Александр Казанцев - Гости из космоса (сборник) Страница 17

Маша к столу Сходова подходит, глаза в землю смотрят.

«Товарищ Сходов, – говорит. – Я теперь законная жена товарища Грачева и по семейным обстоятельствам на острове остаться не могу».

Сходов откинулся на спинку стула, руки, сжатые в кулаки, на столе лежат. Смотрит хмуро.

Тут вперед выступает Григорий Иванович Грачев.

«Василий Васильевич, вы о нас худо не думайте. Вы же знаете, я последние шесть лет безвыездно в Арктике живу. А теперь вот в первый раз в жизни полюбил… Будьте другом, отпустите мою жену со мной! Мы потом вернемся, отработаем перед государством… Что касается расходов на Машу: подъемные там, стоимость билета на самолете Москва – Архангельск – Дикий, проезд на пароходе „Георгий Седов“, опять же питание за все время пути… Так я эту сумму полностью вам возвращаю. В основном – перечислением со своей сберегательной книжки, а что не хватит там – наличными… двести шестьдесят рублей».

Грачев положил на стол Сходову деньги и телеграфное распоряжение своей сберкассе.

Маша стоит, глаз не подымает. Грачев покраснел весь от волнения. А Сходов словно окаменел.

Наконец Василий Васильевич говорит глухим отрывистым голосом: «Это что же значит? Вы что? За жену мне выкуп предлагаете?»

Лицо Грачева стало багровым, но он сдержался и говорит спокойно, раздельно: «Не выкуп, товарищ Сходов. Я государству возмещаю все понесенные расходы и прошу вас договор с женой моей аннулировать, потому что…» – и замолчал.

«Вы что же, товарищ Грачев, думаете, что только в деньгах дело? – ледяными словами так и хлещет Сходов. – Разве вы, опытный полярник, не знаете, что если ваша жена на острове не останется, то на полярной станции метеоролога не будет? Полярная станция ответственные задания выполняет, а вы ее разоружить собираетесь».

«Будьте же человеком, Василий Васильевич! – взмолился Грачев. – Ведь речь идет о счастье человеческом… Я ведь себя никогда не жалел, всего себя Арктике отдавал. Да и Машенька не пожалеет. Только дайте нам совместную жизнь начать, не разлучайте!»

Так искренне слова Грачева прозвучали, что мне его и Машу от всей души жалко стало.

«Полярная станция острова Хмурого не может остаться без метеоролога», – отрезал Василий Васильевич.

Тут Маша к столу подошла. Улыбается, и лицо у нее от этой улыбки даже красивым сделалось.

«Так мы попросим вашего старого метеоролога еще на год остаться. Ну, неужели он нам откажет?»

Столько эгоизма и наивности было в Машиных словах, что нельзя было их без улыбки слышать.

Сходов смешался, нахмурился еще больше и пробурчал: «Это его дело. Попробуйте договориться».

Грачевы тотчас же ушли. А Сходов раздраженно спрятал в стол деньги и телеграмму, которую сам же должен был передать в сберкассу, запер ящик на ключ и говорит мне: «Метеоролог Юровский перенес тяжелую болезнь. Он слаб. Врача у меня на острове нет, и метеоролог еще на год не останется».

Я вообразил себе этого метеоролога, сидящего на чемоданах, у него карманы уже набиты письмами на Большую Землю, а к нему вдруг обращаются с неожиданной просьбой люди, которым кажется, что, кроме их счастья, на всем свете ничего не существует.

«Ни за что Юровский не согласится, уж я это знаю, – повторил Сходов. – Из-за его болезни я ведь и смену ему вызвал».

Мне, капитану, часто в дела своих пассажиров вникать приходится, но тут… что я мог сделать? Наблюдаю жизнь, как она есть!

И вдруг возвращаются к нам молодожены Грачевы, сияя, как арктическое солнце в апреле.

«Согласился Юровский!» – возвещает Грачев.

«Такой милый молодой человек… такой чудесный товарищ! – говорит Маша. – Я его расцеловала. Женя его зовут».

Сходов позеленел, но ничего не возразил, а когда «счастливцы» вышли, сказал мне: «Капитан! Вы должны мне помочь. Я понимаю, что такое человеческое счастье, но я знаю также, что такое человеческая жизнь! Юровский погибнет, если останется… Это только я знаю. Сердечнее он оказался, чем я думал, но он не имеет права остаться на острове!»

Посоветовались мы со Сходовым. У меня кое-какой план появился. На том и порешили.

Вышел я от Сходова, а Маша с Грачевым ко мне: «Поздравьте нас, – говорит Маша. – Мы так счастливы, Борис Ефимович!»

Я холодно отвечаю: «Не могу поздравить вас, Мария Федоровна, потому что вы полярный дезертир».

Грачев нахмурился, исподлобья на меня смотрит. Маша побледнела.

«Вы в Арктику ехали работать, а сами устройством семейных дел занялись».

«Да разве я… – вмешался Грачев. – Столько лет… разве мне нельзя подумать о личном?..»

«Вам, Григорий Иванович, можно, вы человек заслуженный. А вот молодой женщине, которая себе еще ни разу щеки не поморозила, ей-то, может быть, и рановато!»

Грачевы что-то хотели мне объяснить, но я сказал только Маше: «Теперь вы, гражданка Грачева, не полярница, а пассажирка». Она обиделась.

Я вернулся на корабль, нашел парторга и предложил ему устроить аврал по выгрузке.

Мой помполит искренне удивился: «Чтоб все моряки и все пассажиры участвовали?» – «Все полярники», – подчеркнул я. – «Ведь станция небольшая, грузов немного… И так бы справились», – все возражал он.

Я ему объяснил свой замысел.

Начался аврал. Все мои пассажиры – зимовщики, возвращающиеся после зимовки, и те, кто направлялся к месту работы, с охотой согласились помочь морякам.

У причала закипела работа. Работали все без исключения. Мы со Сходовым тоже взялись таскать мешки и ящики.

Такая уж у нас в Арктике традиция. Даже наш корабельный кок со шкиперской бородкой – и тот сбежал из камбуза, чтобы «подкинуть» пару мешков угля.

Люди шли вереницей, у кунгаса им на спину клали тяжелые мешки, которые в другое время многих придавили бы к земле. Полярники хватали мешок за петли и спешили наверх. Там они высыпали уголь. Черная пирамида росла на глазах. А люди спускались к воде, с азартом хватали новые мешки и снова спешили наверх.

Работали весело, перекидываясь словами, посмеивались.

«А ну, валяй, валяй!» – «Бегом, бегом!» – «Ты который? Одиннадцатый мешок? А я уже двенадцатый!» – «Полярники, от моряков не отставай!» – «Сами, братишки, подтягивайтесь!»

Спускаюсь я за мешком к кунгасу и встречаю Грачева. Несет мешок. Лицо все в черной пыли. Только белки глаз сверкают. Обгоняет меня маленькая фигурка… Узнаю – Маша!

«Бросай мне на спину мешок! – кричит. – Не гляди, что я маленькая! Мешки с зерном в колхозе таскала».

Два моряка мешок схватили, раскачали, но я их остановил и к Маше обращаюсь: «Простите, гражданка Грачева, здесь у нас работают только полярники. Посторонним принимать участие в аврале не разрешается».