Полдень XXI век - Журнал "Полдень XXI век" 2005 №1 Страница 18

Обычно я давал им список литературы по той или иной душе, они его прорабатывали, потом сдавали мне экзамен. Все это была работа впрок, потому как заказов пока на души великих не наблюдалось. Публичные люди присматривались к этому новому виду рекламы и не спешили выкладывать денежки за чью-то незнакомую душу.

Внезапно поступила заявка от одного известного музыканта, который еще лет десять назад был очень знаменит, а теперь стал терять популярность. Он не сам заказал нам великую душу, а передал через своего администратора, что хотел бы участвовать в публичном сеансе на предмет выявления своих инкарнаций. Вероятно, его уверенность в себе была так велика, что он не сомневался в великолепии своей родословной.

Это было бы прекрасно, если бы сеансы проводила Сигма. Но наша Мадемуазель СиСи не умела читать души, а натаскивать популярного артиста на роль Моцарта было как-то неудобно. Он мог поднять скандал и к нему бы прислушались.

Мачик думал два дня, потом сказал Серафиме:

— Запускай. Пусть импровизирует. Посмотрим, на что он способен.

Я знал, что ББ (так его уже давно называли в прессе) способен на многое. Почему-то казалось, что его устроит Моцарт в качестве его предтечи. На худой конец Шопен. Но когда великого ББ ввели в студию и Мадемуазель СиСи, осенив его пассами, задала свой коронный вопрос: «Кто вы? Как ваше имя?» — великий артист, секунду подумав, сказал своим завораживающим голосом:

— Сиддхарта Гаутама…

И улыбнулся загадочно и как всегда обворожительно.

Блин! Он одним ударом получил в духовные прародители основателя великой религии, похерил бизнес-план Мачика и поднял свою популярность на немыслимую высоту. И как мы забыли, что он недавно принял буддизм! Об этом даже в газетах писали.

Короче, ББ обвел Мачика вокруг пальца, как ребенка.

Из этого выступления последовало несколько выводов.

Во-первых, передача стала идти в записи.

Во-вторых, к участию в ней стали допускаться не только душманы, но и простые зрители, чьими письмами мы были буквально завалены. Теперь на каждом сеансе между ними проводилась лотерея, в результате которой определяли пятерых участников следующей передачи, которые назовут свои инкарнации. Мачик понял, что осечки не будет. Поведение участников диктовалось обстоятельствами и их собственной фантазией. Конечно, предварительно с ними работали, чтобы исключить появление среди них потомка Пушкина или Ван Гога, которые были нам самим нужны и слишком известны, чтобы расходовать их души на простых смертных. К этой работе был привлечен и я.

Поразительно, сколько вокруг безумцев! Работая с этими соискателями, я понял, что почти любой человек, если его хорошо копнуть, оказывается безумным. В нашем случае и копать глубоко не приходилось.

Я любил разговаривать с молоденькими девушками.

— Скажите, а кто ваш идеал?

— Шакира! — говорит она, округляя свои и без того круглые глаза.

— Кто это?

— Ну как же вы не знаете! Это же знаменитая певица!

— Певица? Она поет в Ла Скала? — спрашиваю я невозмутимо.

— Какая Ла Скала? Это такая группа? Она солистка!

— Поп-звезда, что ли?

— Да! Да! — она рада, что мы нашли наконец общий язык.

— Это значит, что вы были бы не против обладать душою этой Шакиры?

Она млеет. Она не может даже мечтать о таком счастье.

— Но она ведь жива? Не так ли? — спрашиваю я.

— Жива! Жива, конечно!

— Значит, ее душа занята, увы, — говорю я скорбно.

— А кого вы можете предложить? — спрашивает она озадаченно.

И я понимаю, что она готова на все. Еще несколько фраз — и она соглашалась на душу Марии-Луизы Францисканер, которая пела в венском кабаре в 1937–39 годах.

Я тщательно расписывал эту замечательную австрийку с пивной фамилией, давая волю своему воображению, а заодно размышляя, почему мне не приплачивают за создание сценария передачи.

Труднее всего было с фанатами Пушкина. Обычно это бывали огнеупорные старички, знающие наизусть «Евгения Онегина» и читающие его к месту и не к месту. Им страшно хотелось завладеть душой Пушкина. Они не знали, что душа Пушкина оценена в нашем прайсе в кругленькую сумму и ждет заказчика.

Все же запросы у людей неимоверные!

Старичков я валил беспощадно, как строгий экзаменатор. Обычно они проваливались на вопросе, а что же их душа делала после 1837 года вплоть до их рождения где-то в двадцатые годы. Все же почти сотню лет надо было перебиваться. Тут в ход шли какие-то туманные генерал-аншефы, поэты средней руки и даже фрейлины двора Его Императорского Величества.

На что я холодно и твердо возражал:

— Простите, но нам доподлинно известно, что в этот период душа великого поэта находилась за границей, вынашивая планы мести шевалье Дантесу.

И фанат Пушкина был бессилен перед этой чудовищной ложью.

Короче говоря, нас засасывала рутина шоу-бизнеса, а ожидаемого наплыва претендентов на души гениев не наблюдалось.

Как вдруг поступил крупный заказ.

Один из олигархов в изгнании, живущий в Лондоне, через посредников пожелал участвовать в сеансе мадемуазель СиСи, причем сеанс по вполне понятным причинам должен был проходить в режиме телемоста. Заказ был на удивление скромен — не Александр Македонский, не Черчилль и даже не Петр Первый, известный реформатор.

Олигарх заказал душу Александра Ивановича Герцена.

Мы кинулись собирать материал и искать душмана. Мачик предложил неожиданный ход — душа Герцена должна была, по его мнению, находиться у юной и прекрасной девушки. Олигарх по слухам был небезразличен к молодым особам.

Была срочно найдена красивая студентка филфака, которая за очень неплохую плату в три тысячи долларов согласилась проработать «Былое и думы» и ряд других материалов и вступить с олигархом в контакт.

Звали ее Ася. Я познакомился с нею и изложил наши условия конфиденциальности.

— Да что же я — дура? Я же понимаю, что у вас подстава. Не маленькая, — сказала она.

— Вам придется в личной беседе рассказать клиенту о душе Герцена как можно полнее, — сказал я.

— Он сам не может прочитать мемуары?

— Дело не в этом. Возможно, он их даже читал. Но вам нужно создать полную иллюзию того, что вы все знаете про Александра Ивановича.

— А кто клиент? — спросила она.

Я назвал фамилию.

Ася подумала и сказала:

— Тридцать тысяч.

— Чего тридцать тысяч? — не понял я.

— Мой гонорар.

— Но позвольте… — я был потрясен ее наглостью.

— Как хотите. Вы просто не найдете никого, кто прочитал бы этот том, — она указала на «Былое и думы».