Виталий Забирко - Жил-был кудесник Страница 17

И всё же, как вежливый хозяин, расспрашивать у порога о Центре по делам беженцев я Татьяну не стал.

- Наверное, проголодались? - спросил я, и тут же почувствовал, что сам-то уж точно голоден. Непривычно обильная пища сегодня в обед вызвала во мне "нездоровый" по нынешним временам аппетит. - Сейчас я картошки начищу.

- Не стоит, - удержала меня Татьяна. - Нас накормили бесплатным обедом.

- Чаю-то хоть на ночь выпьете? - предложил я и чуть было не добавил: "Меня ведь бесплатным обедом никто не кормил..." - но вовремя прикусил язык.

Но Татьяна всё поняла.

- Чаю - обязательно. И причём - настоящего. Нам дали недельный сухой паёк.

Это сообщение меня окончательно добило. Вот те на! Что ж это у нас за благотворительная организация объявилась, когда вся гуманитарная помощь Запада исчезает в госструктурах как в прорве, а те, кому помощь предназначена, видят её остатки в виде наклеек и пустых жестянок разве что в мусорных баках.

Заинтригованный, я последовал за Татьяной на кухню и помог разгружать сумки. Давно я не видел такого изобилия! И что странно - ничего из импортных продуктов, заполонивших сейчас прилавки магазинов, здесь не было. Только отечественные продукты, причём почему-то в упаковке доперестроечных времён, что вызвало у меня лёгкое недоумение. Откуда, например, взялась фольга на пачках вологодского масла, если единственный завод по её производству находился теперь в далёком, даже не сопредельном государстве Армении, и, кроме того, уже шесть лет не работал? Или как умудрились в Грузии во время гражданской войны не просто собрать чай, а его элитный сорт - "Букет Абхазии"? Причём, если в первом случае можно было предположить, что какой-то рачительный хозяин молокозавода ещё при социализме запасся фольгой впрок на всю оставшуюся жизнь, то запах чая полностью отвергал его "социалистическое" происхождение, несмотря на упаковку, где, естественно, даты выпуска не стояло, зато красовался советский ГОСТ от 1972 года. Вообще состав сухого пайка ввёл меня в молчаливый ступор - создавалось впечатление, что выдали его в спецраспределителе застойных времён и явно по ошибке. Многих консервов я просто не знал, хотя кое-что доводилось пробовать. Например, мне было известно, что в высоких синих банках с прозаической надписью "Завтрак туриста" находится вовсе не смесь перловой каши с непотрошёной килькой (как в плоских, для обыкновенных граждан), а обезжиренная тушёная говядина. Понятно, узнал я и баночки с чёрной и красной икрой, баночки с крабами, пакетики растворимого кофе в аэрофлотовской золотистой упаковке на одну порцию. Но вот "цедевиты" в таких же пакетиках, а также двух брикетов вяленого до черноты мяса (именно мяса, а не колбасы!) мне не то что пробовать, но и видеть не приходилось.

Заставив этими баночками, пакетиками, свёртками весь стол, Татьяна наконец извлекла со дна сумки купленные ранее небольшой качан капусты, свёклу, несколько морковок, пару луковиц и чекушку постного масла. Это последнее смотрелось рядом с деликатесами совковской эпохи как я рядом с Сашкой Устиновым. Весьма жалкое зрелище.

- Да... - только и пробормотал я. - Где уж нам уж...

- Борщ сегодня варить не будем, - опять поняла меня Татьяна. Поздно. Поужинаем, чем бог послал, - улыбнулась она.

Как ни странно, но Елена ужинать отказалась - словно их кормили в Центре ещё более шикарно. А может, просто устала - что мне, постившемуся вот уж который месяц, было абсолютно непонятно. Как там по народной мудрости: сытый голодного не понимает? Правда в моём случае всё было наоборот, но не зря же одно из правил арифметики гласит, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется.

Пока я заваривал чай, Татьяна приготовила бутерброды. Словно почувствовав, что Елена ужинать с нами не будет, из-за холодильника выбралась Шипуша. Учуяв соблазнительные запахи, она повела себя до неприличия нагло и беспардонно. Каким-то своим, не знаю уж каким именно, чувством она уловила, что к ломящемуся от яств столу я не имею никакого отношения, поэтому, не обращая на меня внимания, напрямую обратилась к Татьяне. Став на задние лапы во весь свой громадный рост, она передними уцепилась за край стола и, урча на всю кухню, стала требовательно, взмуркивая, смотреть в глаза Татьяны. При этом когти одной лапы намертво вцепились в столешницу, а вторая лапа, словно непроизвольно, пыталась смести на пол хоть что-нибудь.

- Стыдно, Шипуша, - с укоризной сказал я, но кошка моё замечание проигнорировала.

Татьяна положила на блюдечко несколько ложек густой сметаны, вскрыла банку "Завтрак туриста" и, безмерно удивившись её содержимому, половину вывалила на кошачью тарелку. И вот тут уж Шипуша повела себя совсем, если так можно сказать, нецензурно. Никогда мне не приходилось видеть кошек, жрущих (именно так!), как собаки: жадно, захлёбываясь, громко чавкая и давясь.

Глядя на Шипушу, я старался есть чинно и одновременно слушать рассказ Татьяны, но, честно, и то и другое получалось плохо. В этот раз я не осоловел, как днём после обеда, а опьянел. Не знаю, что здесь сказалось то ли деликатесы, то ли высококачественный чай, которого я (включая и самый низкосортный) не пил уже более года. Опьянел, словно русский солдат три столетия тому назад, когда в армии вместо водки стали выдавать чай. Тогда солдаты, чьи организмы генетически не знали тонина, хмелели от "горячего вина" на глазах.

Татьяна шёпотом, боясь потревожить дочку, но приподнято, с воодушевлением, рассказала мне о сегодняшнем посещении Центра по делам беженцев. Гастроном по моей подсказке они нашли быстро, но, естественно, ничего из овощей приобрести не смогли. Купили всё на стихийном рынке перед гастрономом, включая и постное масло. И тут на столбе увидели объявление Центра по делам беженцев с подробным указанием как к нему добраться. Они решили не откладывать дела в долгий ящик и сразу же направились туда. Добрались до Центра быстро, да и очереди там, на удивление, не было. А задержались из-за того, что пришлось проходить какие-то сложные медицинские тесты (я как-то слабо удивился - а это-то зачем?, - но вслух не спросил). Именно на основании этих тестов им выдали сухой паёк и пластиковые карточки на трудоустройство. Причём Татьяне почему-то карточку высшего класса, а Елене - третьего. И завтра им с утра нужно было снова идти в Центр, чтобы устраиваться на работу.

Татьяна достала из кармашка карточку и дала мне. Я тупо уставился на красный пластиковый квадрат с золочёными буквами: высший класс, фамилия, имя, отчество, возраст - а далее какая-то тарабарщина из непонятных символов, представляющих собой нечто среднее между греческими буквами и китайскими иероглифами.

Видимо заметив моё состояние, Татьяна быстро убрала со стола и, пожелав спокойной ночи, ушла в комнату.