле, общности людей. Никто, кроме князей. Я же потребовал, что бы эту присягу («княжескую!») принимали все пришедшие ко мне жители. Народ понял. И возгордился чрезвычайно.

В Новгороде избираемые начальники — посадники, тысяцкие — принимают крестное целование на службу городу. Это временные чиновники на службе у «коллективного феодала»-средневекового города. «Слуга народа». Но не сам народ.

В Падуе в правление подесты господина Джиберто ди Дженте в 1263 г. установлено, что присяга граждан городу должна возобновляться ежегодно в ноябре месяце. И все граждане должны присягнуть заново в установленные сроки. Кто не присягнет — не считается гражданином. Так — будет. Через сто лет, за тысячи вёрст.

Остальные присяги здесь — личные. Я уже говорил: феодализм — куча культов личностей разных размеров. А я не требовал присягать мне лично!

Я — нелюдь, «не такой» — звучало постоянно. Теперь получило новое подтверждение. Для каждого моего новосёла — личное.

Ещё: присягу государю в Руси/России до императора Павла приносила только аристократия и госслужащие. У меня — все. Так я сразу поднял статус моих новосёлов до уровня бояр и служилых.

Ещё: женщина клянётся только в церкви — в верности мужу. Я же требовал гражданской, государственной присяги и от женщин. Ибо множество из них приходило ко мне без мужей.

Всего лишь словами новыми да ритуалами непривычными возвышал я свой народ, свой город, отделяя его от прочих, привлекая всё новых и новых людей. Не куском хлеба, не златом-серебром, но — честью, уважением. Или, ежели кому нравится — новым ярмом, обязанностью.

Древним, но для Святой Руси неслыханным словом — «сограждане».

Волга вынесла нас к Стрелке, ребята подтянули трофейные ушкуи к остаткам пристани. Ивашко, так и ходивший по жаре в боевом прикиде, осмотрел, обнял и обругал:

— Да что ж ты не притащил никого? Они тут — набезобразничали, теперь заново делать. Вот и отработали бы свою мерзопакостность.

Уже за спиной услыхал его довольный, не скрывающий удовлетворения, голос:

— Чего вылупились-то? Воевода сходил, судил, казнил. Трое против сорока? А у нас завсегда так. Ежели чего серьёзного — может и меня в помощь позвать. Но такое редко бывает. Два ушкуя барахла с верхом приволок? А как ты хотел? У нас завсегда так. Кто к нам со злом — от того мы с добром. С евойным. Хватит болтать — солнце высоко, работать пошли.

На ушкуях Николай хлопотал как наседка над яйцами, отгоняя посторонних, пытаясь одновременно и разобрать хабар, и составить перечень, и рассовать по местам хранения, и оценить ущерб: