Юрий Мишин - Человек Страница 17

Что бы избавиться от своих спонтанных воспоминаний Сергей пытался сосредоточиться на чем-то постороннем. Не имеющим никакого отношения к Сумраку. Одним из этих способов была подводная охота. Но все его попытки были напрасными. С таким же успехом можно было пытаться заставить себя не есть, не дышать… Не дышать он кстати мог. И очень долго. Ведь сам Его Величество Сумрак жил у него внутри как в прямом, так и в переносном смысле. Может быть, это он постоянно пробуждал в памяти Сергея болезненные образы прошлого. Особенно того, что было в Запрещенном Сумраке. Ведь именно после него Муромцев стал крайне остро чувствовать свою физическую неполноценность. Особенно плохо было, когда мрачные всполохи воспоминаний, обрывки образов, звуков вдруг объединялись вместе и накрывали его как океанская волна…

Сергей все так же лежал на спине в яблоневой полутени, прикрыв глаза не только рукой, но и сложенным в несколько раз влажным полотенцем. Он как и час назад видел серый диск солнца, свет которого теперь едва пробивался сквозь импровизированную защиту. «Хорошо, что хоть через полотенце не видно воронок», — успел подумать Муромцев и неожиданно плавно погрузился в какую-то мутную серость, наполнившую окружающий мир. Погружение отозвалось мгновенной слабостью во всех частях его тела и наступило временное забытье…

Глава 3

Сергей плохо чувствовал себя в эти минуты. Сначала его тело как в болезненном бреду распадалось на множество мелких осколков, которые разлетались в разные стороны, но почему-то все никак не могли разлететься. Хороводом, кружась вокруг его пока еще целого сознания они, то удалялись, то приближались, издавая странные поющие звуки и наконец, соединялись вновь в единое целое, что бы через секунду вновь рассыпаться и пуститься в круговой полет по воображаемым орбитам его сознания. А вокруг была та самая светящаяся серым муть. Бесконечная, фосфорецирующая, пустая.

Потом начинало распадаться и сознание. Его собственное я. Муромцев уже не был самим собой, Сергеем, единственным в своем роде живым существом. Его, или их становилось много. Так много, что он не мог сосчитать самих себя и только молил бога, что бы все это скорее закончилось. Нет, боли почти не было. По крайней мере, пока. Было болезненное ощущение беспомощности и растерянности. Полного дискомфорта и дикой слабости. Кроме того, Сергей не знал который из них он. Настоящий. Все эти Муромцевы, удаляясь, с каждым разом все дальше и дальше друг от друга, теряясь в серой мгле, как губки впитывали в себя ее, распадаясь в свою очередь на еще более мелкие части. В эти минуты Сергей вообще переставал хоть как-то себя контролировать.

И еще. Именно в этот момент обычно возникал Радомир. Точнее ощущение его присутствия. Древний маг, как и кусочки Сергеева «я» был всюду и нигде. Поэтому Муромцев, находясь в едином с ним пространстве и времени, никак не мог его рассмотреть. Но послушное воображение уже потом, когда все заканчивалось, рисовало худощавого высокого старца с длинной белой бородой, как на картине художника Васильева. Но это все будет потом, а пока Муромцев был в бреду, Радомир подолгу беседовал с ним, старался учить Сергея странным вещам. Многое он вообще не понимал. Кое-что запоминалось, но было настолько удивительно, что Муромцев естественно относил все это на счет странностей своего организма и сознания. Например, однажды из всей прослушанной им в таком состоянии лекции запомнился рассказ древнего мага о двух страшных боевых заклинаниях. Назывались не менее странно. «Черный Тополь» и «Алая Пелена». Рассказ о них навсегда врезался в память Муромцева. Сергей в любое время дня и ночи мог, как по учебнику рассказать все об их свойствах, способах применения и ожидаемом эффекте. Да и не только рассказать. Вот только «Черный Тополь» был заклинанием Темных…

А потом все так же неожиданно заканчивалось. Муромцев ощущал, как сначала становится целым его сознание, а потом и тело. Оно медленно всплывало на поверхность окружавшей его серости. Возникало в реальном человеческом, таком теплом и родном мире.

Сергей осторожным движением снял с головы полотенце и не спеша приоткрыл один глаз. Потом второй. Внутри черепа была звенящая пустота, мышцы почти не слушались, будто он отлежал или отсидел себе все на свете. Небо было уже не серым, а кроваво-оранжевым. Воронки, что еще несколько минут назад надрывно пульсировали от горизонта до горизонта, исчезли, и в вышине теперь беззвучно, при полном безветрии медленно плыли вдаль какие-то полупрозрачные черные клочья. Они периодически заслоняли серое косматое светило и, тогда Сергей покрывался холодным потом. Но хуже всего вероятно выглядела река. Муромцев лежал на спине и, ему очень не хотелось смотреть на воду. Однажды он уже видел это… Сергей охотился на Керженце, когда его вот так же прихватило. Не успел моргнуть, как эта быстрая и неглубокая лесная речка свинцом застыла беспомощно, как руки, подняв к небу остроконечные, и очень высокие волны. Как на средневековых гравюрах. Местами впадины между волнами доходили до самого дна и там… Нет лучше не вспоминать что он там увидел.

Чертыхнувшись, Муромцев заставил себя сесть и, сильно зажмурился, заранее зная, что только усилием воли и можно сбросить с себя кошмарное наваждение. Да и то не всегда. Ведь даже он не всесилен. Внутри тела Сергея вспыхнула искорка огня. Вспыхнула и погасла. Потом зажглась вновь, разгораясь в холодное всепожирающее пламя. Из долгих бесед с тем, кто выдавал себя за Радомира, Муромцев знал, что это рвутся наружу излишки впитанной его телом Силы, которую оно не смогло вовремя усвоить. Теперь надо было терпеть довольно долго, пока она сама частично не рассосется в пространстве, а частично все-таки поглотится им самим. Обычно мучения были вполне терпимы и занимали не больше получаса, но сегодня что-то уж слишком сильно. Вскрикнув от очередной вспышки боли Муромцев, поднял над собой руки и, не сдержавшись, разрядил вверх излишки Силы. Он знал, что сейчас над ним ушел в небо луч света. Там, на высоте в несколько километров он расплылся во все стороны, быстро рассеиваясь, слегка напоминая грибообразное облако ядерного взрыва. «Вот так рождаются легенды о летающих тарелках и прочих чудесах», — пришло в голову Муромцеву. После разрядки все его мучения временно прекращались, и Сергей снова осторожно открыл глаза.

Прямо перед ним, в каком — нибудь метре от лица покачивалась под легким ветерком ветка старой дикой яблони, что во множестве еще растут вдоль рек и дорог Нижегородчины. Вместе с веткой качалось и единственное, уже слегка перезревшее яблоко. Пара полосатых черно-желтых ос, настырно ползали по его поверхности, явно, что-то разыскивая. День клонился к вечеру, но солнце было еще достаточно высоко и ласкало щедрым теплом успевшую загореть за лето кожу Сергея. Шелест листвы и редкие всплески играющих в зеленоватой воде Пьяны рыб всегда благотворно действовали на Муромцева. Особенно после его бредоподобных приключений в неизвестном «нигде».