Вячеслав Рыбаков - Доверие Страница 17

- Да что случилось-то? - вспылил Мэлор. Чжуэр ответил едва слышно:

- Тише...

В сумеречной бездне кабинета, за громадным столом сидел миниатюрный человек, и чем ближе подходил Мэлор, тем сильнее сжималось его сердце от какого-то непроизвольного, инстинктивного сострадания. У человека за столом было меловое лицо и больной взгляд. Он очевидно нуждался в помощи; Чжуэр мог бы не говорить ни слова - Мэлор чувствовал, будто в руках у него оказалась хрупкая до прозрачности драгоценная ваза, которую малейшее неверное движение, даже громкий звук могли истребить.

Талантливый мальчик был растерян и напуган и, кажется, возмущен немного. Его оторвали от его девочки и его установки, принесшей ему успех там, где многие мэтры сломались, и позвали к трясущемуся мертвецу невесть зачем; а действительно - зачем? Ринальдо теперь никак не мог ответить себе на этот вопрос и, глядя на приближающегося Мэлора, все пытался - до дрожи в пальцах - заставить себя вспомнить или заново сообразить, для чего он хотел видеть того, кто невольно убил более двухсот тысяч людей за три дня. Не вспоминалось. Мысль снова, как во времена споров с Чанаргваном, бессильно хлопала о какую-то твердь, и не было возможности сформулировать логическое обоснование для этой встречи. Просто оставлять мальчика в неведении - неэтично. А последствия? Мэлор подходил, Ринальдо видел, что с каждым шагом он идет все осторожнее, все бережнее, почти на цыпочках, заботливый мальчик, славный мальчик, - и руки Ринальдо, упрятанные на подлокотники кресла, дрожали все сильнее от панического желания вызвать Чжуэра и крикнуть ему: "Уведите! Встреча нецелесообразна!"

- Здравствуйте, Мэлор Юрьевич. Присаживайтесь.

- Здравствуйте...

- Эксперты Комиссии ознакомились с привезенной вами документацией. Правильно ли я их понял, что создание установки для надпространственной связи - это дело недель, если не дней?

Мэлор пригладил волосы. Оправил свитер.

- Скорее все же недель. Удалось пока поймать лишь общий принцип, он нуждается в экспериментальном подтверждении. Скажите - во время стартов...

- Верно ли я понял экспертов, что фон обломков нейтрино, возникающий при работе ваших генераторов, рассасывается в пространстве почти мгновенно после выключения?

- Да. Правильно.

- На ночь ваша установка выключалась?

- Конечно.

Как просто, подумал Ринальдо с тоской. Если бы мы назначили старты на после девяти вечера, ничего бы не случилось. Вообще ничего. Пути бы не пересеклись. Но час стартов казался не играющим никакой роли, и когда кто-то сказал: шестнадцать - теперь даже не вспомнить кто, хотя по записям дебатов имя можно восстановить без труда, - ни одного контрпредложения не последовало. Шестнадцать так шестнадцать...

- Что с кораблями? - глухо спросил Мэлор.

А теперь он сидел на расстоянии полутора метров, один из неисчислимых и неведомых - нет, не винтиков, а живых полноценных людей, увлеченно и успешно делающих дело, которое мы же сами им поручили, способных и к любви, и к пониманию, и к самопожертвованию; один из тех, кто, будучи ничем не хуже и не лучше Чанаргвана, оказался обманут его стальной, но трусливой гордостью, секундным малодушием его триумфальной речи просто потому, что это по-человечески вполне простительное малодушие было немедленно пропущено через социальные и технические механизмы усиления. Чем-то этот мальчик напоминал Дахра. Капля расплавленного золота - вот чем. Мало сказать, что он имел право знать. Ринальдо с его обостренной способностью к сопереживанию физически ощущал, как в панорамной, объемной, яркой картине мира, окружавшей сознание сидящего напротив него человека, зияет бесцветное пятно искажения, зловещий пролом от сброшенной извне глыбы полунамеренного обмана, - и через этот незамечаемый пролом стремительно и больно испаряются в никуда, на потребу уже сбежавшему обманщику, и способность любить, и способность жертвовать собой, и способность познавать; как полноценный человек превращается в слепой, нуждающийся в непрерывном программировании механизм, которому кто угодно, с какой угодно целью может сказать: иди вправо, дорога там ровнее. Видеть такое унижение было невыносимо.

- Аннигилировали все три, - сказал Ринальдо.

Кровь сошла с лица Мэлора. А потом задрожали пальцы сложенных на коленях рук. Как у Ринальдо.

- Насмерть? - беспомощно спросил он.

- Конечно, - Ринальдо помолчал. - Мужайтесь, Мэлор Юрьевич. Бывают эксперименты и похуже.

- Мы не виноваты... - пробормотал Мэлор. В углах его глаз заискрились слезы. Потом он вдруг подобрался. - Я один виноват. Это была моя серия... моя установка. Больше никто из персонала института к этому не причастен!

- Прекратите, - Ринальдо откинулся на спинку кресла и рассеянно поправил укрывавший ноги плед. - Вас никто не обвиняет.

Мэлор вдруг выпрямился в кресле.

- А почему... не сообщили сразу?

Ринальдо кивнул. Он решил идти до конца. Сказавший "а" должен говорить "б", иначе бессмысленно и жестоко начинать. Жестоко, бесчестно и по отношению к себе, к собственным усилиям пробиться в правду, и по отношению к тому, кто рядом, к его боли от столкновения с каждой крупицей истины, оправдываемой лишь возвращением к полной информированности, а значит, к полной дееспособности. Хватило бы только сил доползти до "я".

- Видимо, это была ошибка. Мы решили, что первый взрыв - случайность, - Ринальдо не задумываясь опять сказал "мы" и вдруг сообразил, что поступает так же, как этот Мэлор минуту назад; и чувство единства с ним поднялось до головокружительной высоты восторга. - Мы же не хотели терять ни дня, а сообщение о катастрофе надолго прервало бы старты. К сожалению, иногда приходится кривить душой по мелочам, чтобы тебе продолжали верить в главном... вы разве не знаете?

- Мелочам?

- По сравнению с главным - это мелочи, - Ринальдо вплотную подошел к "б" и ощущал упругое, нарастающее с приближением сопротивление очередной преграды; он ходил вокруг да около, накапливая силы, и уже отлично понимал, что после прорыва становится легче лишь на секунды, а потом все повторяется как сначала. Он почти сознательно провоцировал дальнейшие вопросы, каждый из которых раз за разом припирал бы его к стенке и заставлял рассказывать дальше - так было легче.

- А что же главное? - осторожно спросил Мэлор.

Мальчик шел напролом, спрашивал не боясь - и Ринальдо был благодарен ему за это. Он сгруппировался, словно перед прыжком, - и опять не смог.

- Переселение, - невнятно сказал он.

- Колонизация Терры?

- Да, колонизация Терры.

- Но что в ней такое? Почему вы вдруг заспешили? Мы уж и то недоумевали с ребятами - даже завершения работ по связи не дождались руководители...