Юрий Самусь - Полынный мед (главы из романа) Страница 17

Народ радостно наблюдал за перепалкой, надеясь, что дойдет и до рукопашной, но, увы, драчки так и не случилось.

— Ха! Посмотрите на него, — рассмеялась старушенция. — Он бессмертный! А мы, по-твоему, какие? Да и про кончину свою помолчал бы, дубина стоеросовая. Это только такой болван как ты додумается смерть свою в яйце прятать. А что такое — яйцо? Яйцо — вещь хрупкая.

И с этими словами в ее ладошке появилось куриное яичко и тут же брызнуло во все стороны, раздавленное костлявыми пальцами.

Старичок схватился за сердце и, закатив глаза, громко, но жалобно захрипел:

— Валидолу мне. Ну пожалуйста. Жалко, что ли?

— Вот то-то, — удовлетворенно хмыкнула Баба-Яга. — Бессмертный называется. Два инсульта было, смотри, как бы третий не схлопотать. Тоды и яйцо твое тухлое не поможет.

— Это почему — тухлое? — забыв про сердце, вытаращился старик.

— Во, святая простота, — обращаясь ко всем присутствующим, будто прося поддержки, воскликнула Баба-Яга. — За пять-то тысяч лет не только яйца протухнут. Не, Кощей, я смотрю, ты совсем рассудком слаб стал. В богодельню тебя пора сдать, а еще лучше, в институт какой, для опытов. Пусть наука и разбирается, за какие это такие особенности тебя бессмертным кличут.

Увлекшись перепалкой, никто и не заметил, как оклемавшийся Бубенцов сполз с коечки и, тихо пробравшись к окну, открыл одну створку. Когда же опомнились — было поздно. Высунув голову на улицу, Серега во всю свою силушку заорал:

— Милиция!

Где-то неподалеку взвыла сирена. Бубенцов победоносно оглянулся и тут же сник. Комната опустела лишь наполовину, ибо седовласые старцы так и сидели рядком на прежнем своем месте, не собираясь, как видно, покидать его ни при каких обстоятельствах.

— А вы чего? — спросил Серега.

— Пусть нечисть драпает, — спокойно ответил один из стариков, круглолицый и желтушный — явный кандидат на диспансеризацию в инфекционное отделение. — А мы — боги!

— Тю! — удивился Серега. — Что-то многовато вас. Насколько я слышал, бог-то один.

— Мы славянские боги. Я — бог плодородия и любови обильной — Ярило, а это Род — отец наш и ваш, кстати, тоже.

Серега покосился на совершенного уж старца с длинными белыми волосами и такого же цвета бородой.

— Только он глухой малость и отчасти слепой. Да еще отчего-то последние полторы тысячи лет молчит, словно язык проглотил. Мы пытались проверить — не показывает. Так что за главного у нас уже давно Троян. Правда, его сейчас с нами нет. Он в КПЗ сидит.

— Чего? — опешил Серега.

Ярило сперва замялся, а потом, вздохнув, пояснил:

— Его, Трояна-то, еще Триглавом кличут. Тулово у него одно, а головы три. Правда, нынче никто из смертных того не замечает, а вот пращуры ваши то знали и не удивлялись чуду. Да и чему удивляться? У Стрибога, что ветрами всеми заправляет, голова одна, а лика четыре. Не веришь? Эй, Стрибо, подь сюды!

— Не надо! — замахал руками Серега. — Я вам на слово верю.

— И то верно, — кивнул Ярила. — Мы специально его не позвали, чтоб тебя не пужать. Дело понятное, с непривычки и рехнуться можно. Однако я отвлекся. Триглав, значит, как и мы, раньше везде мог спокойно ходить, покуда вы с кавказцами не передрались. А у Трояна, как назло, лики-то славянские, а вот затылки подкачали. Любой милиционер его как увидит, так давай руки крутить.

— Это за что же?

— Да за затылок кавказской национальности. За что ж еще?!

— Гм… — хмыкнул Серега, — с этим нынче и впрямь строго. У меня вон товарища за повышенную волосатость едва в каталажку не сунули. Чудом отмазался. Целый час опера убеждал, что его предки по прямой линии от орангутанга идут.

— Убедил? — заинтересовались боги.

— С трудом. Опер этот Чарльза Дарвина не читал. Думал — люди из капусты пошли.

— Да, — вздохнули боги, — распространенное заблуждение.

Помолчали. Потом Ярило продолжил:

— А это — Радогощ — бог огня. Раньше волосы у него рыжие были, да времечко никого не жалеет.

Еще один старец кивнул седовласой головой.

— Рядом с ним сидит Велес — скотий бог… Я сказал скотий, а не скотский. Не путай.

— А я что, я ничего, — пробормотал Серега, про себя же подумав, что мыслишки свои надо попридерживать, видать богам этим они тайной не являются.

— А следом — Даждьбог восседает. Он солнцем заведует, чтобы, значица, ночь днем сменялась по расписанию. А вот тот, хмурый — это Перун — бог грозы и молнии. Не пугайся, он для чужих грозен, а для сво… — Ярило поперхнулся, напоровшись на Перунов взгляд, и нервно пробормотал, — да… И еще вот бог торговли и достатка… хм, хм… Возень.

Серега удивленно уставился на Ярилу. Последний бог явно был лишним, ибо перед ним восседало только шестеро боголиких старцев. Но тут сзади кто-то произнес:

— Совершенно верно. Я бог торговли всякой да мошны полной.

Бубенцов оглянулся и увидел, как мужичок значительно моложе остальных входит в комнату. Серега его тут же узнал. Это был тот самый ларечник с Шитокрытовской, который не советовал ходить в Дом литераторов.

— Удивлен? — спросил он. — А мы за тобой давно следим. Нужен ты нам, парень, ох, как нужен!

— И оттого вы на меня дракона напустили? — обиженно надул губы Бубенцов.

— Дракона? — удивился Возень. — Какого еще дракона? Уж не Змея ли Горыныча? Та-ак. Это в чью ж замечательную голову столь гениальная мыслишка пожаловала?

Из воздуха материализовалась Баба-Яга и, скороговоркой выпалив: "Это не я! Не я это", — вновь исчезла.

Возень расхохотался, затем, утерев слезу, вымолвил:

— Отныне, Сергей Данилович, вы ничегошеньки не бойтесь, разве что только чертей или самого Сатану. Но мы попытаемся их на время вашей работы нейтрализовать. Сам за этим прослежу, не будь я…

Кто-то завозился под кроватью и на свет выбрался давешний здоровенный котяра. Поправил пижонские свои очки, раздул усищи и шутовски поклонился.

— Ну вот, — вздохнул Возень, — Знакомься Сергей Данилович. Это Боюн. Будет он твоим помощником в делах житейских.

Кот изящно шаркнул задней лапкой, а переднюю нежно прижал к груди.

— Вырядился, — неодобрительно буркнул Перун. — А что толку? Недаром говорят: "Подстригся кот, посхимился кот, а все тот же кот". Тьфу!

— Это верно, — согласился Возень и, уже обращаясь к Сергею, сказал, С ним, вообще-то, построже надо. Натура у него известная — пусти на половичок, так потом с подушки не сгонишь…

В этот момент дверь в Серегину комнату с грохотом распахнулась. На пороге стояла разъяренная тетя Соня с торчавшими в разные стороны космами из-под корсарского платка. За ее спиной маячила строгая фигура в милицейской форме.