Альфред Бестер - Миры Альфреда Бестера. Том 3 Страница 17

— Он сказал, что сообщений не делалось, потому что они были неправдоподобно outre.

— Должна быть небывалая чертовщина, — покачал головой Шима, — чтобы в нынешней жизни Гили это сочли outre.

— Он дал мне понять, что это было хуже, чем случившееся здесь.

— И ты не представляешь, что же здесь случилось?

— Ни малейшей зацепки.

— Ты надежно заперла дверь после моего ухода?

— Да.

— Так как же, помилуй Бог, он попал внутрь? Иисус-Мария и святой Иосиф! Непостижимо! Ты ничего не видела?

— Ничего.

— Значит, ты не могла видеть его глазами. Значит, он слеп. Невероятно!

— Он или она… — Гретхен осеклась. — Слепой? Не знаю, но чувствую я что-то другое.

— Чувствуешь… Ты ничего не почувствовала, когда ждала Убийственников?

— Ничего. Я… постой, на мгновение потянуло холодом, но я была почти раздета, да и все мы привыкли к ознобу и сквознякам. «Как Ему пчела предстанет, коли Божий Хлад нагрянет?»

— Холод, говоришь. Прошел сквозь запертую дверь, и потянуло холодом. Ты что-нибудь слышала?

— Ни шороха.

— Другие ощущения были?

— Нет. Хотя погоди. Помнится, повеяло странным запахом.

— Вот это по моей части. Какого рода запах? Сладкий, резкий, тяжелый, приятный, скверный?

— Чужой и тошнотворный.

— Проникновение. Холод. Молчание. Тошнотворный запах. А потом потребил плоть и кровь мертвых громил?

— Все подчистую. Кости были обглоданы добела.

— И ушел сквозь надежно запертую дверь, оставив ее запертой. Не мог, но ушел. Точка. Ну, как наши дела? Я доложу, куда добралась моя половина психимика… Никуда! Вот вам и могучая сила фактов. Какие ты оскорбления имела в виду?

— Как тебя кидает, Блэз, — смех Гретхен показал, что напряжение ее отпустило. — Нигра и япошка.

— Ясно.

— Тебе не смешно?

— А должно быть? Я не знаю, что такое нигра. Япошка — это вроде меня, да? А ты — нигра?

— Ага.

— Что такое нигра?

— Чернокожая.

— Почему это должно быть смешно?

— Потому что было совсем не смешно.

— Когда?

— Лет двести тому назад.

— С возрастом шутка лучше не стала. Хорошо. Госпожа Нигра, твоя очередь.

— Милый япошка, ты не сможешь систематизировать эти факты, их нужно прочувствовать.

— Я привык начинать с эмпирического уравнения.

— Иногда это упрощает дело, но в нашем случае где будет знак равенства? Нет, здесь надо ощущать.

— Не знаю, что и почувствовать.

— Но ты чувствуешь что-то?

— Бог мой, конечно!

— Только не знаешь, что именно.

— Не знаю.

— Благодарю вас, сударь. К этому я и веду. Недоумение Шимы было таким явным, что Гретхен пояснила:

— Твое нутро откликается на происходящее? Он кивнул.

— Я хочу сказать, что может произойти что-то неизведанное, неожиданное, внезапное, но внутри себя ты способен это принять, прийти к новому знакомыми путями, потому что ты чувствуешь, что можешь осознать любую неожиданность.

— Помилуй, Гретх, на таких высотах у меня в ушах звенит. Но я, кажется, понял. Ты говоришь, что мы реагируем на происходящее, только если чувствуем, что оно вписывается в картину жизни, как мы ее понимаем или в состоянии понять.

— Да, в этом вся суть дела.

— Продвигайся с осторожностью.

— Что мы получаем, если мы не знакомы с нашими реакциями и не понимаем их?

Шима разглядывал ее лицо, словно это был какой-то новый осадок, неожиданно выпавший на дно колбы.

— Тогда, — с расстановкой заговорил он, — Данное. Событие. Является. Непознаваемым. — Внезапно его осенило. — Бог мой, ты это сделала, Гретхен! Ура псиметрике! Мы не имеем дела ни с животным, ни с растением, ни с минералом… ни с чем известным, ни с чем постижимым… Мы столкнулись с чем-то совершенно чуждым; не поддающимся описанию никакими параметрами.

— Да. К этому я и шла.

— И с блеском достигла цели.

— Спасибо. Можно перерыв для вопроса?

— Давай.

— Чуждое из глубокого космоса?

— Ерунда! Нет ничего жизнеспособного во всей Галактике, что могло бы прибыть в гости в Солнечную систему. Все наши зонды это подтвердили. Нет, мы имеем дело с местной, жизнеспособной, доморощенной разновидностью чего-то полностью чуждого… Вроде Голема.

— Как у рабби Льва[12]?

— Нет. Это была просто еврейская версия классического сюжета об искусственно сотворенном слуге.

— Тогда о чем ты?

— Я возвращаюсь к исходной легенде о Големе. Согласно талмудической традиции изначальным Големом был Адам во втором часу творения, когда он уже жил, но представлял собой бесформенную массу, лишенную души.

— Бесформенный и лишенный души. Н-да, — Гретхен поразмыслила и кивнула. — Поэтому мы не можем постичь, что такое этот Голем, чего он хочет, почему он чего-то хочет.

— Мы даже не знаем, как он хочет и достигает желаемого. Этим объясняется непостижимый вход, выход и все, что произошло в промежутке. Господи, да мы не знаем, хочет ли он чего-то.

— Чего-то он хочет, Блэз. Как насчет людоедства и всего другого — на что намекал Индъдни?

— Думаешь, это все на счету нашего Голема?

— Так думает мое нутро. Кишками чувствую.

— Тогда возражения снимаются. — Шима ощущал небывалый подъем. — Потрясающе, Гретхен! Что-то небывалое! Мы не знаем, есть ли у него чувства и желания, доступные нашему описанию. Его органы чувств могут функционировать на ангстремных волнах — выше или ниже границ нашего спектра восприятия.

— Покупаю, но, Блэз, независимо от того, живой ли он или псевдоживой, у него должны быть потребности. Это — синоним слова «жизнь».

— Как ты думаешь, Гретхен, он живет в нашем смысле слова?

— Скажите мне, доктор, что есть жизнь, и я отвечу на ваш вопрос.

— Я и сам бы не прочь узнать. Хоть бы кто-то дал определение жизни. Какой это потрясающий вызов разуму! Я… — Внезапно Шима содрогнулся и поник. — Я почти забыл о нашем реальном положении. По правде сказать, Гретх, где-то глубоко внутри я очень напуган, очень, словно меня мучает кошмар, а я не в состоянии проснуться… Этот паршивый Голем…

— Легче-легче, парень. Я чувствую то же самое: интеллекту брошен увлекательный вызов, но эмоционально это кошмар.

— Ну и как нам проснуться? Твоими же словами: некуда поставить знак равенства, потому что не к чему что-либо приравнять — сплошные неизвестные.

— Кроме случаев зверства, — напомнила Гретхен.

— И кроме опасности. Этот чужак, этот Голем, «оно», может быть где угодно и делать Бог знает что и — меня это просто убивает — в любой момент способен пройти через эту наглухо запертую дверь… хоть сейчас.