Дмитрий Федотов - Русский фронтир (сборник) Страница 18

В маджонг он научился играть раньше, чем писать и читать. Родители держали локал на одном из нижних уровней Бункера. Основной доход они имели не с торговли водой и пищевыми концентратами, а с игроков, которые ночами напролет стучали костяшками. Рос он сам по себе, братьев и сестер не было, да и родители вниманием не баловали. Ему было не то шесть, не то семь лет, когда случилась Большая Чистка. Много позже, в школьные годы, он заинтересовался историей своей, как он называл, родной глубинки и догадался, куда вдруг исчезли родители.

Бункер, а по сути – огромный подземный город-убежище, соорудили в тридцатые годы, когда опасались большой заварухи. Тогда же случилась так называемая «трехдневная война» из-за Курил. Началось с массового мирного заплыва двух или трех тысяч японцев на Хабомаи. На кадрах хроники они плыли в спасательных жилетах, уцепившись за концы, свисающие с катеров, и каждый сжимал в зубах цветок хризантемы. Пару-тройку катеров потопили, утонувших пловцов никто и не считал. Зато вскоре после ряда скандалов и разоблачений всплыло политическое дерьмо – выяснилось, под предлогом недопущения глобальной катастрофы хотели продать острова японцам за очень большие деньги. Собственно, тогда и произошла молниеносная Реставрация, и японцам по традиции опять не досталось ничего, кроме огорчений.

Виктор как-то заснул в скоростном вагоне четвертого кольца и проснулся от громкого спора двух старичков. Один чуть ли не кричал, тряся указательным пальцем перед носом собеседника, что термин «Реставрация» неправильный, поскольку старую династию не восстановили, а потому прервалась связь времен. Второй же, потирая переносицу, отвечал в том смысле, что Государь вроде бы из Рюриковичей, но будь он хоть трижды природный царь, все равно хрен с ней, с династией, хоть из подворотни на трон, лишь бы правитель соответствовал своему месту, а имена были правильными. Политикой Виктор не интересовался, но было любопытно – подерутся старички или нет. Но тут объявили его станцию, он вышел, шелест дверей, и спорщиков с легким гулом унесло в тоннель.

Детские годы пролетели на ярко освещенных подземных трассах и в бесконечных переходах с уровня на уровень. В таинственном полумраке технических отсеков, где под ровный гул генераторов, насосов и вентиляционных батарей так здорово играть в прятки. Или в контрабандистов, прыгая с трубы на трубу и проползая сквозь узкие щели на служебные уровни с закрытыми и запечатанными хранилищами. Старые уровни состояли из пяти ярусов, а потом, когда Бункер начал разрастаться, больше чем на три яруса их не расковыривали.

Несколько раз ватаге с нижних уровней доводилось просочиться по тоннелям метро глубокого залегания на безъярусный горизонт Большого Озера, вокруг которого в огромной пещере были выстроены домики для туристов. В охраняемый ярус даже состоятельные обитатели Бункера могли попасть только по пропускам, чтобы ненадолго почувствовать себя на берегу моря, пусть даже с искусственным небом и ветерком, немного попахивающим освежителем для туалета. Впрочем, местные сюда особо и не рвались, да и туристы-экстремалы предпочитали ярусы, где двадцать четыре часа в сутки горит электричество и неспящие всегда могут найти места, полные веселья и развлечений, доступные и не очень. Говорили, что здесь по большей части обосновались серьезные люди, для которых развлечения как раз составляли основную часть доходов.

Сколько людей вмещал Бункер, первоначально рассчитанный на триста тысяч плотно заселенных эвакуантов, никто точно не знал. Одни говорили, что не меньше полумиллиона, другие называли вообще невероятные числа. Часть площадей и объемов когда-то выкупили корпорации на свои нужды, в нынешние времена явно позабытые.

Экономический тайфун сороковых метлой прошелся по стране, большая часть ресурсов, ухваченных в легендарные нулевые, вернулась под присмотр государства, а Бункер постепенно разросся – доступного жилья в столице, как всегда, не хватало. Потом какие-то денежные люди подсуетились, под предлогом того, что выиграли тендер на реконструкцию площадей Бункера, добыли парочку списанных, но еще работающих проходческих щитов и основательно вгрызлись вширь и вглубь. Местные долгожители любили пугать доверчивых туристов рассказами о том, что в поисках жизненного пространства алчные копатели рано или поздно доберутся до Подземного Моря, и тогда всему придет конец: низы утонут, а верхи всплывут брюхом к перекрытиям.

Ярусы и уровни не располагались строго друг над другом, переходы между ними должны были контролироваться муниципальными властями, но для контрабандистов и детей хватало обходных путепроводов, чтобы попасть практически в любое место.

Виктор помнил, как в детстве пару раз вылезал на поверхность, но один раз попал под сильный дождь, другой – чуть не замерз в сугробе. В общем, не понравилось, и воздух там, наверху, был какой-то неправильный, неживой. Годы спустя его все еще раздражали огромные голые пространства, неестественная линейность проспектов и строений, шелест автомобилей и треск монорельса, а неулыбчивые лица прохожих ему казались безрадостными. Потом он решил, что дело в личном пространстве: в тесноте если не улыбаться, то скоро придется драться.

Некоторые ярусы верхних уровней были отведены под «странноприимные дома» для беженцев из сопредельных стран. Граница хоть и на крепком замке, но потоки не ослабевают. Расселяй не расселяй, многие рвутся в места хлебные, то есть в большие города. А Москва хоть и раскинула свои метастазы далеко вокруг, но не бездонная. К тому же после закона о нормах достойного жилья мало кто рискнет поселить у себя даже родственников дольше положенного гостевого срока.

Вот и приходится держать переселенцев в карантинных зонах перед распределением. За порядком следили строго, но время от времени кто-то пытался свести старые счеты, а другие под шумок утекали вниз, там ловить их было нелегко, да и некому по большому счету. Со временем Бункер превратился в своего рода достопримечательность, сюда приводили тургруппы любителей острых ощущений, здесь можно было найти аналоги Чайна-тауна, каирского базара или амстердамского блошиного рынка. Здесь за гроши можно было приобрести золотые монеты и драгоценные камни, иногда даже настоящие, отведать экзотических блюд, не рискуя серьезно отравиться, а легкое расстройство желудка – это даже своего рода знак доблести…

Туристов холили и лелеяли. Даже карманники старались обходить их стороной. Многие кормились деньгами, оставленными в сувенирных лавочках или в мастерских, где умельцы на принтерах лепили всякую всячину – от африканских масок до резной мамонтовой кости, практически неотличимой от настоящей. Поэтому особо борзых щипачей ловила вся майла. Своих вразумляли добрым словом и крепкими кулаками, а пришлых могли и забить до полусмерти.

Но именно уровень, где прошло детство Виктора, лихо вписался в историю Бункера. Какие-то одуревшие от гаша отморозки заигрались в триаду и похитили ради выкупа дочку крупного чиновника, который вместе с семьей прибыл на благотворительный аукцион. Дочку быстро вызволили. Но на два яруса вверх и на один вниз, потому что ниже было некуда, устроили облаву. И за сорок восемь часов всех взрослых вывезли на строительство Красноярского укрепрайона. А детей распределили по государственным и церковным приютам. С тех пор опустевшие ярусы заселялись волнами беженцев и дауншифтеров. Позже вернулись и старые обитатели, правда, далеко не все. Но Виктор, как его нарекли в приюте Заволжского монастыря, родителей своих так и не встретил, да особо и не искал.

После школы отслужил год в погранвойсках. Хотел подписать контракт на пять лет, жить по уставу ему понравилось, а на западной границе хватало приключений. Но выехала однажды на их пикет группа польских контрабандистов. Виктор сам не понял, почему номера фур ему показались подозрительными. Пшеки оказались наглыми, перестрелка, легкое ранение, комиссовали с выплатой неплохого вознаграждения. Через пару лет Виктор случайно увидел в новостной ленте на остановке автобуса знакомую фамилию и узнал, что начальник заставы был в доле с деловарами той стороны.

Пару лет мотался у балтийских берегов. Подрабатывал на малотоннажных судах помощником механика. Море не нравилось – слишком много сырой воды, неправильно и неуютно. Перебрался в Москву. С работой здесь было хорошо, но с жильем плохо. Спустился в Бункер и немного обмяк, словно домой вернулся после долгого отсутствия. Да так оно, в сущности, и было.

За эти годы кое-что изменилось, конечно. На торговых ярусах стало больше зелени, кое-где даже росли настоящие деревья в больших кадках и огороженных закутках. Потолки жилых уровней подсветили мощными проекторами. Теперь вместо разноцветных фонариков над головами плыли облака, всходило и заходило солнце, одни коридоры превратились в джунгли, другие – в степь широкую, а длинный переход между шестым и седьмым уровнями – в подводный тоннель с прозрачными стенами, мимо которых проплывали косяки пестрых тропических рыб. Туристов стало больше: злачных мест наверху хватало с лихвой, но обилие камер повсюду несколько смущало любителей сомнительных развлечений. Здесь же камеры работали только на легальных входах-выходах, остальные исчезали чуть ли не до того, как их устанавливали.