Геннадий Прашкевич - Нет плохих вестей из Сиккима Страница 17

Бамбуковые жалюзи, белые писсуары, кабинки аккуратно прикрыты.

Чел в джинсовом костюме, тоже спортивный, стриженый наголо, только что затянул молнию на ширинке. Блаженное лицо, но внимательные глаза. Не захочешь, а запомнишь.

– Мобила есть?

Никакой угрозы, но я насторожился.

Может, есть, может, нет, мое дело. Тем более, на лестнице появился усатый.

Ну, ладно, не голосовал ты за нашего президента, черт с тобой, подумал я, но зачем ходить за мной? Поведай нам о своих странствиях, Чижик-пыжик-сан: видел ли дальние реки? пил ли горячее саке? Расставив ноги, усатый демонстративно утвердился на широких ступеньках, положил мощные руки на металлические перила. Как раз в этот момент мой мобильник подал голос.

– А говоришь, нет!

Чел в джинсовом костюме протянул руку:

– Нехорошо врать. Дай сюда! Это мне звонят.

Я не поверил. Даже оглянулся на усатого. Спросил:

– Ты что, правда не голосовал за нашего президента?

Он спокойно кивнул. Все, в общем, складывается. Мысль небогатая, но усатый и не считал себя мыслителем. Все складывается, все тип-топ.

Но зря он так думал.

Время текло уже не так, как они привыкли.

В сплошном потоке времени образовались невидимые разрывы, замедления.

Это сбивало моих оппонентов с толку. Усатый поежился, будто сквознячком потянуло. Правда, не из окон. Сквознячком потянуло из будущего, а может, из прошлого, не знаю. Собственно, ничего еще не происходило, но усатый интуитивно чувствовал перемены. Люди – дерьмо, город – дерьмо, погода – дерьмо. Так ему вдруг показалось. До этого он и город, и погоду находил приемлемыми. Сунуть придурка в машину и срочно заказать водки. Моих желаний он во внимание не принимал.

– Дай мобилу!

Усатый перехватил мой взгляд.

Видимо, он всем тут командовал, хотя не все понимал.

Например, он до сих пор не понимал, кто я такой. Лох, пустышка – так он считал. Придурок, само собой. Ну, попросили его сунуть лоха в машину, он согласился. Почему нет? По виду я – лох самый обычный, правда, без испуга в глазах, пузыри не пускаю. А вообще-то усатый хотел, чтобы я боялся. Он даже показал мне удостоверение. Аккуратная темная книжечка с золотистым государственным гербом. Я ни слова в книжечке не разобрал, нас разделяло почти пять метров. Многовато для прыжка, маловато, чтобы прочесть буквы.

Впрочем, какие прыжки, о чем я? Усатый не в стрелялку пришел играть. Он пришел прервать мою многолетнюю бродилку. При этом он, кажется, представления не имел о том, сколько в компьютерных играх шаблонных, избитых тем. Встречные бои на скоростных истребителях, гонки по пересеченной местности, прекрасные принцессы, мучающиеся бессонницей в сырых, затянутых паутиной подземельях...

Что за черт? Что я такое съел?

В заднем кармане чела, требовавшего у меня мобилу, чувствовался тяжелый холодок. Пользоваться оружием он не собирался, но оружие у него было при себе. Хорошее. Скорострельное. Может, грибы? Да не ел ничего такого. Может, китайские пельмешки?

Я просигналил озаботившемуся челу: грибы, грибы! Знал, что он не услышит мыслей, не те у него способности, но подумал: вдруг все-таки догадается?

– Ты чего так позеленел?

Это с лестницы спросил усатый.

Не ответив, чел в джинсовом костюме кинулся в кабинку.

Он так чудовищно торопился, что сразу (нечаянно, наверное) нажал спуск, вода судорожно заревела. Я усмехнулся, сплюнул и неторопливо ступил на лестницу.

Да что такое?

Лох не дергается.

– Ты бы о своих ребятах подумал. Неправильно ребят кормишь.

Мысли усатого беспорядочно метались. Почему лох не дергается?

Усатый слышал стоны из захлопнувшейся кабинки. Что-то вокруг изменилось. Бамбуковые жалюзи будто выцвели. Высветились серые крошки цемента под писсуарами. Усатый ничего не понимал, а я не хотел подсказывать. На улице приятно. Лето теплое. Мы с ним немного поговорили. Его тоже интересовало, что там завтра будет с погодой? Да ничего не будет, оптимистично заметил я. Дождь пойдет, грибы появятся. Не надо про грибы, он прислушался к стонам из кабинки. Это верно, покивал я. Летом свои опасности.

Не то чтобы усатый расстроился.

Хуже. Он ничего не понимал. Ему недодали информации.

Показали лоха в толпе, сказали: совсем тихий лох, надо прокатить его на машине. А про скрытые способности лоха умолчали. Дураки и люди несведущие часто считают, что для успеха в деле достаточно указаний свыше.

Дым в зале слегка рассеялся.

Голоса, музыка, веселые смайлики женских лиц.

На входе стояли те же двое. Правда, швейцар куда-то исчез.

Что-то подсказало мне, что отсутствие усатого позволит мне свободно пройти мимо придурков на входе. Они увидят, что я иду один, а должен был появиться с усатым. Это собьет их с толку.

Почему один?

А потому, что один!

Один сразу бросился к туалету, второй улыбнулся.

Без усатого он был никто. Обычный чел в ширпотребовском костюме.

Мне не хотелось пугать его. Я видел его насквозь. Как ни странно, пять лет назад он находился в оцеплении аэропорта, даже помогал оттаскивать трупы от горящего самолета. Это я прочел в его скучной, неинтересной памяти. В аэропорту не только спасатели работали, там хватало всяких служб. На полосе полыхало – подойти страшно, все равно нашлись смельчаки, пытавшиеся что-то сделать. Этот был среди них. Зачем пугать такого чела?

Где Власов?

Какого черта?

Он так и выискивал взглядом усатого.

В туалете, впрочем, ничего интересного не происходило.

Спустившийся по лестнице рвал на себя дверцу кабинки, чел в испачканном джинсовом костюме упирался. «Открой, козел! Дверь выбью!» – «Власова зови. Я отпал, видишь? Дай полчаса!» – «Не дам! – бился в дверь спустившийся. – Открой!» А усатый Власов стоял за колонной, все видел, но молчал и отстраненно курил. Никак не мог решить, задержаться ему с ребятами или идти за упущенным лохом?

«Открой, козел!» – «Власова зови, не открою!»

Так они спорили долго и счастливо.

Сквозь деревья нежно просвечивали огни бульвара.

Было тихо, сумеречно. Молчаливо выстроились вдоль аллеи бронзовые изваяния.

Не Пушкины, не Гоголи, не Тургеневы, как мог бы подумать некультурный отсталый человек, а бэтмены, люди-пауки, девочки шестирукие, блин, весь этот ночной дозор, вывалившийся из мастерской местного скульптора. Поговаривали, что натурщицами для всех скульптур (даже для бэтмена) служили местному мастеру дешевые махаончики с Переходов. Не знаю, не могу подтвердить. Но какую-то скульптуру уже пытались украсть. Воров спугнули, остались надрезы на бронзовом запястье, будто статуя пыталась сделать с собой что-то дурное.