Жюль Верн - Пятьсот миллионов бегумы. Найдёныш с погибшей «Цинтии» Страница 17

Тут Шварц, почувствовав усталость, захлопнул тетрадь, разделся, взял какую-то старую книжку и, улёгшись в постель, которая отличалась всеми неудобствами типичной немецкой постели, закурил трубку.

Мысли его блуждали где-то далеко. Попыхивая трубкой, он рассеянно следил за лёгкими облачками светлого ароматного дыма. Наконец он отложил книгу и долго лежал задумавшись, словно углубившись в решение какой-то трудной задачи.

— Ах, что бы там ни было, — вдруг воскликнул он, — хотя бы сам черт помогал герру Шульце, всё равно я проникну в его секрет и узнаю, что он там такое задумал против Франсевилля!

Он уснул с именем доктора Саразена на устах, но во сне с губ его срывалось другое имя, имя маленькой девочки Жанны.

Она все ещё была девочкой в его воспоминании, хотя с тех пор, как они расстались, она уже успела превратиться во взрослую девушку. Конечно, это было естественной ассоциацией идей. Мысль о докторе влекла за собой невольное воспоминание о его дочери. Во всяком случае, когда Шварц, или, вернее, Марсель Брукман, проснулся на другой день, все ещё полный мыслями о Жанне, он ничуть не удивился упорству этого воспоминания, а усмотрел в нём лишь новое подтверждение правильности превосходных психологических трактатов Стюарта Милля21.

Глава шестая

Шахта Альбрехт

Госпожа Брауэр, добрая женщина, у которой поселился Марсель Брукман, была швейцарка. Муж её, рудокоп, погиб четыре года тому назад во время одной из катастроф, которые ежеминутно угрожают жизни шахтёра. Завод выплачивал ей маленькую пенсию — тридцать долларов в год; к этому присоединялось то, что она выручала от сдачи внаём комнаты со столом, и заработок её маленького сына Карла.

Хотя Карлу было только тринадцать лет, он уже работал в шахте; на его обязанности лежало открывать после прохода вагонеток с углём одну из тех заслонок, которые служат в шахте для вентиляции и правильного циркулирования воздуха. Домик, где жила бедная вдова, находился далеко от шахты Альбрехт, и мальчику было не под силу совершать каждый день такое утомительное путешествие, поэтому он ночевал в шахте и сменял конюха, который уходил вечером домой; маленький Карл оставался на его месте и присматривал за шестью лошадьми, работавшими в шахте.

Таким образом, жизнь Карла изо дня в день круглые сутки протекала на глубине пятисот метров под землёй. Днём он дежурил у вентилятора, ночью спал на соломе возле своих лошадей. Только раз в неделю, по воскресеньям, он поднимался на землю и в течение нескольких часов мог наслаждаться благами, доступными каждому человеку: солнечным светом, синевой неба и материнской улыбкой. Легко представить себе, что этот мальчик после недельного пребывания под землёй отнюдь не походил на выхоленного ребёнка. Он напоминал скорее сказочного гнома, а не то так маленького трубочиста или негритёнка. Поэтому госпожа Бауэр обычно час с лишним хорошенько отмывала его с помощью изрядного количества мыла и горячей воды. Потом она извлекала на свет из недр большого некрашеного шкафа добротный костюмчик из толстого зелёного сукна, переделанный из отцовских обносков, и, облачив в него Карла, весь день любовалась своим сынишкой, находя его краше всех на свете.

Отчищенный от угольной пыли, Карл и в самом деле выглядел не хуже других. Волосы у него были светлые, шелковистые, а на бледном, прозрачном личике сияли кроткие голубые глаза; он был очень маленького роста для своих лет. Жизнь под землёй делала его слабым и болезненным, как хилое растение, выросшее без солнечного света, в подвале. Если бы кто-нибудь взял на себя труд исследовать его кровь при помощи аппарата доктора Саразена, у него, несомненно, обнаружили бы явный недостаток красных кровяных шариков.

Характер у Карла был спокойный, несколько флегматичный, и в его манере держать себя уже обнаруживалось то молчаливое сознание собственного достоинства, присущее всем шахтёрам, которое поддерживается чувством постоянной опасности, суровым трудом и упорством, необходимым для преодоления тяжёлых и непредвиденных препятствий. Любимым занятием мальчика было, усевшись рядом с матерью за большим столом, стоявшим посреди комнаты, накалывать на картон чудовищных насекомых, которых он находил под землёй.

Тёплая и ровная атмосфера шахт имеет свою фауну, мало исследованную натуралистами; тоже можно сказать и о подземной флоре: на влажных пластах каменного угля растут причудливые зеленоватые мхи, уродливые, безымённые грибы и стелется бесформенная плесень.

Инспектор Маульсмюле, страстный энтомолог, чрезвычайно интересовался этой подземной жизнью. Он обещал мальчику, что будет давать ему серебряную монету за каждый экземпляр нового вида. Это обещание заставляло мальчугана тщательно обыскивать все закоулки шахты и постепенно развило в нём любовь к коллекционированию. Теперь он уже с увлечением собирал насекомых для собственной коллекции.

Но он увлекался не только пауками и мокрицами. В своём уединении он завёл тесную дружбу с двумя летучими мышами и полёвкой. Он утверждал, что эти его друзья были самыми умными и самыми кроткими зверьками на свете, пожалуй, умнее даже его лошадок с длинной, блестящей, как шёлк, шерстью, о которых он с восхищением рассказывал матери.

Карл особенно любил мудрого Блер-Атоля, самого старого обывателя подземной конюшни, которого шесть лет тому назад спустили на глубину пятисот метров и с тех пор ни разу не поднимали на свет божий. Теперь он уже почти совсем ослеп, но как он хорошо знал подземный лабиринт! Как уверенно поворачивал направо или налево, когда тащил вагонетку! Не было случая, чтобы Блер-Атоль когда-нибудь ошибся. Он всегда вовремя останавливался перед заслоном как раз на таком расстоянии, чтобы можно было открыть дверцу, не задев его. И каким приветливым ржанием встречал он мальчика утром и вечером, когда тот приносил ему корм! Такое доброе, ласковое, привязчивое животное!

— Ты знаешь, мама, он по-настоящему целует меня, он трётся мордой о мою щеку каждый раз, когда я подхожу к нему! — говорил Карл. — А ещё знаешь, мама, какое это для нас счастье, что Блер-Атоль так хорошо знает часы! Если бы не он, мы бы целую неделю так и не знали — утро или вечер, день или ночь у нас в шахте.

Так он болтал, сидя за столом, а госпожа Бауэр слушала его и восхищалась. Она тоже любила Блер-Атоля, к которому так привязался её мальчик, и никогда не забывала послать ему кусок сахару. Как бы ей хотелось посмотреть на этого старожила, которого знал ещё её покойный муж! Её тянуло взглянуть на это ужасное место, где после взрыва нашли обугленный труп бедного Бауэра… Но женщин не пускали в шахты, и она должна была довольствоваться рассказами своего сына.