[ сборник ] - Этот добрый жестокий мир Страница 18

— Вы знали Рауля Мартинеса, — догадался я. — Лично знали.

Вершинин печально кивнул:

— Я начал работать на Модхейме, когда мне было столько же, сколько тебе, а Рауль уже тогда был стар. Он умер здесь, на станции, восьмидесяти трех лет от роду, искренне полагая, что кит — его единственный настоящий друг.

— А он видел кита?

Владлен Михайлович покачал головой:

— Насколько мне известно — нет. Но кит существует. По крайней мере, три гайки из замаркированных мной вернулись на станцию. Они лежат у меня в кабинете, но эти гайки «сухие», от них не исходит ровным счетом ничего. Может быть, все дело в Рауле, может, в ките, может, в них обоих. Может быть, кит умел играть только с Раулем, а может, это Рауль умел играть с китом. Может, эмоции Мартинеса были настолько интересны киту, что он возвращал на станцию гайки, заряженные этими эмоциями. А может, эмоции разбегаются от гаек просто потому, что их кинули…

— Наверное, это очень трудно — искать то, для чего не существует шкалы, — сказал я сочувственно.

— Нет, — Вершинин засмеялся. — Гораздо труднее ежеквартально обосновывать наряд-заказы на гайки.

Миником в моем кармане тихо завибрировал.

— Ладно, — сказал директор, покосившись на мой гудящий карман. — Пора и честь знать. Если хотите, Антон, приходите как-нибудь на обзорную. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Владлен Михайлович.

Кивнув на прощание, он вышел, а я торопливо полез в карман за миникомом.

— Привет, старик, — сказал с экранчика радостный Лева. — Не спишь? Тогда пляши! Тебе текстовое сообщение. Решил не тянуть до утра, так что получите и распишитесь.

Уже в своей каюте, жутко волнуясь, я открыл письмо. Сказать по правде, я был готов к чему угодно, но прочитанное послание ввергло меня в маленький шок. Почти минуту я сидел, глупо улыбаясь, а потом перечитал короткое письмо еще раз.

«Привет, милый Тошка. Знаю, что не писала больше недели. Извини. Жуткий форс-мажор. Папа выбил для меня место на ГИС «Ангара», это на Европе. Так что я лечу к тебе! Ура! Завтра буду на борту рейсового космобуса и через три недели на Европе. Тошка! Мы увидимся в первые сентябрьские выходные! Целую тебя, твоя Аришка.

P.S. Я загодя написала тебе двенадцать голосовых посланий и, пока я буду плавать в анабиозной ванне, ты будешь получать мои письма. Чмоки».

Продолжая глупо улыбаться, я набрал Левин номер. Уже слегка заспанное лицо бортинженера возникло на экране.

— Лев, ты не спишь? — сказал я, предчувствуя взрыв негодования. — Можно будет добыть у тебя две дюжины гаек на тридцать два и немного краски?..

— Ты псих, Сорокин, — мрачно констатировал Лева. — То письма ему, то гайки, то краску. Какого хоть цвета?

— Оранжевого, — сказал я гордо.

Спустя всего сутки я сидел в своей маленькой каюте перед застеленным пленкой одноногим столиком. Самодельная кисточка в моей руке аккуратно выводила на гранях новенькой блестящей гайки оранжевые буквы: «А-р-и-ш-к-а».

СВЯТОСЛАВ ЛОГИНОВ

ЧЕРНАЯ ДЫРА

— По нашей парадной, — подытожил Кай, — получается светлых окон тридцать восемь и темных двадцать восемь.

— А голубых всего четыре, — огорченно произнесла Гретель. — Получается, что люди так мало телик смотрят?

— Некоторые смотрят при свете, вот их и не заметно. А вон наши окна — одно темное, одно светлое и одно голубое. Темное — наша комната, потому что нас дома нет. Светлое — кухня, там мама ужин готовит, а голубое — мамина спальня; телевизор включен, а никого нет.

—. Зато вот эти два окна, — сказала Гретель, указав на два соседних прямоугольника, — не темные, а черные. Там злой дядька сидит.

— Ага, — согласился Кай. — У него телевизора нет, и газа на кухне нет, зато посреди комнаты есть черная дыра, в которую все валится.

— Кай, а ты с дядькой здороваешься, когда на лестнице встречаешь?

— Мама велела здороваться.

— А он что?

— Идет мимо, будто меня на свете нет.

— И у меня так же. Очень скверный дядька.

— Слушай, а может, мы тихо здороваемся? Может, он не слышит? Давай в следующий раз громко-прегромко «здрасте» скажем?

— Давай. Интересно, что он тогда делать станет?

В кармане Кая громко-прегромко запел мобильник.

— Вы где запропали? — раздался мамин голос. — На улице тьма египетская, а они гуляют. Живо домой.

— Мы еще минуточку! — привычно взмолился Кай. — Мы еще окна не досчитали.

— Я вам покажу — окна. Ночь на дворе. Чтобы через три минуты дома были.

С мамой не поспоришь. Кай со вздохом поднялся со скамейки, следом поднялась и Гретель.

— Я слышала, — сказала она, — что раньше мамы по мобильнику не звонили, а высовывались в окно и кричали: «Дети, ужинать!»

— Раньше много чего было, — согласился Кай. Помолчал немного и спросил: — Как думаешь, подарят мне на Новый год коньки или опять какую-нибудь ерунду?

— Не знаю. Коньки дорогие. И пряничный домик, что в кондитерской на витрине, тоже ужасно дорогой. Интересно, кому он достался в прошлом году?

— Пряников мама сама напечет. Еще вкуснее магазинных.

— Магазинный красивее. Я бы его сразу есть не стала, а сначала бы любовалась и куклам показывала.

— Эх ты, кукловодка! Пряничный домик — ерунда! Съел — и нету. А вот настоящие бегаши…

Под привычный разговор дети дошли до парадной. Лифт вызывать не стали — на третий этаж можно и пешком. Но, поднявшись на пару пролетов, остановились. Сверху спускался толстый дядька с пренеприятнейшим выражением надутого лица.

Кай и Гретель взялись за руки и громко проскандировали:

— Добрый вечер!

С тем же успехом можно было здороваться с носорогом. Дядька или не услышал, или не захотел услышать голосов. Он продолжал топать прямо на детей, так что они едва отскочили с его пути. Даже глазом не покосив на Кая и Гретель, дядька прошел мимо.

— Может, он глухой? — предположил Кай, когда внизу хлопнула входная дверь.

— И слепой тоже? — возразила Гретель. — Не-тушки, это просто злой колдун, а зовут его Омбудсмен. Те, кого он заколдует, падают в черную дыру и вылезти не могут.

— Хоть бы он сам туда свалился, — сказал Кай.

Домашняя дверь на третьем этаже была приоткрыта: мама знала, что Кай и Гретель не станут упрямиться и быстро придут домой. Прежде чем захлопнуть за собой дверь, дети оглянулись. Никого на площадке не было. Соседская дверь, вся как есть железная, недовольно кривила замочную скважину и поблескивала глазком, словно подглядывала, что рядом происходит.

Утром настало тридцать первое декабря — день особенный, потому что последний в году. Хлопот в это время куча, и все приятные. Но у Кая и Гретель день выдался свободным. Все в доме прибрано, елка куплена и наряжена, не хватает только подарков, но подарки появятся лишь после двенадцати часов, да и нарядное платьице и костюм нужно будет надеть только вечером. Получилось так, что Кай и Гретель пошли гулять, чтобы не мешать маме, которая второй день не вылезала из кухни, словно там у духовки образовалась черная дыра и мама в ней увязла. Хотя никакой дыры не было, ведь она все в себя тянет, даже запахи, а из кухни пахло праздничным обедом.

Гулять можно во дворе, одним выходить на проспект мама не разрешала, но если немножко, не отходя от дома, то это ведь не считается… А там, на углу, была замечательная вещь — елочный базар. Елки, большие и маленькие, стояли и лежали вповалку, и от каждой пахло Новым годом. Командовал всем этим великолепием дядечка, похожий на аравийского джинна.

— Здравствуйте! — сказали Кай и Гретель, а потом Гретель попросила:

— Можно мы наберем несколько веточек? Нам во дворе играть.

— Ай, девочка, — сказал аравийский джинн, — завтра эти елки ничего не будут стоить, и я повезу их выбрасывать. Зачем тебе ветки? Бери целую елку.

Елочка была маленькая и ни капли не ободранная. Кай и Гретель принесли ее во двор и воткнули в сугроб. Потом Кай сказал:

— Ты пока елку покарауль, а я сбегаю домой, принесу дождика и серпантин, чтобы наряжать.

Кай убежал, и Гретель осталась одна, без старшего брата. Оно бы и ничего, но дверь парадной заскрипела, как бы через силу, и — топ-топ! — во дворе появился злой волшебник Омбудсмен. На этот раз он не просто потопал по своим колдовским делам, а посмотрел прямо на Гретель, внимательно и нехорошо. Глаза у Омбудсмена были никакие, как будто на лицо выползли две серые дыры.

Гретель так перепугалась, что даже поздороваться не смогла. Но Омбудсмен ничего не сказал и утопал в неизвестном направлении. А там и Кай появился с дождиком, мишурой, серпантином и звездой из золотой бумаги. Кай и Гретель смастерили звезду только сегодня, и она сразу пригодилась.

Когда начали наряжать елку, Кай сказал:

— У злого соседа дверь не заперта. Не совсем, конечно, распахнула, но приоткрыта, так что мимо не пройдешь. Наверное, сидит там и подкарауливает.