Дмитрий Биленкин - Конец закона Страница 17

Он с силой тряхнул головой. Надо действовать! Полынов перевел аппарат в режим, при котором он отфильтровывал спенсы, и стал смотреть фильм. Теперь ленты шли с нормальной скоростью, и просмотр только двух фильмов занял более трех часов.

Ничего необыкновенного в фильмах не оказалось. Самые обычные, рассчитанные на бездумное времяпрепровождение боевики.

Полынов устало потянулся в кресле. С фильмами все ясно. Они собирают миллионные аудитории и, значит, более всего пригодны для роли ракетоносителя, которая выводит в сознание миллионов спенс-программу внушения. Увы, еще не разгаданную программу.

В дверь тихонько постучали.

- Войдите! - крикнул Полынов.

Вошел Бизи. Его взгляд был красноречивей слов.

- Пока нет ничего конкретного, - угрюмо сказал Полынов. - Какие новости у вас?

- Все тихо, даже бабуины присмирели. Расследование обстоятельств гибели Лесса подтвердило, что это не слепая месть. Преступники пока не обнаружены. Мальчик с факелом, кстати, уцелел. Он ранен, обожжен, но вне опасности.

- Спасибо, Бизи.

- Еще одна деталь.

- Какая?

- Отобранные вами фильмы отличаются от других тем, что они поступили в продажу и были разрекламированы почти в одно и то же время.

- Прекрасно, все сходится. Кто их двинул на рынок?

- Выясняем.

- Понятно. Хотите совет?

- Охотно его приму.

- Если правительство немедленно обратится к народу, скажет, что происходит и почему, то крайние, разрушительные последствия диверсии будут предотвращены.

Бизи коротко хмыкнул.

- Простите меня, но это несерьезный разговор.

- Так я и думал, - грустно сказал Полынов.

- Нет, вы просто не понимаете! Возбуждение общественного мнения без достаточных на то оснований, престиж правительства, международный скандал...

- Но это пока единственное надежное средство борьбы.

- Невозможно, невозможно!

Конечно, невозможно, подумал Полынов. И даже если было бы возможно, то успех определялся бы тем, верит ли народ правительству или, зная, что ему давно и изощренно лгут, махнул на все рукой. Что посеял, то и пожнешь.

- Мы очень надеемся на вас, - сказал Бизи. - Что у вас запланировано?

- Несколько часов сна.

- Но... Впрочем, понимаю. Да, да, конечно! Вы намерены вернуться в отель?

- Допустим.

- Не стоило бы. - Бизи покачал головой.

- Почему?

- Я где-то читал, что ученые, когда они увлечены, спят на лабораторных столах. Мы все вам приготовили, и постель, уверяю вас, там мягче, чем лабораторный стол. Туда, если хотите, мы перенесем все ваши аппараты.

- А если без шуток?

- В отеле трудней наладить охрану.

- Неужели вы думаете...

- Убрали же Лесса. Противник, без сомнения, знает, где вы. И конечно, понимает, чем вы заняты.

- Значит, если я пойду в отель...

- Это глупо.

- И все же...

- Нет, нет, ни в коем случае!

- Иначе говоря, я арестован?

- Господь с вами! Но разве мужество и опрометчивость одно и то же?

- Вы уверены, что здесь безопасней?

- Здесь вы в полной безопасности.

- Я бы этого не сказал.

- Что вы имеете в виду?

- Только то, что ваши сотрудники такие же, как все, люди. Что, скорей всего, и они подверглись воздействию.

- Чепуха! Я отобрал самых надежных. Тех, кому я доверяю, как самому себе.

- Вот как! Интересно, какая у вас гарантия, что и вам не внушена некая программа?

Глаза Бизи медленно расширились. Внезапно он успокоился.

- Нет, - сказал он твердо. - Если вы правильно определили метод воздействия, то нет. Я уже забыл, когда последний раз смотрел стерео. Просто некогда было. Но хорошо, что вы меня предупредили. Я отберу тех, кто...

- В общем, это не имеет большого значения, - устало сказал Полынов. Приказ разделаться со мной не мог быть вложен в программу. И не беспокойтесь, я остаюсь здесь. Просто потому, что жаль тратить время на переезды.

- Слава богу! А то вы меня перепугали. Но... Вы полагаете, что в "час X" мои же собственные сотрудники способны...

- Конечно! Я вам об этом уже целый час толкую.

Заснул Полынов не сразу. Он размышлял, казалось бы, совсем о постороннем. Не о том, что было сегодня и может случиться завтра. Словно издалека он всматривался в неукротимое движение жизни, чья предыстория клубилась в тумане миллиардолетий. Он видел тот изначальный сгусток примитивной, в бешеном взрыве ширящейся плазмы, из которого постепенно возникало все: неисчислимое разнообразие галактик, звезд, планет, минералов этих планет. Самой жизни, которая на новых витках всемирной спирали медленно развернулась в цепи биологических молекул, сплелась в нити, жгуты и сростки. Так же постепенно она обрела форму одноклеточных, а затем, все ускоряясь, форму многоклеточных, чем далее, тем более сложных существ. И наконец, вспыхнула разумом! Тут снова сработала пружина скачка - так молниеносно, что от сохи к реактору планетолета человека метнуло прежде, чем он успел опомниться.

Но и это лишь начало новой, неведомой спирали. Самое начало, ибо неграмотных в мире и сейчас куда больше, чем мыслителей. Ибо большая часть человечества только освобождается от тысячелетий рабства, невежества, религиозного обожествления денежных и прочих идолов. Все, что сделано и достигнуто, лишь первый проблеск подлинного ума человечества, который едва проснулся, едва осознает себя, свои возможности и цели. Уже не свинцовый сон, но и не вполне явь; не свобода, хотя уже и не рабство; рассвет, когда ночь еще не ушла, а день еще не настал. А сколько уже сделано! И как мало сделано по сравнению с тем, что надо сделать.

Конец старого закона и начало нового. Правнук, внук, а то и сын раба садится за пульт завода-автомата. Вчерашний крестьянин озирает уже не сельский двор, а просторы Солнечной системы. Космонавт на Марсе шепчет благодарственную молитву, автор которой был убежден, что Земля покоится на трех китах. А советские коллеги этого благочестивого космопроходца, любуясь неземным величием Нике Олимпика, обсуждают тем временем чисто практические проблемы воспитания коммунистического сознания.

Ах, если бы только в этом была вся сложность и противоречивость!

Вверх, вверх подталкивает себя разум, вперед и выше. Всеобщая талантливость стала уже не мечтой, даже не целью, а жизненной потребностью, как некогда потребностью стала всеобщая грамотность. А эта необходимость тянет за собой требование духовной свободы, атмосферы благородства человеческих отношений, ибо любая другая обстановка для талантливого человека удушлива. Звание "гомо сапиенс" человек присвоил себе, быть может, загодя, но прозорливо. Так можно ли сломать тенденцию?

Можно, ответил себе Полынов. В том и беда, что можно. Даже если бы человечество было щепкой в потоке, то и в потоке бывают заводи, куда сносит щепку и где она остается навсегда. Но человечество не щепка в русле эволюции. Это животные - щепки, а мы, люди, - нет. Мы создали для плавания корабль с могучими машинами и пусть еще несовершенными средствами навигации. Мы можем плыть куда хотим, хоть вдоль, хоть поперек течения. Но у руля схватились и те, кто, зорко видя будущее, хотят взять курс к счастью всех и каждого, и те, кого волнует благополучие одних лишь пассажиров первого класса. А фарватер так узок, что неточный поворот руля может швырнуть корабль на скалы. Этого, положим, никто не хочет, но непоправимое может произойти и случайно. А еще есть очень соблазнительные заводи... Зачем мне, хозяину, расставаться с предприятием, мне, чиновнику, с креслом, мне, пастырю, с кафедрой? Ради какой цели, ради какой выгоды?