Кристофер Прист - «Если», 1995 № 08 Страница 18

— Одну минуту, — прохрипел я. Кричать я не мог. — Позволь мне одеться.

Хасан только что использовал достаточно дружественную формулу приветствия, но это ничего не значило. Я доковылял до двери с той быстротой, на какую был способен; кроме джинсов, на мне ничего не было. Распахнул дверь. Рядом с Хасаном стоял Абдулла. Плохой признак…

— Бисмиллах! — пригласил я гостей войти во имя Аллаха. Пустая формальность, и Хасан никак не отреагировал на мои слова. — Абдулла должен получить три тысячи киамов, — просто сказал он, разводя руками. — Деньги причитаются с Никки. Ступай к ней. Мне сейчас не до твоих нудных поучений.

Наверное, не следовало так говорить. Лицо Хасана омрачилось, словно небо перед бурей.

— Находящаяся под покровительством сбежала, — ответил он резко. — Как ее представитель, ты отвечаешь за своевременную уплату долга.

Никки сбежала? Я не мог поверить, что она способна так поступить со мной.

— Полдень еще не наступил, — выдавил я наконец. Неуклюжая отговорка, но больше ничего в голову не приходило.

Хасан кивнул:

— Мы воспользуемся твоим гостеприимством и подождем.

Они уселись на матрас и пронзительно уставились на меня. Мне совсем не нравилось выжидательно-хищное выражение на лицах гостей.

Что делать? Попробовать связаться с Никки? Нет смысла: Хасан и Абдулла наверняка уже посетили дом на Тринадцатой улице. Неожиданно до меня дошло, что исчезновение Никки и физическая обработка, которой меня подвергли Сестры, связаны между собой. Никки была их приемной деточкой, чем-то вроде любимой зверюшки. Да, что-то здесь вырисовывается, но пока я ничего не мог сообразить.

Ладно, оставим это. Судя по всему, придется найти и выложить три куска Абдулле, а потом уже вытащить хрустики у Никки, когда поймаю ее.

— Слушай, Хасан, — сказал я хрипло, облизывая распухшие, разбитые губы, я могу сейчас дать, самое большее, две с половиной. Ровно столько лежит у меня на счету в банке. Остальные полтыщи заплачу завтра. Это все, на что я способен.

Хасан и Абдулла переглянулись.

— Ты заплатишь мне две с половиной тысячи сегодня, — произнес Абдулла, — и еще тысячу завтра. — Снова быстрый обмен взглядами. — Поправка: полторы тысячи завтра.

Я сообразил, в чем суть. Пятьсот законного долга плюс пятьсот навара Абдулле, а остальные пятьсот — доля Хасана.

Я молча кивнул. В любом случае, выбора мне никто не оставлял. Вся боль и злость, которую я испытывал, сфокусировалась на Никки. Я отвлекся от собственных проблем, предвкушая нашу встречу. Ах, что я с ней сделаю! Будь это даже рядом с мечетью, мне на это наплевать! Каждый унизительный момент, каждый миг ада, через который прошел я по милости старой подружки, все, что мне пришлось претерпеть от Сестер, а теперь — от двух толстозадых ублюдков, испытает и она, поганая сука!

— Я вижу, ты не очень хорошо себя чувствуешь, — слащавым тоном сказал Хасан. — Мы поможем тебе добраться до кредитного автомата. Воспользуемся моим автомобилем.

Я долго не отрывал глаз от Шиита, страстно желая стереть тошнотворно-благостную улыбку с его лица; в конце концов просто сказал:

— Не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность.

Хасан снисходительно помахал рукой.

— Правоверный не ждет благодарности, когда исполняет долг милосердия.

Аллах велик.

— Хвала Аллаху! — отозвался Абдулла.

— Это точно, — буркнул я.

Мы вместе вышли на улицу: Хасан по-братски прижимался к моему правому плечу, Абдулла — к левому.

Абдулла устроился рядом с водителем, я сел сзади вместе с Хасаном, закрыв глаза, прильнув к обивке сиденья из настоящей кожи. Никогда в жизни не приходилось мне ездить в такой роскошной машине. Но сейчас мне было абсолютно наплевать на все, кроме боли. Она все росла и росла, сжимая тело тисками… Я почувствовал, как по лбу медленно текут капли пота.

Наверное, я застонал, потому что Хасан шепнул:

— Когда покончим с расчетами, обязательно позаботимся о твоем здоровье.

Остальную часть дороги я проехал молча, ни о чем не думая. Где-то на полпути к банку заработали «солнышки», и я обнаружил, что могу свободно дышать и даже немного двигаться. Возбуждение росло, мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание, но потом все улеглось, оставив прочное ощущение приподнятости, предчувствие чего-то прекрасного. Я едва услышал Хасана, когда мы прибыли к банку. Засунул в автомат кредитную карточку, проверил, все ли в порядке, и снял со счета две с половиной тысячи пятьдесят киамов. Теперь в банке у меня лежала вдохновляющая сумма в шесть киамов. Протянул крупные банкноты Абдулле.

— Остальные полторы тысячи — завтра, — буркнул он.

— Иншалла! — сказал я насмешливо.

Абдулла занес руку, чтобы ударить меня, но Хасан удержал его и что-то пробормотал, — я не смог разобрать, что. Оставшиеся пятьдесят киамов я запихнул в карман джинсов и при этом обнаружил, что больше денег там нет. Странно…

Хоть немного-то должно было остаться — хрустики, полученные от Богатырева, плюс сотня Никки, минус — потраченное прошлой ночью. Наверное, стянула моя сбежавшая клиентка или позарилась одна из Черных Вдов. Господи, какое это сейчас имеет значение? Хасан и Абдулла что-то оживленно обсуждали вполголоса. Наконец Абдулла приложил ладонь ко лбу, губам, сердцу и оставил нас вдвоем. Хасан крепко взял меня за локоть и помог дойти до своего роскошного сверкающего черного чуда техники. Я старался заговорить, но первая попытка провалилась.

Наконец пробормотал: «Куда?»

Голос показался мне чужим — хриплым, срывающимся, словно голосовые связки томились без работы уже многие годы.

— Я отвезу тебя в госпиталь, — ответил Хасан, — и там покину. Надеюсь, ты не обидишься. У меня масса неотложных дел. Увы, бизнес есть бизнес…

— А дело есть дело, — закончил я. Хасан улыбнулся. Не думаю, что у Шиита имелась какая-то личная неприязнь ко мне. — Салаамтак, — он пожелал мне мира. Аллах йисаллимак, — произнес я в ответ. Когда мы добрались до бесплатного госпиталя, я вывалился из машины и заковылял к отделению неотложной помощи.

Пришлось показать удостоверение личности и ждать, когда все данные обо мне извлекут из компьютера. Примостился на стальном сером стуле с распечаткой этих данных на коленях и терпеливо ждал, когда меня вызовут. Сидел так несколько часов. «Солнышки» перестали действовать через девяносто минут, потом начался ад… Полубред-полуявь: огромная комната, переполненная искалеченными, страдающими людьми, все — хронические бедняки, всех мучает боль. Нескончаемый стон, вопли младенцев. Воздух пропитан табачным дымом, вонью немытых тел, мочи, блевотины, сладковатым запахом крови. Наконец меня принял ошалевший от работы доктор; он долго бурчал что-то, осматривая меня, не задавал никаких вопросов, прощупал ребра, выписал рецепт и вызвал следующего.