Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович Страница 18

Там же, позже

Раздав массу автографов, советские киношники вырвались на свежий воздух. Нас ждал губернаторский бал — и трюфельные кесадильи на дорогущем афтепати Vanity Fair… Но не дождались.

По всему Вест-Джефферсон гульванила и бесновалась черно-белая толпа, шла стенка на стенку. Дергались и рвались из рук плакаты «Sinti — for president!», а затем в демонстрантов на всей скорости врезался пикап «Додж».

Душераздирающие крики покалеченных белых едва прорезали торжествующий рев черных, а толстенный негр в кузове «Доджа» приплясывал, ухватившись пальцами-сардельками за пулемет на треноге, и весело гоготал — его лоснящееся голое пузо тряслось, выпадая из необъятных джинсов.

Углядев киношников, пулеметчик выпучил глаза, и дал длинную очередь — пули срезали листья пальм, расколачивали окна «Шрайн-Аудиториума», а кинозвезды с воплями ужаса разбегались.

Негр просто скисал от смеха, пока телохранители не открыли ответный огонь.

— Ходу! — крикнул я, цепляя Риту с Инной.

С нами бежала Наташа Гусева, ее прикрывал Харатьян. И как же к месту оказались платья-макси! Попробуйте-ка гнать, придерживая руками пышный наряд!

Бледный, растрепанный Гайдай мчался ходульно, одной рукой прижимая к себе «Оскара», а другой таща на буксире Нину Павловну.

Смирнов, пробегая мимо пальм, живо вспомнил военную молодость — вырвал «Глок» из руки убитого полицейского, и открыл огонь. Я не успел разглядеть, удалось ли пристрелить жирного пулеметчика, но пару пуль тому в брюхо «Верзила» таки всадил.

Понимания, куда бежать и как спасаться, у меня не было. От слова совсем. Я просто волок своих женщин подальше от перекрестной пальбы, а войнушка за спиной разгоралась, возводя смерти в степень. Уже и автоматы затрещали, глухо забухали ружья… А нам навстречу, с Саут-Фигероа, неслась другая толпа, угрожающе помахивая стволами и битами!

— Стойте! — испуганно завизжала Самохина. — Туда нельзя!

— А куда можно⁈ — неожиданно грубо заорала Гребешкова.

И тут, как во всяком приличном боевике, жутко заскрежетали тормоза. Рядом, блестя лаком, замерли три «Чайки». Дверца передней распахнулась, и из нее выглянул Рустам Рахимов, как всегда, бритоголовый и смуглый.

— Миха-а! — заорал он. — Эй! Сюда все! Быстро, быстро!

Из второй машины показался Иван Третий, добрый молодец из «Царевичей». Тряхнув соломенным чубом, он выпустил очередь из «калаша» — биты попадали, цокая, а отморозки рванули прочь.

— Ритка! Инка! Садитесь!

Мои запрыгнули в салон, следом юркнули Наташа с Димоном. Вокруг забегал Синицын, истошно крича:

— Леонид Иович! Сюда, сюда! Скорее! Нонна! Елена! Аня!

Обернувшись, я увидел, как к нам несется телохранитель, гоня перед собою Майкла Дугласа и удерживая пистолет в левой руке — правая висела плетью. Исполняя оплаченный долг, он с силой пихнул актера — тот рыбкой сиганул за распахнутую дверцу «Кадиллака». Лимузин с ревом взял с места, а пуля досталась телохрану. Крупный калибр отбросил его, едва не разрывая, и по асфальту заскользил оброненный «ЗИГ-Зауэр».

Я вооружился, не думая. Вскинул пистолет, опуская пальцем рычажок слева, чтобы освободить спуск, и закричал отстающему Боярскому:

— Беги! Прикрою!

Тезка почесал, сгибаясь в три погибели, а я выстрелил навскидку, снимая чернокожего боевика с парой «Узи» — тот аж юлой завертелся, пока не выстелился прямо на красной дорожке.

— Миха-а! — заорал «Царевич». — Все в сборе!

Не отвечая, я нырнул в машину, толкая облегченно пискнувшую Риту.

— Гони!

Умар Юсупов, сидевший за рулем, осклабился — и дал газу. Дрифтуя, «Чайка» понеслась.

— Нас Иванов послал! — радостно проинформировал Умар. — Сказал, чтоб приглядывали потихоньку… Пригодились, скажи?

— Еще как! — ухмыльнулся я.

Запыхавшийся Синицын, ерзавший на переднем сиденье, врубил рацию.

— Я — Первый! — неинтеллигентно рявкнул он. — Громкую связь!

— Второй — Первому, — отозвалась чуток шипящая рация голосом Рахимова. — Все живы, раненых нет.

— Третий — Первому, — быстро ответил Иван. — Все в норме!

— Говорит Первый! Двигаем по Фигероа в Пасадену! Поступили пренеприятнейшие известия… С утра все морские порты и аэропорты по всей территории Штатов закрыты. Дипломатические представительства срочно эвакуируются. Наши дипломаты из консульства в Сан-Франциско едва поспели на судно «Космонавт Юрий Гагарин». США полностью блокированы по приказу из Белого Дома — Береговой Охране придали флотские эсминцы, а сухопутные границы охраняет армия…

Юсупов резко взял влево, и объехал по тротуару автобус, набитый пьяными «потомками рабов», трубно мычавших:

— Black power! Black power!

— Кечирасиз… — обронил спецназовец, валко выезжая на проезжую часть.

— … Радиофонная связь не действует, — одышливо продолжил Игорь Елисеевич, правой рукой застегивая ремень, а в левой удерживая рацию. — Телефонная тоже. Банкоматы кое-где еще работают, но на выдачу строгий лимит. Везде страшные очереди, драки на заправках, толпы грабят супермаркеты… Короче, хаос! Возможно, президент Картер мнит, что тот управляем, но это его особое мнение…

— Съездили, называется! — по рации глухо донесся истеричный голос Гребешковой. Слышно было, как на нее зашикали, однако Нина Павловна не унималась: — А что, неправда? Вот как теперь вернуться? Кто нам поможет?

— Синти! — громко сказал я. — Синти Даунинг! Нам надо срочно ее найти, или как-то связаться!

— Третий говорит, — моментально откликнулся «Царевич». — Насчет самой Синти не скажу, но ополченцы сейчас в Лас-Вегасе!

— Курс всем ясен? — взбодрился Синицын.

— Так точно, — отозвался Рустам, наверняка ехидно усмехаясь.

Умар кивнул лишь, напряженно следя за дорогой — то там, то сям горели опрокинутые фургоны, попадались легковушки с расстрелянными в упор — яркие, сверкающие кузова сквозили пулевыми дырами, а между пробитых шин вытекало черное масло, мешаясь с лужицами крови.

— Через Пасадену — и на Лас-Вегас!

Вторник, 26 марта. Утро

Тихий океан, борт АТАВКР «Ульяновск»

Корабль мирно крейсировал в терводах Никарагуа. Океанские волны благодушно плескали в борт, солнце бликовало, рассыпаясь блестками, а ветер навевал ароматы дальних стран.

Что угодно можно было угадать в теплых порывах — влажную жару сельвы, обволакивающий запах орхидей, или простой и понятный йодистый дух.

Гирин любил, отстояв вахту, выйти на крыло мостика. Просто так — постоять, облокотившись на планшир, лениво глянуть на бирюзовую гладь.

Вахтенному офицеру БИЦ требуется сосредоточение без перерывов, и четыре часа напряга выматывают, как копка огорода на даче у тещи. А тут стоишь себе, бездумно отмякаешь…

На мостике вахтенные, дежурный по кораблю… У руля главный старшина, а Кузьмич дело знает туго…

— Отходняк? — хмыкнул Мехти, закуривая. По терпкой горечи Иван опознал крепкие «Кара-Дениз».

— Вроде того! — хмыкнул кап-два.

— А я всё думаю… — контр-адмирал затянулся, и его гладко выбритые щеки запали, придавая лицу выражение отшельнической худобы. — Не зря ли мы отпустили «Комсомольца»? Американе думают по-своему, для них одинокий авианосец всё равно, что беззащитный сухогруз — подходи, да бери. Или топи… У них тяму не хватает понять, что такое АТАВКР! Полезут сдуру…

— Как полезут, так и слезут, Тахмасиб Гасанович, — прищурился Гирин. — Лично я никак в толк не возьму, зачем они вообще эту блокаду устроили? Как там, по «Маяку», ехидничали: «Задернули „железный занавес“!» Режим «никого не впускать, никого не выпускать»! А смысл?

— Вот-вот… — проворчал Мехти, стряхивая пепел. — Мы их не понимаем, они — нас… Если по логике думать, то Картер, скорее всего, отрезает бунтовщиков от внешней помощи. И, одновременно, не позволяет им уйти «по-английски». И тут главный вопрос даже не о помощи со стороны, а о целеполагании. Кого именно Джимми считает мятежниками? Ополчение Даунинг или «Черную гвардию»? С кем он, собственно, собирается биться? Кому противостоять?