Виталий Бабенко - Земля Страница 18

Иоланта абсолютно ничего не понимала из текста, потому что среди пятилетних редко попадаются испорченные люди. Но она и не требовала от себя вдумчивости. Иоланта только боялась, что дурацкий учило усомнится в ее способностях, поэтому читала очень старательно, повторяю: во весь голос, внятно и в хорошем темпе. Когда не понимаешь ни бельмеса, читается очень легко.

— «…ритмическими сокращениями мускулатуры вызывать сжатие мужского полового органа, а также сжатие его при возникновении оргастической манжетки во влагалище и ритмичное сокращение ее стенок во время оргазма, резко усиливают эротические ощущения у мужчины и ведут к более быстрому наступлению у него оргазма, обусловливая иногда и более резкую его выраженность».

Иоланта захлопнула книгу и с очень довольным видом, правда, не без мстительности, скромно вопросила:

— Хватит?

Если бы Иоланта взглянула на мать, то увидела бы, что она пошла красными пятнами. Отец же, напротив, покрылся кучевой бледностью и стоял, очень смешно разинув рот. Но Иоланта не смотрела на своих несчастных родителей. Она торжествующе взирала на Фантомаса.

— Хва-тит, — по слогам произнес Фант Иванович. Лицо его медленно менялось. На нем проступало выражение изумленной брезгливости и осознание чудовищности дома, куда он попал. Он, верно, ожидал, что в следующую секунду у Иоланты изо рта выскочит жаба. (В те времена еще не было принято говорить с детьми на половые темы. Шел последний год доСПИДовой эры: о синдроме приобретенного иммунодефицита знали только специалисты, а широкая публика пока ведать не ведала. Так что у Фанта Ивановича это было первое в жизни потрясение подобного рода.)

Единственным живым персонажем в этой немой сцене осталась пятилетняя Иоланта. Она аккуратно поставила книжку на полку и походкой маленькой извращенки удалилась в свою комнату…

Повторяю: до Взрывов оставалось еще почти семь лет.

Загадочно, не правда ли? Но какое отношение имеет описанный эпизод к нынешним Фанту и Иоланте?

Ни-ка-ко-го.

Очередная глава, где автор создает все условия для драки, столь необходимой любому сюжету, с одной стороны, и всякому читателю, с другой, но драка, тем не менее, не происходит

…Отодвигался, отодвигался, отодвигался, все дальше и дальше уплывал, терялся в переплетении воздушных коридоров Астрономический Сектор. Фант стоял на носу магнитохода и злобно изучал опухший палец. Тот одеревенел и никак не хотел сгибаться. Под Фантом проплывали скучные плиты металлопластовой облицовки. Ах, как хотелось бы, чтобы это был не магнитоход, а морской лайнер, и путешествовали бы они не по Орпосу, а по Средиземному морю, и вокруг была не гигантская металлопластовая труба, освещенная мягким гафниевым сиянием, а безбрежный морской простор… Фант напряг воображение. Внизу родилась пенная струя отваливаемой теплоходом воды. Бурун вздымался из-под носа, приникал к скуле судна и только потом выворачивался наизнанку, опадая.

Фант перегнулся через борт, разглядывая красивый изгиб волны. В тот момент, когда вода тонким листом скользила по корпусу, она казалась совершенно прозрачной, безо всякого признака какого-либо оттенка, — даже хрустальной, и было весьма странно, что из этой бесцветности рождается чудная синяя зелень морской равнины. Или: было очень чудну, что из странной зеленой синевы морской равнины рождается эта бесцветность. Именно так — с двух сторон — Фант прокрутил в голове возникшую мысль, но ни к какому выводу не пришел. Придумал только, что цветовое восприятие обязательно ассоциируется с вкусовыми ощущениями: вода вдали от корабля обязательно вызывала в памяти соленость; бурун внизу — своей неокрашенностью — начисто отрицал всякий вкус и на вид был пресным. Проверить, так это или нет, никто не умел.

Видение исчезло. Фант еще раз посмотрел на палец, плюнул вниз и прошел на кормовую палубу. Там, на длинной лавке, очень похожей на скамейку в провинциальном кинозале, сидела, закрыв глаза, Иоланта. Напомним, что протеиновый хлеб с растительной колбасой, проглоченные в «Живописном Уголке», давно отошли в область преданий, а Астрономический Сектор так и не накормил наших героев. Поэтому их пустые желудки заявляли решительный протест — каждый по своему внутреннему каналу: в голове Иоланты пылал голодный костер новой мигрени, в сердце Фанта тлели угли голодного раздражения. Проходя мимо Иоланты, Фант хотел было как-то успокоить ее, сказать что-либо сочувственное: мол, все нормально, вот только доберемся до АЦОПа, а там и рестораны, и кафе тебе, и вакуум-туннель, — фьюи-и-ить — вот мы уже и дома, — но… по чернеющим уголькам пробежали язычки пламени, и он промолчал.

В поисках утешения Фант вспомнил о компьютере. Впереди — час спокойного полета. Самое время забыть о передрягах, настроиться на творчество и, затянув туже ремень, написать кусок текста.

Фант включил комп и, подумав немного, пробежал по клавиатуре: «7. Рассужде…» В деревянном пальце искрой метнулась боль. Рука дрогнула. Первое слово, оставшись без окончания, было сопровождено устной непечатной фразой. Некая чуткая на ухо мамаша, пустив в Фанта негодующий взор, перевела своего отпрыска к другому борту. Фант искренне огорчился своей несдержанностью, но довел дело до конца: действуя одним пальцем, он вогнал в память компа несколько забористых фиоритур матерного происхождения и на том успокоился. После чего вернулся к Иоланте и уселся рядом.

Вспышка гнева прошла, можно было вдумчиво поработать.

Внезапно заговорило корабельное радио.

— Внимание! Внимание! — раздался зычный голос. — Кратковременная остановка. Непредвиденные флуктуации магнитного поля. Как только поле восстановится, магнитоход продолжит движение.

— Ну вот, застряли, — беззлобно проворчал Фант. Остановка была ему на руку: он уже настроился писать.

Магнитоход мягко опустился на металлопластик.

Фант ударил по клавиатуре компа. Указательный палец он берег, но все же доставалось персту крепко. Фант лишь ойкал и с шипением втягивал сквозь зубы воздух.

(Я избавлю читателей от долгих описаний: как наш герой задумывался, и как подбирал слова, и каким образом — случайно или нет — подбирались цитаты к тексту. Важен конечный результат. Как говорили в седой древности, употребляя аорист: «Еже писах — писах».)

7. Рассуждения о том, что есть история, сильно захватили меня. Я придумал игру: подходил к книжной полке с исторической литературой и наугад тыкал пальцем в корешок. Затем вытаскивал книгу, заглядывал в указатель, находил слово «история» и раскрывал на нужной странице.