Майкл Муркок - Ритуалы Бесконечности Страница 17

Пораженный красотой церкви, Фаустаф обвел кругом рукой:

— И вот это все вы, Штайфломайс, хотели бы разрушить?

Штайфломайс пожал плечами:

— Я видел лучшие вещи. По моим понятиям — это ограниченная архитектура, профессор, и довольно неуклюжая. Дерево, камень, сталь и стекло, неважно, какие материалы используются, — все это грубо.

— Значит, это вас не вдохновляет? — спросил Фаустаф недоверчиво.

Штайфломайс рассмеялся:

— Нет. Вы так наивны, профессор.

Не в силах выразить эмоций, которые вызвала у него церковь, Фаустаф терялся от того, какой должна быть архитектура, чтобы вызвать интерес у Штайфломайса.

— Где эта ваша архитектура? — спросил он.

— В местах, которые вам неизвестны, профессор, — Штайфломайс продолжал уклоняться от ответа, и Фаустаф снова удивился, а не мог ли тот иметь какую-то связь с Р-отрядами.

Орелли наблюдал за своими людьми. Теперь он обратился к ним:

— Что вы думаете о моем штабе?

— Очень выразителен, — сказал Фаустаф, желая как-то похвалить людей Орелли и выразить свое восхищение церковью.

— Монастырь, присоединенный к собору. И те, кто живет там, присоединились к тем, кто жил там раньше и занимался другими делами. Пойдемте дальше. Лаборатория подготовлена.

— Я бы лучше съел чего-нибудь, прежде чем работать, — сказал Фаустаф. — Надеюсь, ваша кухня так же прекрасна, как и окружение?

— Она лучше всего остального, — заметил Орелли. — Конечно, сначала мы поедим.

Чуть позже они втроем сидели в большой комнате, которая являлась личными апартаментами аббата. Альковы были заставлены книгами, преимущественно религиозными работами различного характера; здесь были также репродукции. Большинство из них изображали различные версии «Искушения святого Антония» — Босх, Брейгель, Грюнвальд, Шенгауэр, Найс, Эрнст, Дали… Несколько других Фаустаф не знал. Угощение было прекрасным, как и обещал Орелли, вино замечательным — из монастырских запасов. Фаустаф указал на репродукции:

— Ваш вкус, Орелли, или вашего предшественника?

— Его и мой, профессор. Поэтому я и оставил их здесь. Его интересы были несколько более навязчивы, чем мои. Я слышал, что он, в конце концов, сошел с ума. — Он улыбнулся своей жесткой улыбкой и поднял бокал.

— Из-за чего монастырь опустел? Почему собор не используется? — спросил Фаустаф.

— Наверное, это станет ясно, если я вам разъясню наше географическое положение на З-4, профессор. Мы находимся в районе, когда-то занимаемом Западной Европой. Более конкретно: мы недалеко от места, где был Гавр, хотя сейчас не осталось следов ни от города, ни от моря. Вы помните СНВ, которую вы взяли под контроль в этом районе, профессор?

Фаустаф был в недоумении. Он еще не видел, что лежало за монастырскими стенами, ибо они были занавешены тяжелыми шторами. Он был уверен, что находится в одном из сельских районов. Теперь же он вскочил, подошел к окну и откинул тяжелые бархатные портьеры. Было темно, но сверканье льда угадывалось безошибочно. В лунном свете, простираясь до горизонта, раскинулось широкое ледяное поле. Фаустаф знал, что оно охватывает Скандинавию, частично Россию, Германию, Польшу, Чехословакию, немного Австрию и Венгрию, простираясь в другом направлении до половины Британии, включая Руль.

— Но здесь лед на сотни миль вокруг, — сказал он, обращаясь к Орелли, который сидел, потягивая вино и улыбаясь.

— Здесь мой штаб с тех пор, как я открыл это место три года назад. Каким-то образом оно сохранилось от СНВ. Монахи сбежали до того, как СНВ превратилось во что-то опасное. Я нашел это место позднее.

— Но я никогда не слышал о чем-либо подобном, — сказал Фаустаф. — Собор и церковь ледяной пустыни? Как они сохранились?

Орелли поднял взгляд к потолку:

— Божественное вмешательство, наверное.

— Скорее причуда, как мне кажется, — возразил Фаустаф, снова садясь за стол. — Я видел подобные вещи, но настолько эффектные — никогда.

— Это моя фантазия, — сказал Орелли. — Уединенно, просторно и, поскольку я провел отопление, комфортабельно. Мне это подходит.

На следующее утро в лаборатории Орелли Фаустаф осматривал двух, теперь уже раздетых, Разрушителей, лежащих на столе перед ним. Он решил, что Орелли либо играет, либо действительно верит в его познания в биологии. Он очень мало что мог сделать, за исключением того, чем занимался сейчас, а именно — электроэнцефалограммами. Было нецелесообразным выводить Орелли из заблуждения, ибо Фаустаф был убежден, что иначе тот просто-напросто убьет его.

Кожа обследуемых сохраняла видимость несколько теплого пластика. Сердца не бились, конечности не сгибались, глаза остекленели. Когда ассистенты установили электроды на головах Разрушителей, Фаустаф подошел к электроэнцефалографу и стал изучать графики, выдаваемые самописцами. Они показывали только простую синусоиду, постоянную кривую, как если бы мозг был жив, но полностью отключен. Тест объяснял только то, что и так было очевидно.

Фаустаф взял шприц и ввел стимулятор одному из Разрушителей. Другому он инъектировал депрессант. Энцефалограммы остались без изменения. Фаустаф был вынужден согласиться с предложением Орелли, что эти люди находятся в состоянии полностью заторможенной жизнедеятельности.

Ассистенты Орелли, помогавшие ему, были невозмутимы и немного напоминали характерами объекты, которые сейчас изучались. Фаустаф повернулся к одному из них и попросил подготовить рентгеновскую установку. Тот выкатил механизм вперед и сделал несколько снимков обоих Разрушителей. Затем он протянул пластины Фаустафу. Беглого взгляда на снимки было достаточно, чтобы увидеть, что люди, лежавшие на столе, хотя и казались обыкновенными живыми существами, на самом деле таковыми не являлись. Их органы были упрощенными, как и костная структура. Фаустаф положил пластинки рядом с телами Разрушителей и присел. Результаты исследования проплывали в его мозгу, но он не мог сконцентрироваться ни на одном из них. Эти создания могли быть присланы из открытого космоса, но могли быть и изготовлены людьми на одной из альтернативных Земель.

Фаустаф уцепился за эту последнюю мысль. Организм Разрушителей действовал, не подчиняясь ни одному из нормальных законов, присущих животным. Возможно, они были искусственными, чем-то вроде роботов. Науке нужны такие роботы, но земной науке до их создания было еще очень далеко.

Кто же создал их? Откуда они пришли?

Фаустаф закурил сигарету и задумался. А нужно ли сообщать что-то Орелли? Он должен сам выяснить всю правду, и как можно скорее. Профессор встал и попросил хирургические инструменты. С помощью рентгеновских снимков он мог провести простую хирургическую операцию с Разрушителями, не создавая никакой опасности для их жизни. Он надрезал запястье одного из них. Кровотечения на разрезе не было. Затем взял элемент кости и кусочки плоти и кожи. Потом он постарался восстановить надрезанную ткань обычными способами, но шов не держался. В конце концов Фаустаф заклеил разрез обычной клейкой лентой. Профессор положил образцы под микроскоп в надежде, что его знаний основ биологии будет достаточно, чтобы обнаружить их отличие от нормальных кожи, кости и плоти.