Александр Борянский - Основатель службы «Диалог» Страница 17

Андриевский подумал.

— Нет, вы не из КС, — вдруг сказал он. Вы не можете быть из КС. В конце концов, я ничем не рискую — кому-то ведь надо было отдать информацию. Иначе я все равно передал бы ее Контролерам.

Бордин и Шено понимающе молчали.

— Знаете, — сказал Андриевский, — у меня есть данные, которые наводят на мысль о том, что первое межплоскостное проникновение произошло гораздо раньше, чем мы думаем. В плоскости 90/XX я нашел рукопись, которая меня чрезвычайно заинтересовала. Она называется «Оборванная нить». Там даже эпиграф имеется. Но мне все-таки кажется, что это не художественное произведение. В художественном отношении рукопись слишком слаба. А вот события, изложенные в ней, напротив, слишком похожи на правду, которую вряд ли мог выдумать некий посредственный автор. Конечно, это может оказаться совпадением, а может оказаться и хулиганством какого-нибудь обитателя новейших плоскостей. Но я собирался раскопать, что там на самом деле, возможно, что-то очень интересное.

Если б вы только знали, сколько я еще не успел!

Я так и не попал в Древнюю Грецию. А так хочется! Маленькая страна, скалы, море. «Детство человечества». Здоровые, умные люди. Афины. Спарта. И еще раньше, когда даже Афин не было. Господи, как хочется!..

Сто восемьдесят шесть Диалогов. Как это мало! Капля в море. Как много еще людей, к которым нужно прийти. Ведь я приходил только к лучшим, а почему нужно приходить только к лучшим? Во всех плоскостях просто неисчислима масса людей, обычных людей, которые жаждут сочувствия и понимания. Да и как, собственно, определить, кто лучше, кто хуже? То, что имя запомнилось, — это скорее удача, случай.

Ребята, я ведь не знаю, как и что надо делать. Ведь все эти мои разработки — чушь. Теория. Я всегда отправлялся туда просто поговорить. А о чем? Бог знает, каждый раз о том, что близко тому или иному человеку. И мне это было интересно. А все остальное… Важным было только это общение. Понимаете?

Вы должны понять. Все уже случилось, все произошло. Все определено. Спектакль закончился, актеры сыграли свои роли и разошлись по домам. И изменить ничего нельзя, можно лишь тихонько подойти к главному герою и… посочувствовать ему. Только посочувствовать. Это самое сложное, самое тяжелое — понимание того, что ничего нельзя изменить. Ни в коем случае не нужно даже пытаться это сделать — все равно все останется так же, просто главным героям будет еще мучительней играть свои роли.

Все уже произошло. Они еще не знают этого. Они страдают, думают, принимают решения. Но для тебя все, что будет дальше, уже существует, существует реально и неизменно.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Ты только священник, приходящий к приговоренному…

Вновь возникла пауза. Но на этот раз они смотрели друг на друга с пониманием.

— Михаил Игоревич, а как вы относитесь к многочисленным теориям времени? — спросил Шено.

Андриевский пожал плечами.

— Вот у него есть идея, — Шено кивнул на Бордина, — что создание мира произошло не в прошлом, а в будущем. Представляете? Бог создал мир, а потом создал этому миру прошлое. Или так: на Земле поселилась некая могущественная цивилизация, называемая человечеством, которая принялась создавать себе прошлое. Чтобы, так сказать, обосновать свое появление. Или опять-таки могущественный Создатель основал цивилизацию, а потом… Вариантов тьма. Идея в том, что прошлое создается из будущего и для будущего.

— Почему же тогда оно такое уродливое?

— Может быть, мы просто не в силах понять смысл?

— Да, — согласился Андриевский. — Будущее для нас Бог. Человек не в силах понять Бога. Интересная идея, это надо обдумать.

Он взглянул на часы:

— Все. Через пять минут кончается футбольный матч. Выйдете вместе с болельщиками и будете всю дорогу громко спорить о футболе. Так, на всякий случай. Спасибо. И уходите.

— Мы продолжим дело! — твердо сказал Бордин.

Матч закончился. Шено и Бордин ушли.

Андриевский почувствовал, что устал. Столько времени вести связный разговор было уже трудно.

— Можно умирать, — пробормотал он. — В конце концов, чтобы заново родиться…

Выйдя из кафе, мулат с блондином одновременно оглянулись и посмотрели на светящиеся буквы, которые складывались в надпись «У самовара».

— Непривычно, — сказал мулат.

— Подожди, а когда оно стало «Метрономом»? — спросил блондин.

— Через тридцать один год.

— Ага… Да, непривычно.

— Это еще ничего, я все время ожидал над стойкой его портрет увидеть.

Они помолчали.

— Ну что ж, — сказал блондин, — по-моему, неплохо.

— По-моему, тоже, — откликнулся мулат. — Итак, служба «Диалог» после ста лет существования наконец-то навестила своего основателя. Торжественный момент.

— Да… Слушай, зачем ты ему о создании прошлого сказал? Это же хулиганство. А вдруг он в свою книгу вставит?

Мулат грусно покачал головой:

— Он не успеет.