Евгений Филенко - Бой на Калиновом мосту Страница 17

Нога Тимофеева, занесенная для очередного шага, не нашла опоры. И народный умелец, не изменяя позы, не выпуская чемодана, не успев даже как следует испугаться, молча опрокинулся в пустоту.

Мгновение спустя он с некоторым удивлением обнаружил, что свободно висит над пропастью, слегка поворачиваясь вокруг своей оси, как елочная игрушка на ниточке. А не падает лишь потому, что его мертвой хваткой держит за шиворот железная рука верного друга Николая Фомина. И вопрос единственно в том, достанет ли Фомину сил, чтобы вытянуть его прежде, чем затрещит и расползется по швам многажды руганная за низкое качество продукция местного швейного объединения. Но сорочка, благодаря которой уцелел Тимофеев, была сшита на диво крепкими нитками. Фомин же никогда никого не подводил. И он достал Тимофеева из бездны, вместе с чемоданом.

Ощутив под ногами надежную твердь, Тимофеев неожиданно для себя и теперь уже совершенно безосновательно стал лязгать зубами. Ему чудилось, что делает он это безнравственно громко и заполняет постыдным лязгом весь мир. Он решил, что сначала уймет разыгравшиеся не на шутку эмоции, а затем благодарно пожмет спасительную руку Фомина. За какие-то часы они оба неоднократно оказались обязаны друг другу жизнью. Их суровая мужская дружба подвергалась основательной проверке на излом и выдержала ее с честью. Вряд ли в той повседневной реальности, скрытой от них за колдовскими туманами, отделенной пластами веков, им представился бы такой случай.

Все это время, пока Тимофеев сражался с нервами, Фомин лежал на животе и внимательно вглядывался в пропасть. Там, на самом дне огромного рукотворного колодца, полыхало мертвенное зарево, словно от множества синих газосветных ламп.

— Ты что-нибудь различаешь? — шепотом спросил он у подползшего Тимофеева.

— Какие-то прозрачные ящики. И в каждом кто-то лежит.

— Интересно, что там может быть? По-моему, надо спускаться.

20. Надо ли спускаться вниз

— Согласен, спускаться надо, — рассуждал вслух Тимофеев. — Но, во-первых, как мы это сделаем? А во-вторых, как оттуда выберемся?

— Будем последовательны, — сказал Фомин. — Покончим с первым вопросом, а второй пусть подождет своей очереди, высота здесь метров пятнадцать, и стены колодца имеют небольшой положительный уклон. К тому же плиты, из которых они сложены, обработаны никудышно. Любой человек нормальных физических способностей, обладая некоторыми навыками, сможет в таких условиях спуститься до самого дна.

– Загвоздка в том, — с неудовольствием заметил Тимофеев, — что я такими навыками не обладаю. Не представилось, знаешь, повода их обрести. Да и где? Стены домов, как известно, не имеют положительного уклона.

— Нашел чем гордиться, — промолвил Фомин. — Чего проще? Закрепляешься на стене гремя конечностями, а четвертой нащупываешь опору. Нащупал — ищешь другой конечностью. И не заметишь, как внизу окажешься.

— Это уж точно, — усмехнулся Тимофеев безрадостно. — Оглянуться не успею, как навернусь. И переломаю все конечности, включая шею.

— Ерунда, — отрезал Фомин. — Я буду тебя страховать. Каждый настоящий мужчина хотя бы раз в жизни должен спуститься по отвесной стене. А здесь, как я уже говорил, есть уклон.

— Стало быть, даже если на миг предположить, что я спущусь в эту прорву и не разобьюсь всмятку, — продолжал ерепениться Тимофеев. — Меня нельзя будет считать настоящим мужчиной?

— Можно, — успокоил его Фомин. — Тебе зачтется ящер. Взгляни-ка лучше, нет ли случайно в твоем чемодане хорошей прочной бечевки.

— Случайно есть, — проворчал Тимофеев, добывая оттуда моток капронового шнура. — Ну, меня он, допустим, не выдержит…

— И не надо. Как мы договорились, ты пойдешь вниз своим ходом.

Прежде чем Тимофеев успел запротестовать, Фомин набросил хитрый морской узел на ручку чемодана, прочно устроился на краю колодца и стал осторожно опускать груз на дно. В последний момент он резко дернул на себя, узел распутался, и Фомин вытравил шнур. За чемоданом последовал и ретромотив. Потрясенный Тимофеев успел лишь проводить его взглядом.

— Давай, Витек, — сказал Фомин. — А я, если что, поймаю тебя. Как тогда…

— Коля, — умоляюще произнес Тимофеев. — Я туда не хочу. Я боюсь, понимаешь ты?

— Не говори больше таких слов при мне. Все одно не поверю. Динозавра он, видите ли, не боится, а с пятого этажа спуститься ему страшно! Да и нет у нас иного пути. Ретромотив уже там, и случись что, не на чем будет удрать отсюда.

— Эх… — горько вздохнул Тимофеев.

И полез в пропасть.

Несколько раз ему казалось, что он падает, но в последний миг нога сама собой находила опору, и кошмарный спуск продолжался. Стена изобиловала всевозможными выбоинами и выступами, и через некоторое время Тимофеев с удивлением обнаружил, что почти спокоен и уже абсолютно уверен в благополучном исходе этой авантюры. Просто он слегка подзабыл за треволнениями, что в силу общей мышечной памяти умеет то же, что и бывший морской пехотинец Фомин, ловко продвигавшийся вниз где-то рядом…

— Что, Тимофеич? — спросил тот. — Делаешь, как я?

— Стараюсь… — сдавленно ответил Тимофеев.

Но было бы наивно предполагать, что все пройдет гладко и ничто не помешает им беспрепятственно проникнуть в самое сердце кощеевой хоромины.

На Тимофеева упала просторная, как одеяло, тень, над его головой зашумело, будто кому-то захотелось поаплодировать его мужеству. Тимофеев тщательно закрепился всеми конечностями и выжидательно покосился на Фомина. Тот повис над пропастью, вывернув голову, насколько позволяла шея, и напряженно всматривался в густой мрак под сводами каменного склепа.

— Вот чего нам не хватало для полного счастья, — сказал он с ненавистью.

21. Чего им не хватало для полного счастья

Хлестко трепеща крыльями, на них надвигалась мерзкая летучая тварь. Более всего она напоминала лысого пеликана с кожистым шлейфом, вероятно — для улучшения аэродинамических качеств, и круглыми, как пуговицы, красными глазами. Длинный и острый, будто дротик, клюв был раззявлен, чтобы продемонстрировать набор мелких щучьих зубов. Несмотря на шлейф, тварь летала так себе и все не отваживалась напасть, чтобы в случае промашки не погнуть свой клюв о гранитную стену. Это обстоятельство пока выручало застигнутых врасплох скалолазов-любителей, но с каждым виражом наглость крылатого охотника возрастала.

— Тарбозавр уже был, — с неудовольствием произнес Тимофеев. — Теперь птеродактиль. Интересно, что произойдет, если он ткнет меня своим носом?