Семен Слепынин - Сфера разума Страница 18

И ребята, присев под густо сросшимися ветвями тополя, слушали рассказы дяди Абу о небесных всадницах. Валькирии!.. Кое-что Василь уже слышал о них. Но видеть? Нет, такое счастье выпадало редким людям. А может быть, все это выдумка взрослых, и валькирии существуют лишь на страницах древних скандинавских сказаний?

Но дядя Абу повествовал так здорово, что Василю чудилось: сейчас по крышам туч навстречу распахнутым небесам скачут на волшебных конях грозные девы-воительницы. Скачут сотни и тысячи километров, по пути вбирая в себя штормы Атлантики, росы альпийских лугов, ветры и грозовые разряды Европейского материка.

Наконец Василь не выдержал, вышел из-под тополя и уставился в дымно клубящиеся тучи, в ветвистые молнии. И ничего особенного - самая обычная гроза. Какие там небесные всадницы, если даже на земле все живое попряталось и в воробьиных гнездах притихли неугомонные птенцы.

Один лишь ворон, нахохлившийся и мокрый, сидел поодаль на вербе и угрюмо взирал на ребят. Дядя Абу на удивление быстро подружился с хмурой птицей. Прервав рассказ, он покидал ребят и уходил к вербе. Ворон доверчиво усаживался на руку или плечо и внимательно слушал, что шептал ему человек. А потом и сам что-то каркал. И о чем мог говорить дядя Абу с вороном?

Гроза утихла. С неба сеялся мелкий дождик - нудный, скучный, но столь необходимый лесам и полям. Погрустневшие ребята направились к хате. Ворон провожал их хмурым взглядом. Не доходя до крыльца, дядя Абу обернулся к нему и крикнул:

- Эй, приятель! Тебя хоть как зовут?

Ворон хрипло, но четко выделяя "р", ответил:

- Гр-ришка!

- Заговорил? - удивился Василь.

- А сколько тебе лет? - спросил дядя Абу.

- Тр-риста лет!

- Что-то много,- рассмеялись ребята.- А не обманываешь?

- Тр-риста лет! Тр-риста лет! - настаивал Гришка.

К сожалению, никаких других слов Гришка пока не знал.

В хате ребята обсушились под инфракрасным душем и сели за стол. Дядя Абу учил, как из нижних этажей Памяти получать старинные детские книги, написанные на разных и ныне многими забытых языках. Два из них - русский и, конечно, арабский - дядя Абу знал. Книги, хранившиеся в давние времена на полках библиотек, попадались иногда потрепанные, зачитанные до дыр. И все с уважением листали страницы, зная, что их касались руки ребят далеких веков, опаленных гремящими пепелищами войн. То были трудные и легендарные века непонятной "железной технологии". Ребята, выросшие в окружении живой и разумной природы, и железа-то никогда не видели.

Полюбилось дяде Абу старинное село, но еще больше - детвора. А та в свою очередь была от него без памяти и отвечала преданной дружбой. Хмурым дождливым утром следующего дня сельские мальчишки встречали дядю Абу весело и шумно. Даже ворон Гришка старательно выкрикивал только что заученное слово:

- Пр-ривет! Пр-ривет!

Дней через десять дядя Абу надолго покинул ребят: дела! Но тут и дожди прекратились, на землю опрокинулась невиданная жара. В чистом небе висели осоловелые облака; напоенные влагой поля и рощи дымились и сверкали, словно от счастья. Когда совсем подсохло, Андрей и Василь возобновили свои вылазки за околицу села.

Околица... Слово-то какое! Оно звучало как слово "вольница"; в нем слышались посвисты ветра, журавлиные крики, гул волнующихся трав. В роще, куда шли ребята, звучала красивая песня. Поди разберись, кто певунья: девушка из ближнего города или сама фея весенних лугов? К сожалению, это была знакомая женщина из их села.

Но как увидеть фею, добрую тетю Зину? В роще меж деревьев мелькнуло вдруг ее знаменитое платье. Друзья бросились туда... Но нет, то не платье, а просто полянка, усеянная, словно брызгами июньского неба, синими цветами.

Становилось жарко, и ребята с облегчением шагнули в дубраву, пересекли полянку, перелески и вошли наконец в совсем незнакомый сосновый бор - глухой, тихий и тенистый. Сквозь ветви пробивались паутинки солнечных лучей, и тогда рыжие стволы сосен вспыхивали, отбрасывая на подлесок и лица ребят слабый розовый свет. Иногда прошуршит по стволу поползень да гулко пробарабанит дятел. И снова тишина.

Сосновый бор расступился, и открылось гладкое, без единой морщинки озеро. В нем, как в перевернутом синем небе, недвижно застыли облака. И здесь тишина. Одни лишь стрекозы звенели в камышах.

На берегу попался сухой, поросший травой мыс с высоким, густо разросшимся тополем. Ребята укрылись под его зеленой крышей. Василь вынул из кармана камешек, подобранный по дороге. Размахнувшись, швырнул его в озерную гладь, любуясь кругами и задрожавшими, заплясавшими в воде облаками.

- Перестань,- сказал Андрей.- Заругают.

- Кто заругает? Ерунда,- ответил Василь и бросил еще один камень.

Из воды неожиданно высунулась голова с рыжими, прилипшими к узкому черепу волосами. Рыжеволосый незнакомец осторожно потрогал свой висок, поморщился, словно от боли, и проворчал:

- Вот разбойники. Прямо в голову попали.

Василь видел, что странный незнакомец обманывает: камень упал далеко в стороне. Рыжеволосый подплыл и остановился, когда вода была ему по колено. Влажно блестели его зеленые и будто сотканные из водорослей короткие брюки. Незнакомец свирепо сдвинул брови, погрозил пальцем и прогремел:

- Не засоряйте водоемы!

- А ты, дяденька, кто? - спросил нисколько не испугавшийся Василь.Водяной?

- Он самый,- рыжеволосый самодовольно разгладил свои усы.- Я хозяин местных вод. Я царь!

- А русалки здесь водятся?

- Спят, лентяйки,- нахмурился водяной.- Всю ночь плясали под луной, а сейчас спят. Проснутся, я им задам взбучку.

- А ты, дяденька, не ругай их,- уговаривали ребята.- Они ведь устали.

Рыжеволосый вышел из воды и, разминаясь, с удовольствием прошелся. Друзья залюбовались его хорошо развитой грудной клеткой, стройной фигурой и мускулами, игравшими под атласной кожей. Прямо-таки античный бог, скульптуру которого ребята недавно видели. Но лицо некрасивое - рябое, курносое, с рыжими и шевелящимися, как у жука, усиками, которыми водяной весьма гордился.

Водяной сел на сухой пригорок. Рядом расположились ребята и, желая познакомиться, назвали свои имена. Водяной почему-то опустил голову и ничего не ответил.

- А тебя, дяденька, как звать?

Но лучше бы не спрашивали: вопрос этот, кажется, был ему крайне неприятен. Лицо его искривилось, стало плаксивым и обиженным.

- Нелепое у меня имя, ребята,- уныло проговорил он.- Дурацкое. Смеяться будете.

- Не будем! - восклицали заинтригованные ребята.- Назови свое имя! Назови!

Водяной кряхтел, морщился и наконец произнес:

- Кувшин.

- Знаю! - воскликнул Василь.- Есть такой старинный сосуд. Пузатый-препузатый.