Сергей Герасимов - Эпоха игры Страница 17

– Но это не мой мир, совсем не мой.

– Тогда оставайся с нами. Ты примешь истинную веру, но только не будь таким как я. Никогда ни в чем не сомневайся, никогда не сомневайся…

– Но здесь тоже не мой мир, Керри.

– Ни здесь, ни там? Тогда где же он?

– Ни здесь, ни там. Моего мира нет еще. Я тоже человек другой эпохи.

Она протягивает мне руку.

– Я не понимаю этого. Но я чувствую, что ты в чем-то прав. Давай пожмем руки, просто так, в последний раз. Ведь больше ничего не будет.

Я жму ее руку – холодную, тонкую и влажную. Жму через тысячелетия, через десятки тысячелетий безумия, которые разделяют нас. И вдруг она становится чужой, совсем чужой, состарившейся еще на десять лет.

– Что случилось, Керри?

– Ничего. Возьми вот это.

Она протягивает мне цепочку. Я не сразу замечаю, что на цепочке ключ.

– У причала есть одна лодка с мотором. Мы редко ею пользуемся. Это ключ, ты сможешь уйти, если тебе повезет.

– Мне повезет.

– Не будь так уверен, на острове Брат Патрик.

– Здесь?

– Здесь.

– Он пришел за мной?

– Нет, ты бы не удостоился такой чести. Просто здесь каждый день умирают люди, поэтому нам нужен священник.

– Он знает, что я здесь?

– Конечно. Он узнал об этом сразу. Если бы мы не выдали тебя, то никто из нас не получил бы и капли Сакра-гранум.

– Так называется отвар из той травы, которая растет в священном месте?

– Да.

– Вы поступили правильно. Я пойду к нему.

26

Мы в большой палатке, слабо освещенной дрожанием свечей. Полог палатки откинут; я вижу двух охранников, замерших у входа и далекую луну, решившую наконец подняться из-за горизонта. Луна снова окажется маленькой, будто она не настоящая. Но теперь я понимаю, почему: она висит в пустоте и нет предмета, с которым глаз может ее сравнить. Островки Челюсти тоже казались мне маленькими, пока рядом не проходила яхта. Когда луна будет заходить над Островом, ее диск покажется огромным. Я отвечаю сам себе:

– Наши заблуждения более постоянны, чем размеры планет. Брат Патрик не понимает, о чем я говорю. Бог с ним.

– Вы знаете, что сегодня совершилась новая Великая Революция?

– Нет, я проспал в церкви весь вечер. А что, много народу убили?

– Погиб один человек. Возможно, он будет причислен к лику святых.

– Как он погиб?

– Ему попали камнем в висок, случайно.

– А как же Сестра Мария, ее, очевидно, свергли?

– Это невозможно. Но теперь к ее титулу прибавят что-то или отнимут.

– Она больше не будет президентом?

– Она всегда будет президентом.

– Может быть, что-то изменится в вашей вере?

– Наша вера вечна.

– Тогда вскоре понадобится еще одна Великая Революция.

– Конечно. Но вы не сможете ее увидеть. Сегодняшняя Революция – самое важное событие, которому вы могли бы быть свидетелем, самое важное за всю вашу жизнь.

– Скажите, брат Патрик, вы не боитесь закончить свои дни на этом островке вместе с другими стариками?

– Мне это не грозит, я верю искренне.

– Это потому, что в вашей жизни не было сильных искушений и хороших искусителей.

– Что бы вы ни говорили, это не имеет значения.

– Тогда я продолжу. Сегодня вы наверняка привезли сюда еще несколько человек, которые начали стареть. Вы знакомы с математикой?

– Математику у нас изучает каждый ребенок. Это великое завоевание, мы гордимся этим.

– Тогда сделайте подсчет. За тридцать лет вы перевезете сюда всех жителей Острова. Вы все умираете здесь или на строительстве стены. Еще год или два, брат Патрик, и в ваших волосах появится первая седина. Это будет концом вашей жизни. Но вам не обязательно умирать, вы можете прожить втрое дольше.

– Вы знаете такой способ?

– Конечно. Вначале я думал, что та странная болезнь, от которой страдаете вы все, безусловно смертельна. Но оказалось, что она не страшнее гриппа: неделя или две и ты начинаешь выздоравливать. Она смертельна лишь для тех, кто пьет Сакра-гранум.

– И вы хотите, чтобы я отказался от этого дара?

– Конечно, это трудно. Скорее всего, это вещество – наркотик, который вы принимали с самого детства. Но для человека с сильной волей нет невозможного. Откажитесь от Сакра-гранум и вы проживете на пятьдесят лет дольше.

– Невозможно отказаться от Божьего Дара. Вы искушали меня, но безуспешно. Теперь я расскажу, что будет с вами.

– Несложно угадать. Вначале пытки, затем смерть – ничего оригинального.

– Откуда вы знаете о пытках?

– Я изучал историю. Чем сильнее верит народ, тем больше он нуждается в пытках.

– Это правильно. Но в пытках нуждается не народ и не служители веры.

В них нуждается власть.

– В пытках нуждается именно народ. Без них он не будет верить фанатично. Но мне не переубедить вас.

– Конечно. Моя вера слишком прочна.

– Нет, не потому. Когда однажды к власти приходит больной человек, он либо уничтожает здоровых, либо заражает их своей болезнью. Поэтому, когда новый человек приходит к власти, это тоже больной человек, чтобы он сам ни говорил и ни думал по этому поводу. И эту цепь разорвать невозможно, она тянется века, несмотря на самые великие революции.

– Мы не зря послали вам приглашение. Такой человек, как вы, обязательно должен умереть.

– Вы посылали приглашения для того, чтобы мир узнал о вашем бессмертии. Вы презираете мир; даже на глобусе вы изображаете себя огромным материком, а Францию, Америку ли Австралию – островами. Но вам все равно нужно, чтобы кто-то знал о вас.

– Сейчас вы признали наше бессмертие.

– Нет. Каждая нация гордится тем, чего она не имеет: одна гордится прошлым, другая – будущим, третья – какой-то деталью настоящего, которой у нее нет. Это закон истории. Главное, чем вы можете гордиться – это несуществующее бессмертие.

– Жаль, что вы не можете умереть сразу.

– Я знаю. Вы думаете, почему я говорю так смело? Если вы меня пригласили, значит, у меня есть миссия.

– Сестра Мария рассказала вам об этом?

– Пока нет. Но не трудно догадаться. Раз я художник, я должен рисовать.

– Но вы не можете появляться на Острове. Вы будете писать картину здесь.

– Что я должен изобразить?

– Туман.

– Что?

– Туман. Нигде в мире нет таких туманов, как на Острове Воскресения.

Надеюсь, вы подпишете свою картину.

– Как странно… Знаете, брат Патрик, когда-то давно я мечтал изобразить туман, который стелется над морем. Я был уверен, что напишу эту картину, но теперь я не смогу сделать этого.

– Мы предоставим вам возможность.

– Дело не в этом. Такого тумана просто нет на земле. Ни в вашем мире, ни в моем. Тот туман живет лишь внутри меня – я помню его, я представляю его, я ощущаю его так же ясно, как этот свет свечей. Я даже мог бы изобразить его, но на свете слишком мало людей, способных понять такую картину…