Борис Долинго - Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы Страница 17

Но как встретиться с ним. Его, проходимца с улицы, не пустят в святая святых. Идея пришла быстро.

Чинаров подошел к воротам и постучал. Открылось окошко:

— Чего надо?

— Здесь должен учиться мой брат, — робко сказал Леонид.

— Как зовут?

— Да Винчи.

— Нет таких! — окошко захлопнулось.

«Как — нет таких?!» — хотел вскричать Леонид. Ошибки быть не могло, Леонардо уже шесть лет как должен учиться здесь. Даже если он уже выучился, то привратник обязан знать гения.

Он уже собрался вновь постучать в ворота, как вдруг ему в голову пришла мысль, от которой по спине пробежал холодок. Путешествия во времени, как много они в себе таят, как мало мы о них знаем!

Леонид сел на корточки, взял валяющийся прутик и медленно написал в придорожной пыли русские буквы: Леонардо да Винчи. Потом ниже: Леонид Чинаров. Потом зачеркнул «да». Да, так и есть — анаграмма. Только любимое «да» Шейна не вписывается.

Страшная догадка потрясла его. Ватной рукой Леонид опять постучал в ворота.

— Что тебе надо? — опять спросил привратник. — Сказано — нет таких, значит, нет.

— Подождите! — закричал Чинаров. — Он мог поехать в Венецию или в Перуджу, я не знаю! Но меня вы можете взять в ученики?

— Сколько тебе лет? Великоват ты для ученика!

— Двадцать…

Привратник не дал договорить Леониду «четыре»:

— Сам вижу, что двадцать. Ладно, я доложу мастеру. Как зовут-то?

— Леони… Леонардо.

— Жди.

Через час Чинаров уже общался с самим Верроккьо. Мастер устроил ему небольшой экзамен, результаты которого превзошли самые смелые ожидания.

— Чему же я буду учить тебя? Мне самому надо у тебя учиться! — воскликнул он.

— Я готов работать у вас, помогать вам во всем.

— А что я могу дать тебе взамен?

— Ночлег, еду.

— Немного ты требуешь. — Верроккьо задумался. — Что ж, поможешь мне завершить мою картину «Крещение Господа», я не успеваю сделать ее в срок. А потом я помогу тебе открыть свою мастерскую. Будешь творить сам.

На том и порешили. Леониду выделили небольшую келью. Вечером перед сном он перебирал свои вещи и обнаружил золотой флорин. Тут внезапная мысль пронзила его подобно удару молнии. После этого всю ночь он не спал, а перед глазами стояла прощальная улыбка жены.

Нобелевскую премию по физике единогласно присудили российским ученым Александру Шейну и Елизавете Чинаровой. Значимость этого прорыва трудно было оценить: была доказана возможность путешествий во времени, доселе считавшихся нереальными. А трагическая судьба первопроходца, мужа Елизаветы Чинаровой, не могла оставить никого равнодушным. В расчеты вкралась ошибка, и где теперь находится бесстрашный испытатель, было непонятно. В любом случае сейчас в живых его не было, он был признан погибшим. Эксперимент, оказавшийся трагическим для Чинарова, повторила его жена. Елизавета настояла на том, что именно она будет добровольцем, она просто не могла себе позволить еще раз рисковать чужой жизнью. Однако на сей раз все прошло успешно. Елизавету выбросило на пустынное шоссе в Неваде, откуда она легко добралась до ближайшего города, села на самолет, вернулась в Россию и в назначенный час появилась в лаборатории.

Через год Елизавета стала Шейной. Утром, после первой брачной ночи, молодая жена спросила своего нового мужа:

— Саша, что тебя гложет? Ты сам не свой уже больше года. Последний раз я тебя видела нормальным во время нашей поездки в Париж.

— Да, незабываемое было время, — кивнул Шейн. — Первая наша ночь. Ты ведь изменила ему, когда он был еще здесь.

— Саша, давай не будем.

— Давай, — вздохнул Александр. — Смелый ведь был человек… Интересно, куда его выкинуло? И откуда взялась эта ошибка в расчетах? Все ведь было тысячу раз проверено.

— Знаешь, есть поговорка: все, что ни делается, все к лучшему. Так бы пришлось разводиться, нервотрепка. Да и у меня совесть была бы не чиста, он своими художествами не смог бы и на кусок хлеба себе заработать.

— А сейчас у тебя совесть чиста, да?

— Сейчас да.

— Ты так говоришь, как будто знаешь, куда его выкинуло.

Елизавета помолчала.

— Знаю, — после некоторой паузы ответила она. — Его забросило в конец пятнадцатого столетия, в Италию.

— Но как? — чуть не задохнулся Шейн. — Откуда ты это знаешь?

— Не было никакой ошибки. Я немного увеличила знаменатель в формуле, рассчитала все до мельчайших подробностей. Леонид попал в Италию. Ему там будет… было лучше.

— Ты как будто знаешь, что с ним там случилось! Может быть, его там сразу убили? Ты ведь точно не знаешь, да?

— Если бы его убили, то кто бы написал это? — Елизавета показала на репродукцию «Джоконды», купленную по случаю в книжном магазине.

— Как кто? — не понял Шейн. — Наверное, все-таки Леонардо.

Елизавета молча подошла к картине, разгладила длинные волосы и улыбнулась той же самой улыбкой, которой осветила первому мужу путь в прошлое.

Александр схватился за сердце.

— Не может быть, — прохрипел он.

— Может, — покачала головой Елизавета, — когда я в Лувре увидела эту картину, я сразу все поняла. Ты не видел, как он рисует по памяти. Он нарисовал портрет своего отца, тот получился как живой. Я поняла, что Леонид — это и есть Леонардо. И его надо отправить назад в прошлое, иначе история пойдет по другому пути, ведь роль Леонардо в эпохе Возрождения очень велика. Да и здесь он не мог заработать себе кусок хлеба, а там стал величайшим гением. Кстати, ему там и знания физики пригодились.

Шейн ничего не ответил, он не мог оторвать взгляд от загадочной улыбки Моны Лизы.

Зеленогорск, Красноярский край, Россия

Анна Денисенко

Мы из прошлого

15 июля 1996 года

Призрачный прямоугольник лунного света переполз комнату и теперь неторопливо взбирался на угол кровати.

Алина со вздохом перевернулась на другой бок. Все, теперь точно не уснуть! Измятая подушка не желала становиться удобнее, как ни старалась Алина придать ей хоть какую-то форму.

Мысли стояли в голове, как воздух в душной комнате. Такой жары Алина не помнила еще с ранних школьных времен.

В ногах почувствовалось легкое дуновение ветерка. В последней попытке поспать этой ночью Алина взяла подушку и перевернулась ногами к изголовью. Не помогло — подлый ветерок перемещался как заколдованный и никак не желал дуть у лица.

Полная луна светила прямо в глаза, и под равнодушным взглядом этого холодного белого прожектора Алине стало окончательно не по себе.