Андрей Круз - Лучший гарпунщик Страница 18

Когда «печать» отдернули, на щеке у казнимой остался четко видимый отпечаток буквы «Н», пусть и посреди большой чернильной кляксы. Затем процедура повторилась, только добавила «Е» на лбу и исторгла из преступницы очередной крик. Затем ей нанесли на лоб «Г» и «Р» на вторую щеку, после чего палачи вроде утратили к ней интерес и перешли к рыжебородому толстяку.

— А потом что будет? — спросил я.

— Мужика на копи отправят. — шепотом ответила Вера. — Здесь если кто грабленое скупает, то наверняка у негров, что обозы грабят, а такое не прощают. А эту… продадут, наверное, турки купят. Они теперь не люди будут, негры. Но отправят их отсюда как можно дальше.

Ну, да и хрен с ними. Небось, то, что с вериного отца обоза взяли, тоже такие козлы скупали. К ногтю их, ни разу не жалко.

Мужик тоже оказался крикливым, и выл даже громче сестры, когда палач четырежды прижимал к его морде клейма с иголками. Затем к палачам присоединились еще двое, напоминавшие тех объездчиков, что мы встретили возле города, и какой-то мужичок в кожаном переднике, похожий на слесаря, с инструментальным ящиком. Преступников сноровисто освободили от колодок и тут же, прямо на помосте, под взглядами толпы, надели на них примитивные железные кандалы, которые «слесарь» ловко заклепал, пользуясь молотком и маленькой наковальней. Затем их повели, брякающих ножными кандалами и рыдающих, в сторону форта.

— Ну, все, пошли к барыжнику. — сказала Вера, потянув меня за рукав.

Судя по всему, мысли у нее при виде казни были похожи на мои, потому что в голосе явственно слышалось удовлетворение. Пусть и не эти скупили добычу с ее разбитого обоза, но такие же. А вообще, неплохо было бы узнать, кому достанется груз с ее обоза. И тоже сюда, на помост, на местную версию мейкапа.

Толпа начала разбредаться по сторонам, торговцы возвращались в лавки и к свои лоткам. От одного из таких тянуло жарящимися в масле пончиками, и так аппетитно, что я чуть слюной не захлебнулся. Девочка тоже почувствовала нечто сходное, потому что обернулась ко мне и сказала:

— Потом поедим нормального? На шхуне ведь не накормят, кок с нами ушел, а двое, что остались, себе готовить не будут, в городе поедят.

— Не вопрос! — поддержал я идею с воодушевлением. — Давай только по главным делам закончим, чтобы нам на проблемы не нарваться, и поедим.

Лошадьми торговали в дальнем углу рынка, у небольшого загончика, в котором мирно стояли у яслей с сеном несколько разнотипных коняшек, как верховых, так и тягловых, как даже я сумел понять. А отдельно от них пристроилась пара мулов. Пахло мочой, навозом, но это не удивляло — этими субстанциями весь город попахивал ввиду изобилия гужевого транспорта, а здесь это лишь сильнее чувствовалось.

Под навесом в тенечке, с бутылкой чего-то, напоминающего пиво, в руке, сидел коренастый здоровяк с русой бородой с проседью, в широкой шляпе, напоминающей украинский «брыль», какими художники любили снабжать чумаков на картинах. Правда, вместо рубахи-вышиванки на нем был темно-синий жилет вроде разгрузочного, из крашеной парусины, а на поясе висела нагайка и револьвер с рукояткой из светлого дерева и бронзы.

— День вам добрый. — поприветствовала его Вера.

— И тебе добрый, девушка. — кивнул барыжник, приподняв шляпу и слегка поклонившись. — С чем пожаловала?

— Коняшек вот продать. — ответила девочка, похлопав по блестящей мускулистой шее своего гнедого.

— Продать, говоришь? — хмыкнул бородач. — Не на продажу выставить?

— Некогда выставлять. — покачала она головой. — Со шхуной мы, с Большого Ската. Куда их нам?

— Коняшки-то… — задумчиво поскреб в бороде барыга. — … коняшки негрские, так? Откуда у вас?

— С боя взяли. — ответил я, решив больше не изображать из себя немое изваяние. — Они обоз у нас побили, а мы с них коней взяли.

— Вот как? — остро глянул на меня из-под брыля барыга.

Затем его взгляд быстро проскакал по мне, задержавшись на неприлично короткой бороде, затем с лица на оружие, потом на руки, но больше он ничего не сказал. Затем он снова повернулся к лошадям и взялся за осмотр. Смотрел быстро, ловко, не церемонясь. Я-то до сих пор их немного побаивался, барыга же бестрепетно лез пальцами им в зубы, задирал копыта, нажимал пальцами куда-то в подбрюшье, отчего лошади дергались и фыркали, и делал еще великое множество непонятных мне манипуляций. И лишь минут через пятнадцать снова обернулся к нам, вспотевший и покрасневший, снял шляпу, утер лысину платком, вытащив его, более похожий на наволочку, из кармана, и сказал:

— Если сразу, то по пять червонцев дам за каждую. Если не всех продавать будете, то цену за голову отдельно дам. Или могу на продажу поставить, и тогда пятую часть возьму с цены. Выбирайте.

У меня появилось стойкое ощущение, что торговаться надо, но поскольку я понятия не имел, какие тут на лошадей цены, эта мысль так и осталась мыслью. Вера же спросила:

— Сейчас платишь? Не скажешь потом, что денег нет, а сам занимать побежишь?

— Тут не сомневайтесь, барышня. — решительно заявил барыга и приподнял на ремне увесистую сумку из толстой кожи, висевшую у него на боку.

Он тряхнул ее, и в сумке сочно звякнуло. А барыга добавил:

— Как по рукам ударим, так и рассчитаюсь сполна, без обмана. А полковник про бой ваш знает уже?

Как я понял, последний вопрос был с ловушкой, но Вера ответила, не смущаясь:

— Должны были доложить уже. Мы о том объездчикам сообщили. Да и сами к нему зайдем, проверим.

— Кому сообщили-то, если не секрет? — чуть прищурившись, спросил барыга.

— Такой, невысокий, с бородой до пуза, в черной шляпе. По дороге на Торг в объезде. — ответила Вера спокойно.

— Знаю. — кивнул барыга. — Лука это. Хорошо, что сказали.

Видать, какую-то проверку мы тем самым прошли, потому что без долгих разговоров они с Верой ударили по рукам, а затем он полез в свою переносную кассу, из которой он отсчитал девочке десять золотых червонцев и пригоршню серебряных монет, в рубль и два рубля достоинством, и даже досыпал каких-то крупных медяков. Затем мы подняли с земли наши ранцы, вновь взвалив ношу себе на плечи, а я еще подхватил трофейную длинную однозарядку, про которую Вера сказала, что пригодится, мол, вскоре.

— Теперь давай тебе одежду купим. — сказала она, быстро перекидывая монеты из одной руки в другую. — И револьвер тебе нужен. Не может здесь стрелок или объездчик без него ходить, странно это. Вот, держи, половина здесь с лошадей.

— Ты мне за одну лошадь давай. — сказал я. — Тебе нужней, не я здесь в убытке.

— Неважно. — отмахнулась она. — Все равно мы дальше вместе. А тебе еще понадобятся, на жительство устроиться, и все такое.