Юрий Петухов - Журнал «Приключения, Фантастика» 2 92 Страница 18

Но власть вандалов и убийц оказалась недолгой. Храм же был вечен — он возродился в конце этого кровавого, но выдохшегося на последних десятилетиях века, возродился во всем своем великолепии и нетленности, по воле народа и вопреки доживающей в роскоши и страхе кучке плутократов-узурпаторов. И его возрождение стало началом Возрождения полузадушенной многострадальной земли — десятки тысяч храмов засверкали над городами и селами золотыми куполами, освещая российскую землю, утверждая в ней своим величием и открытостью мир и покой, терпимость и доброту. В считанные годы поднялась из праха полуразрушенная страна, ожила, окрепла, обрела второе дыхание, еще более глубокое, чем первое, более ровное, животворящее. И стоял в сердце этой великой и могучей страны, дающей все человеку любой крови и веры, обеспечивающей всем покой и благоденствие, светлый, возносящийся к небесам Храм — главная обитель Духа Возрождения России и всего православного христианского мира, средоточие Добра и Веры в Добро — Храм Христа Спасителя, Неразрушимая Святыня. Стоял, отражая своими куполами Огонь Небесный, бросая его блики на людей — в их сердца и души.

Иван сошел со своего места, ничего не видя вокруг, ничего не слыша, побрел к иконостасу. Он понимал, что пора уходить, что ему нельзя расслабляться, размякать душой. Но ничего не мог с собой поделать. Он хотел в последний раз — в первый и последний! — заглянуть в глаза Тому, кто единственный не бросит его, не оставит в самую трудную и тяжкую минуту. И он видел уже Этот Взгляд. И он понимал, что и его видят.

— Огради меня. Господи, силою Честного и Животворящего Твоего Креста, — прошептал он, почти не разжимая губ. — И сохрани меня от всякого зла.

Краем глаза он увидал какого-то священослужителя, приближавшегося к нему. Но он не мог оторвать взгляда от Лика Того, к кому обращался. Он ждал Знака.

И ему показалось, что дождался. Лик вдруг утратил суровость и непреклонность, стал добрым, даже простодушно добрым, словно приоткрывая завесу, скрывавшую Его подлинное выражение от непосвященных.

Иван вздрогнул. Отвел глаза. С него было достаточно.

— Что ты ищешь, сын мой? — спросил полушепотом священнослужитель.

Он был еще совсем не старый, лет под семьдесят, с длинной темно-русой, но уже полуседой бородой и близорукими добрыми, почти детскими глазами. Его голову облегал белый и странный какой-то, на взгляд Ивана, клобук с маленьким крестиком наверху.

Иван совершенно не разбирался в церковных чинах и званиях, не мог отличить митрополита от рядового батюшки, дьякона от семинариста, а кто в каких одеяниях и по какому случаю должен был предстать перед паствою, он и вообразить не мог. Надо было, конечно, все это разузнать запомнить. Но Ивана больше влекло внутреннее, глубинное, нежели внешнее, наружное.

— Правду ищу, — сказал он.

— Значит, ты ищешь Бога, — вымолвил священнослужитель, — ибо Бог не в силе, а в Правде! Ты понял меня?

Иван кивнул головой, не ответил. Но он понимал, куда клонит священнослужитель.

— Я знаю про тебя, — сказал тот, — почти все знаю. И еще знаю главное — ты пришел сюда неспроста. Ты уже готов?

Иван вздохнул. Он решал, надо ли отвечать, стоит ли? Все про него знали! Лишь он один ничего еще толком не знал.

— Вижу, что готов. Когда отлет?

— Через два дня.

— Два дня срок немалый, — сказал священнослужитель, оглаживая бороду, опустив глаза долу. — За два дня может многое измениться… Не передумаешь?

Иван выразительно поглядел в его глаза.

— Значит, не передумаешь. Ну что же, отговаривать тебя не стану. Тем более, удерживать! Иногда удержать человека, обуздать его, приневолить — все одно, что сломать. Церковь же человека возвышать должна, открывать перед ним мир необъятный и неизведанный, окрылять, но не путы накладывать. Поступай, как знаешь. Но помни то, с чего начали не в силе Бог, а в Правде! А еще это понимай так: не с сильными Бог, а с правыми!

Поначалу Иван внутренне напрягся, что-то в душе сопротивлялось проповедям и нравоучениям, не желало принять их — с какой это стати его, взрослого человека, прошедшего сквозь такие передряги, что и не снились большинству землян, начинают вдруг поучать, наставлять словно мальца безусого?! Но почти тут же раздражение, порожденное гордыней, угасло. Ведь слышал он сейчас не поучения ментора, а то, что постоянно звучало в его мозгу, то, о чем кричала в нем самом Совесть! Только теперь это был не внутренний голос, а внешний. И потому внемлить ему следовало с удвоенным вниманием, сопоставляя со своим, отринув гордыню и раздражительность. И ему стало легко, хорошо. Он склонил голову, как бы соглашаясь с неизвестным ему священнослужителем, признавая правоту его слов.

— Большинство мирян живет просто, как трава растет, — продолжил священнослужитель, — они грешат понемногу, каятся, а в общем их души чисты, не запятнаны большими и смертными грехами, им легко жить на белом свете. Но иногда в мир приходят люди иного склада — сильные, цельные, одержимые. И они несут в этот мир с собой или Большое Зло или Большое Добро. Не сразу становится видно, что именно, лишь со временем раскрывается их сущность, и тогда люди обычные могут сказать: да, это поводырь и праведник, очистивший мира от скверны, или же — это обольститель, влекущий за собой в пропасть адскую. Мне, грешному, не дано быть провидцем, предрекать, кто есть кто на свете. Но я вижу, что путь твой не прост, что в тебе заключены зародыши и Большого Зла и Большого Добра. Они еще не вступили меж собой в битву за Душу твою, они пока только примериваются друг к другу, но когда они сойдутся в безжалостной и лютой схватке, душа твоя содрогнется. И тебе придется принять решение, с кем ты, на чьей стороне! Будь готов к этому, сын мой. Тебя ждут страшные испытания. Я не знаю, кто в тебе одержит верх, может, и тот, кого в Храме Божием вслух лучше не называть. Но Церковь не отрекается и от падших… ты же пока не пал и не вознесся. Ты стоишь на перепутье. И перед выбором твоим прими мое доброе напутствие и благословение. Благословляю тебя, сын мой.

Священнослужитель замолчал, заглянул в глаза Ивану и перекрестил его. С минуту они простояли в тишине. Иван не знал, как полагается отвечать в таких случаях, что делать. Он лишь опустил голову. Но даже теперь он ощущал на себе испытующие и одновременно напутствующие взгляды, обращенные на него с Иконостаса. Не только Сам Вседержитель, но и Богородица, Архангелы, Святые, казалось глядели на него, вопрошая, прожигая насквозь его душу, но вместе с тем и благославляя, поддерживая, даже ободряя. И перед ними душа не могла лгать.