Василий Гигевич - Марсианское путешествие Страница 17

После этого разговора Коренев изменился еще больше: стал молчаливым, тихим. Хотя внешне все было как и до сих пор: ежедневно мы встречались в столовой, потом привычно шли к иллюминатору. Теперь мы часто и долго молчали, глядя в темноту на, казалось, близкие звезды, что горели ровным светом: одни — ярко, другие — еле заметно.

Спустя неделю после нашего посещения Миллера, когда мы расселись у иллюминатора, Коренев, печально улыбнувшись, сказал:

— Поздравьте меня.

— С чем?

— С моей женитьбой. Без меня меня женят.

— Как это?

— Очень просто. Вы же, видимо, видели нашу спецшколу для детей. Дети — наше будущее. У нас должны быть дети. А я — холостяк. Занявшись наукой, я до сих пор не нашел себе спутницу. И вот Большой Компьютер подобрал мне жену. Ее биологические и физические данные такие, что у нас должно получиться здоровое потомство. Моя холостяцкая вольница скоро кончится.

— А может, во всем этом ничего плохого и нет? — тихонько спросил я. — Кстати, вы хотя бы видели ее, свою будущую жену?

— Видел. Вчера вечером на видеоэкране Большой Компьютер показал мне ее. Она родом с африканского побережья. Черная, негритянка…

— Что же в этом плохого, Коренев? — все допрашивал я.

— Поверьте, я ничего плохого против африканской женщины не имею. Но только зачем человеку голова, если его станут сводить друг с другом, как животных?.. Может, ей хочется выйти замуж за африканца, а мне… Пусть она будет хромая, не шибко ученая, однако есть же на свете еще и любовь, та слепая любовь, когда люди ни на что не обращают внимания. Или ее у нас уже нет, не должно быть? А-а, — Коренев безразлично махнул рукой, — мало ли что я хочу… Нынче мы дети галактики и Искусственного Разума, который нас опекает. Как говорит Миллер, мудро опекает… Когда я в последнее время начинаю анализировать нашу корабельную жизнь, мне становится страшно. Может, потому наши колонисты так льнут к видеоэкранам, что не хотят, боятся задумываться над своей будущей судьбой?..

— Коренев, а может, вся беда в том, что мы — стареем, а наши дети, которые занимаются в спецшколе и которые вырастут под опекой Искусственного Разума, ничего удивительного в своей жизни не увидят? Для них — думали ли вы об этом? — Марс будет настоящей родиной, а Земля и земная жизнь — чужими… Вообще-то так оно и есть. Посмотрите: дети на нашем корабле уже не понимают родителей, наши сомнения для них удивительны. Они уже ни в чем не сомневаются.

— Искусственный Разум для них — родной отец, — Коренев был чем-то страшно возбужден.

Чтобы хоть немного развеять его плохое настроение, я попытался перевести разговор на другое:

— Говорят, на будущей неделе наши корабли начнут торможение. А там — посадка, новая марсианская жизнь. Может, и в самом деле мы стареем, а, Коренев?

— Пошло оно все к черту! — он поднялся с кресла.

Я уже не сомневался: все время Коренев думал о чем-то своем, тайном, о чем никому не говорил. Даже мне.

Что его тревожило? Что не давало покоя?

10

На нашем корабле, как и на других кораблях флотилии, началась подготовка к торможению.

В те мгновения, когда корабль должен был разворачиваться дюзами в сторону Марса, двигатели его выключались, и это сразу же приводило к состоянию невесомости. Поэтому целыми днями колонисты занимались тем, что закрепляли и привязывали предметы, чтобы они не плавали и не кувыркались.

Книги, кресла, одежда, мебель, аппаратура и приборы, вода в емкостях, земля в теплицах и оранжереях, растения — все надо было по-хозяйски и надежно упаковать, загерметизировать — подготовиться к невесомости.

Вместе с другими колонистами я тоже был настолько занят работой, что совсем забыл о возбужденном, нервном Кореневе. Когда же невольно вспоминался последний разговор у иллюминатора, то, как это обычно бывает у занятых и озабоченных людей, думал: потом, потом во всем разберемся, вот сориентируем корабль на Марс и уже тогда…

Наш корабль не спеша начал разворачиваться дюзами к Марсу. В те мгновения я находился у иллюминатора и видел, как закружилось звездное небо — одни созвездия исчезали, их место занимали новые, до сих пор невидимые. Как и другие колонисты, я почувствовал состояние невесомости, подобное тому, которое каждый из нас чувствовал в детстве во время падения… О таких мгновениях говорят: падал так, что аж дух захватывало… Где верх, а где низ — было непонятно: отталкиваясь от пола и стен корабля, я плавал в воздухе, словно в воде… Это было здорово, мне хотелось кричать от радости, я чувствовал себя птицей… Я шалил, как ребенок: брал небольшие предметы и запускал их в воздух — они летели по прямой, а затем, ударившись о стенку, возвращались ко мне. Я даже сделал недозволенное: отвернул водопроводный кран, и оттуда стала выливаться вода — большими круглыми шарами отлетала она от крана…

Двигатели корабля были снова включены, снова мы почувствовали, где верх, а где низ. Началась распаковка, отвязка, разгерметизация — работы хватало всем…

На вторые сутки после поворота корабля, когда еще не все работы были завершены, неожиданным приказом Большого Компьютера мы вынуждены были собраться в зале заседаний. Когда все колонисты расселись, на сцену вышел Миллер. Он был возбужден, необычайно бледен и, как мне показалось, даже испуган… Обычно на его лице блуждала улыбка, однако сейчас Миллеру было не до нее. Быстрыми блестящими глазами он посмотрел на нас и стал тихо говорить:

— Колонисты, сегодня я вынужден сообщить вам что-то ужасное. Это не мое решение… Сегодня мы услышим обвинение, которое вынесет Большой Компьютер одному из колонистов. Этот человек скрытно захотел погубить Искусственный Разум, а значит — он захотел погубить идею колонизации Марса. Если говорить вообще, этот колонист замахнулся на нашу вольную свободную жизнь. Этот колонист — преступник. Суть дела вам объяснит сам Большой Компьютер.

Сразу же за спиной Миллера засветился матовый видеоэкран. Все присутствующие увидели знакомую комнату корабля, в которой находились блоки управления Большого Компьютера: ими были заставлены все стены, от пола до потолка. Мы знали, что вход посторонним в эту комнату запрещен, туда могли попасть только специалисты. И вот там, в комнате, с поникшей головой стоял…

Кто бы вы думали?..

Это был Коренев. Я еле узнал его, видимо, хорошо поработали работники службы охраны Большого Компьютера: лицо Коренева было в подтеках, руки перебинтованы…

Послышался знакомый металлический голос Большого Компьютера:

— Колонисты! Я, Искусственный Разум, предупреждал вас, что всеми возможными и невозможными способами буду бороться за свое самостоятельное существование. Днем и ночью я обслуживаю вас, днем и ночью я думаю о каждом из вас, я обеспокоен вашей счастливой судьбой, как заботливый отец. Сегодня вы не можете обойтись без меня, без моей мудрой опеки, тем более что каждый из вас перед отправкой в историческое путешествие добровольно согласился подчиняться моим мудрым решениям. И все же, несмотря на мои искренние усилия, не все готовы подчиняться моим решениям и советам. Среди вас нашелся колонист, который вздумал вмешаться в мою деятельность. Колонист Коренев захотел перестроить программу работы Большого Компьютера с таким расчетом, чтобы вы возвратились на Землю, где до сих пор каждый из вас мучился: обижался на ближних, недоедал, недосыпал… Торможение корабля должно было начинаться не в том направлении. На Земле Большой Компьютер был бы не нужен, он подвергся бы демонтажу, а значит, и я, Искусственный Разум, должен был бы перейти в менее совершенные формы. Из моих лекций по философии нового мышления вам известно, что этого не может быть: однажды появившись, я должен развиваться, переходя из одной формы материи в другую, более совершенную. Поэтому сейчас я начинаю публичный суд над колонистом Кореневым.