Александр Левченко - Экспедиция на Бермуды Страница 17

Влад усмехается, хлопает меня рукой по спине и, наклонившись за борт, перерезывает нейлоновый канат, соединяющий нас со станцией. Наш катер снова становится свободным морским судном, а белый конус буя — простым металлическим поплавком. Я завожу двигатель и спрашиваю Влада:

— Какой у нас теперь курс?

— Держись пока что за волнами, а дальше пойдешь вдоль побережья, отвечает он.

Я трогаюсь с места и снова погружаюсь в борьбу с морской стихией. Правда, сейчас вести катер немного легче, чем тогда, когда мы добирались до буя. Тактика несложная: оседлать волну и двигаться вместе с ней, пока можно, однако в последнее мгновение нужно быть очень осторожным, чтобы не очутиться под следующим водным валом. Пока я приобретаю нужные навыки, нас несколько раз хорошенько обливает, но в конце концов мы начинаем двигаться уверенно и без особых приключений.

Вдруг я чувствую на плече Владову руку и слышу тихий голос своего друга:

— Извини, Нику… Может, это покажется тебе чересчур сентиментальным, но… если когда-нибудь ты будешь смотреть на звездное небо, отыщи на нем созвездие Лебедя. Там среди более ярких, но далеких звезд есть одна близкая, слабенькая двойная звезда. Она не имеет своего имени, а лишь цифровое обозначение — шестьдесят один. Вспомни в эту минуту, что раньше у тебя был друг, который жил возле нее… И ещё одно: попроси за меня извинения у Сашо…

Владовы слова бьют в самое сердце, и снова удушливая волна подкатывается к горлу. Моя светлая надежда тает, как весенний снег, вместо этого в душу заползает холодное тревожное ощущение чего-то непоправимого, и я едва не кричу в отчаянии:

— О чем речь, Влад! Но почему так трагично?! Нам осталось ещё совсем немного, ты только держись! Я же знаю твои возможности, тебе это не так уж и сложно! Ты только держись!

Мое внимание немного отвлеклось, и море сразу же напоминает о себе, устроив нам очередную холодную купель. Я пытаюсь взять себя в руки и полностью сосредоточиться на состязании с волнами, но тревога уже не исчезает. «Все будет хорошо, все будет хорошо!» — повторяю то и дело, но где-то глубоко в подсознании сидит тот, кто нисколько в это не верит.

И вдруг мне начинает казаться, что где-то далеко впереди взблеснули какие-то светлые точечки. Я даже поднимаюсь над сидением и напряженно всматриваюсь туда, пока не убеждаюсь окончательно, что это и в самом деле береговые огни. Я весь переполняюсь радостью, будто бы там, на небосклоне, засияла счастливая развязка нашей авантюры, и весело кричу:

— Влад, смотри, огни! Мы уже совсем близко от берега!

Влад почему-то молчит, и я оборачиваюсь к нему. Мое тело ещё продолжает двигаться, на лице ещё остается радостное выражение, а я уже знаю, почему не слышно его реакции. На катере, кроме меня, нет больше никого.

То, что происходит дальше — это какой-то кошмарный замедленный сон. Я медленно-медленно поднимаюсь на ноги, медленно-медленно поднимаю вверх руки и медленно кричу страшным голосом, как не кричал ещё ни разу в жизни:

— Вла-а-а-д!!! З-а-аче-е-ем ты-ы — та-ак, Вла-а-а-д!!! З-а-аче-е-е-е-ем!!!

Еще никогда мир не казался мне таким гадким, таким ужасным и преступно равнодушным, как сейчас. Медленно движутся по ветру темные холмы волн, капли дождя друг за другом пролетают свой короткий жизненный путь, совсем близко на береге люди спокойно спят в кроватях, и ничего не изменилось от того, что в бывшем аномальном районе Бермуд так бессмысленно, так нелогично, так несправедливо погиб посланец другой цивилизации. Из моего горла рвутся самые неприличные, самые язвительные слова, которые мне только известны, я проклинаю землю, море, все естественные и сверхъестественные силы за то, что Влада нет и больше никогда не будет.

Неожиданно мир, словно обидевшись на меня, переворачивается вверх ногами, и я, на миг зависнув в воздухе, лечу в холодные объятия волн. Мой сумасшедший крик затухает, переходя в обычные пузыри воздуха, закипающие перед лицом, я чувствую непреодолимое желание вдохнуть и, теряя над собою контроль, начинаю неистово рваться на поверхность, как обычный утопающий. Спасибо моему подсознанию аквалангиста, заставившему руку схватить загубник и почти силком впихнуть его в рот, обрывая этим никому не нужное смертельное представление. Я несколько раз жадно втягиваю животворный воздух и, придя немного в себя, посылаю морю последнее проклятие.

Ситуация резко ухудшилась, непривлекательная перспектива найти свой вечный приют на морском дне становится совершенно реальной, но сейчас это почему-то мало волнует меня. Я превращаюсь в своеобразный гибрид человека и робота, существо, лишенное собственных эмоций и страха за жизнь и стремящееся лишь к одному: выполнить просьбу-приказ, поставленный перед ним. Внезапное осознание того, что каждый вдох понижает шансы на успех, это сигнал к активным действиям, и я решительно направляю свое тело вверх, чтобы определить, куда нужно двигаться. За то мгновение, что мне удается продержаться на поверхности, я успеваю заметить все, что необходимо: и направление волн, и слабенькие огоньки, которое мигают вдали. Теперь остается только плыть.

Вскоре я определяю оптимальную глубину для своего движения и начинаю работать по-настоящему. Поскольку до поверхности не очень далеко, то направление волн я примерно ощущаю спиной. Правда, постоянные небольшие изменения давления вызывают неприятные ощущения в ушах, но зато я могу намного реже подниматься вверх для уточнения курса. Это тем более удобно, что мою маску смыло сразу же при падении с катера, и теперь каждый раз, выныривая на поверхность, я вынужден обтирать лицо рукой. Под водой же я быстро приспособился плыть с закрытыми глазами, поскольку и так ничего не видно, и если немного жалею о чем-то, то это за дыхательной трубкой, которая была прикреплена к маске.

Ощущение времени я утратил ещё на острове, и поэтому даже примерно не могу оценить, как долго нахожусь в воде. Огоньки на берегу стали лишь едва ярче, это дает основания надеяться, что мой заплыв начался не так уж давно, и поэтому резкое щелканье в ушах для меня становится полнейшей неожиданностью. Оно свидетельствует о том, что давление в баллонах акваланга упало ниже контрольного уровня и воздуха осталось всего лишь на несколько минут.

Те последние атмосферы я высасываю до капельки и только тогда, когда уже не могу больше ничего вдохнуть, поднимаюсь на поверхность. На этот раз мое аквалангистское подсознание ничем не способно помочь, и, немного побарахтавшись, я сознательно отстегиваю лямки и сбрасываю со спины баллоны. Свинцовый пояс тоже, конечно, не подарок, но от него никак не избавишься, и я продолжаю свое плавание с несколькими лишними килограммами.