Кир Булычев - Перевал Страница 18

— Не надо, — сказала Марьяшка. На ней лица не было, так устала. Даже почернела за день, даже стала меньше, тоньше.

— Она же не понимает. Она же думает, что ей дадут есть. Ей больше надо, чем людям.

В тот вечер Дик ударил Марьяну.

Они жевали последние кусочки мяса, сухие ломтики. Запивали их кипятком, это был обман, а не еда, потому что человеку надо съесть хотя бы горсть ломтиков, чтобы почувствовать сытость. А Марьяна потихоньку отдала свой ломтик этой несчастной козе, думала, что никто не заметит, но заметили все, кроме Томаса, который был в полузабытьи. Олег промолчал, он решил потом сказать Марьяне, что это глупо. Он понимал Марьяну, но и понимал, как это глупо — кормить козу, когда сами скоро помрем от голода.

Но Дик молчать не стал. Он протянул руку над костром, длинную руку с большими, крепкими пальцами, и коротко, наотмашь ударил Марьяну по щеке. Марьяшка вскрикнула:

— За что?

Олег кинулся на Дика, Дик легко отшвырнул его.

— Идиоты, — сказал он зло, — скопище идиотов. Вы сами себя решили голодом уморить? Вы никогда не дойдете до перевала!

— Это мой кусок мяса, — сказала Марьяшка, глаза ее были сухими и злыми, — я не хочу есть.

— Ты хочешь, — сказал Дик. — А мяса осталось только по два ломтика на завтра. Только по два ломтика. А идти в гору. Зачем только я пошел с вами!

Вдруг он схватил нож и, не оборачиваясь, сильно метнул его в козу. Вырвав клок зеленоватой шерсти, нож ударился о скалу, звякнул. Дик вскочил, коза бросилась прочь, испугалась.

— Идиоты! — закричал Дик. — Почему все вокруг ничего не понимают! Почему не понимают, что мы уже никогда не вернемся!

Он не глядел на плачущую Марьяшку, на Олега, который ничего лучшего не придумал, как начать совать Марьяне свой последний ломтик, будто она была маленькой девочкой. Та отталкивала его руку, а Дик быстро развернул свое одеяло, во весь рост растянулся на нем и закрыл глаза. Заснул или сделал вид, что спит.

Томас кашлял вяло, словно у него не оставалось сил кашлять.

Олег поднялся и закутал его в палатку. Потом они с Марьяшкой легли с обеих сторон Томаса, чтобы согреть его. Пошел снег. Снег был нехолодный, он покрыл их толстым слоем, коза пришла уже в темноте и тоже легла рядом с ними, понимала, что всем вместе теплее.

Олег и эту ночь почти не спал, или ему казалось, что не спит. Кто-то громадный прошел неподалеку, застилая голубой свет утра, потом сразу стало холоднее — поднялась коза и пошла искать себе пропитание, а потом Олега укусила блоха. Откуда она взялась — непонятно. Может, пряталась в одежде или в козлиной шерсти.

У снежной блохи особенный укус — ни с чем не спутаешь. Пока еще не придумали, как от блох укрываться и как этот укус лечить. Такой укус безнадежен как смерть. Можно плакать, кричать, звать на помощь, и никто не поможет. Все происходит по часам. Сначала укус-укол, холодный, словно под кожу загнали льдинку, и ледяное жжение, острое, такое, что человек сразу просыпается, сразу замирает в ужасе и бессилии. И потом ничего — целый час ничего. А потом человек теряет разум — это происходит одинаково со всеми, с умным, глупым, маленьким, стариком. На полчаса, на час человек оказывается во власти кошмаров. Старый говорил, что, будь у него микроскоп, он бы легко с этой болезнью расправился — нашел бы возбудителя, отыскал бы его врага или яд для него и сделал бы лекарство… Человек начинает буйствовать, он становится Диким, он никого не узнает, он может убить самого близкого и потом не будет помнить как все это произошло. Когда в поселке был первый случай этой болезни, никто не знал, что произошло. И еще было несколько страшных случаев, пока не поняли, что с блошиной лихорадкой, с этим припадком не надо бороться — надо связать больного, спрятать его подальше и просто ждать, пока буйство минует и он придет в сознание. Вот и все. Когда-нибудь, когда научатся лихорадку лечить, это будет иначе. А сейчас выход один… И если в деревне случается, что кого-то укусит снежная блоха, махонькое, ничтожное создание, он сам спешит к людям и просит: Свяжите меня! И в этом есть что-то ужасное. Человек еще здоров, он рассуждает, он все понимает и понимает, как обреченный на смерть, что пройдет еще несколько минут, и он исчезнет, а вместо него возникнет злое бессмысленное существо. И каждый видел, как это случается с другими. И каждому стыдно думать, что это случится с ним. И каждому страшно пережить те кошмары, те сны, которые мучат человека во время припадка. И поэтому, когда Олег почувствовал холодный укус блохи, он проснулся и сразу поднял остальных.

— Дик, — сказал он виновато, — прости, у тебя веревка далеко?

— Что? — Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только зачинался. Томас прохрипел во сне, но не проснулся.

— Ой, горе какое, — запричитала Марьяна. — Тебя блоха укусила?

— Только что.

Дик зевнул.

— Мог не спешить. У тебя час времени, как минимум час.

— Бывает и раньше, — сказал Олег. — Так неудачно получилось.

— Да, еще этого не хватало, — согласился Дик. — Вылезай на мороз.

— Я тебя потом накрою одеялом, — сказала Марьяна. — И посижу с тобой.

— Эх, — сказал Дик, разыскивая веревку. — Опять вовремя не выйдем.

— Ну, это же пройдет, — сказал Олег.

— После припадка часа два лежать, не меньше, по себе знаю, — сказал Дик. Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.

Ощущение холода в бедре, там, куда укусила блоха, не пропадало, Олег все время представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.

Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.

Рассвет был синим, совсем другим, чем в долине, где день всегда сер.

— Ну что ж, — сказал Дик, — подставляйся.

— Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, — сказала Марьяна. Бедный Олежка.

— Не в первый раз мотаю, — сказал Дик, — жуткое дело, эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.

Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке у человека, как у сумасшедшего, появляются новые силы, он становится сильным, как медведь. Так что если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.

Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки. Томас хмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза его налились кровью, лицо было красное, распаренное. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался — неприятно доставлять людям такое беспокойство, неприятно понимать, что скоро твое «я» исчезнет. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах, если ими вот так овладевали бесы.