Сергей Снегов - Экспедиция в Иномир Страница 18

- Ты истратил затребованные сто слов, но описал лишь то, что мы уже знали. Повторяю: название "неаристотелев мир" ничего мне не объясняет. Почему этот мир не аристотелев, а галактический - аристотелев, вот что объясни!

- На это мне потребуется двести слов, - хладнокровно сказал Артур.

И опять он возвратился к космосу. В чем главная особенность нашей родной Вселенной? В том, что там мир предметный. Вещественность - его существо. И логика и математика являются описанием наиболее общих свойств предметов. У человека логика вещная, такова ее природа. Все науки, созданные человеком, несут отпечаток предметности человеческого мышления. Внешность придается даже понятиям, лишенным телесной формы, например слову и речи, а также и более того - разуму. В древних языках это видно ясно. От слова "вещь" в русском производится и "вещий", то есть мудрый, и "вещать", то есть говорить. "Речь" в том же русском совпадает с рiч в украинском, а рiч по-украински - "предмет". Разве мы не говорим: "он держал речь", "он взял слово", "слово у него веское", будто речь и слова - предметы. В немецком Welt, или "мир", очень близко Wort - "слову". Еще ближе сопоставление в английском: word - "слово" и world - "мир". А греческий "логос", приводивший своей многозначностью многих в отчаяние, это и "мир", и "слово", и "разум", и "начало всех начал", и бог еще знает что. Разве не обычно наше словоупотребление: "я скажу тебе одну вещь", "с ним случилась странная вещь", "такие удивительные вещи происходят кругом"? Даже невещественным отношениям человек придает вещную форму! И как язык выражает вещную структуру нашего мира одним уж тем, что главная его часть - имя существительное, то есть предмет, так и логика и математика раскрывают общие связи между вещами. В математике главное понятие - количество, величина прямо заимствовано из царства окаменевших в своих формах и границах предметов.

А если бы логика и математика взяли за основу не вещь, а процесс, сознательно игнорируя предметность, то получились бы новые и диковинные науки. Когда ток складывается с током, получается не два тока, а один; вполне возможно построить математику токов, где единица да единица опять дадут единицу. Логика силовых полей тоже не будет совпадать с логикой предметной. Диалектика, то есть логика развивающихся объектов, принципиально отличается от элементарной логики неизменных вещей, или - иначе - формальной логики. А здесь, в дзета-мире, мы встретились с объектами, для которых облик вещей не существен. Это царство материальных полей и сил, свободно меняющих свое предметное выражение. Это не значит, что они не вещны, но предметность здесь лишена наших закоснелых форм, она текуча. Естественно, что наша логика здесь оправдывается не в единичных случаях, а лишь в общем, свидетельствуя тем самым, что если вещный облик местных объектов переменен, то все же без облика предмета и они существовать не могут.

- Антилогика и минус-математика, - сказал Николай, захохотав.

Его так захватывало все необычайное, что оно от одной невероятности казалось ему истинным. Это не раз приводило к осложнениям в наших космических рейсах: астрофизику все же надо побаиваться фантастики. Для него дзета-мир, теряя загадочность, не лишался завлекательности. Я колебался. Многое становилось более ясным, но далеко не все загадки разъяснялись.

И чтоб окончательно рассеять мои сомнения, Артур предложил взять спектр видимых цветов и попытаться построить на них логику и математику. Мы с охотой сыграли в эту игру. И вправду, скоро убедились, что логика, основанная на цветах, запутанней, чем у вариалов. Белый цвет был белым цветом, но одновременно и красным, желтым, синим, соединенными совместно: А было Б и не-Б одновременно. А когда два ярких цвета складывались, они, случалось, гасили один другой: части тут были больше целого.

- Хорошо, - сказал я. - Пусть статическая, а не динамическая логика. Делаю практический вывод. Мы до сих пор пытались найти адекватные ответы на единичные сигналы, но правильные ответы путались со вздором. Ну, ладно, не вздор, а флуктуации, отвлечения, случайности. Надо, значит, на каждый сигнал набирать статистику реакции и искать равнодействующую, она и будет истинным ответом. Одно скажу: если теория Артура верна, то какой же это мир транжира! Вместо одной реакции на один сигнал сотни разных - и высчитывай потом, что правильно!

Артур считал, что и категория трат в дзета-мире иная, чем у нас. В галактической закоснелости всякий выход за примитивное динамическое соответствие - недопустимая растрата средств. Но в двенадцатимерности шире спектр возможностей. Дзета-жители богаче набором логических понятий. Они не транжирят их, просто щедрей используют свои богатства.

Он объявил это с такой настойчивостью, что я не захотел больше спорить. Да я и не мог бы выставить новые основательные аргументы против его теории.

Кто интересуется, может узнать в отчете, отосланном на Землю, как точно подтвердилось открытие Артура Хироты и каким трудным был процесс его подтверждения. Нет нужды вспоминать те первые дни в городе вариалов, они однообразны: мы блуждали по трубопроводам, каналам, венам, нервам, жилам - и сейчас не знаю, какое наименование правильней, - вокруг носились разноцветные дзета-жители, ко мне льнул мой Иа, Николая сопровождал Иу, дешифраторы вырабатывали код взаимной информации, общение становилось все осмысленней. К сожалению, передатчик кинетической речи был лишь один, без него доносить вариалам свои мысли мы не могли. Зато сами мы постепенно и без передатчика научились распознавать смысл в трансформациях тел. Первым освоил это искусство Жак. Он так точно растолковывал поступки вариалов, словно они извещали его о своих желаниях по особому каналу. Некоторое время он даже нес службу второго передатчика - и очень гордился этим. И хоть вскоре все мы научились понимать основные вариации дзетажителей, его проникновение в их души все же было более полным, чем у остальных.

Знание о городе и его жителях накапливалось быстро. Вариалы считали свой город живым существом и побаивались его раздражать. В гневе, утверждали они, он опасен: бывало, что гибли нарушители его спокойствия. Сноситься с ним непосредственно невозможно, но есть два правителя, тоже вариалы, правда, очень далекая вариация, они - выразители его мыслей и настроения. Один командует левыми свойствами города, почему и называется Левым, а другой - соответственно - Правым. Левое и правое - самые общие особенности местного бытия, это не так геометрические, как психологические понятия. О появлении людей оба правителя знают. С ними надо встретиться, они лишь ждут, чтобы мы немного освоились. Зал, куда нас привели в первый день,- чрево города, столовая, где вариалы подкрепляются единственной своей пищей - интенсивным облучением, каждый в своей длине волны.