Татьяна Тарасова - Богиня судеб Страница 18

- Бенино! Поди пока в мою комнату, подожди меня там.

- Зачем еще? - угрюмо проворчал философ.

- Необходимо, - таинственно и коротко ответил Гвидо, увлекая за собой Лавинию.

* * *

Бенино сидел в комнате Гвидо, где стены были обиты гладкой тканью зеленого цвета с розовыми разводами. Да, бедняга Сервус никогда не отличался тонким вкусом - разве что в драгоценных камнях он понимал прекрасно.

Вспомнив, как он встретил его в этот раз - в ночной рубахе, босой и всклокоченный, Бенино улыбнулся. Но сразу затем вспомнил бездыханное тело, распростертое на роскошном ложе, с клинком в могучей спине. Глаза его повлажнели. Ну почему, почему Сервус не уберегся? Гвидо прав: зная об опасности, он должен был быть настороже каждый миг, а он позволил вонзить в себя кинжал, вовсе не оказав сопротивления.

Бенино вдруг рассердился. Проклятый убийца отделался легко! Тяжелая рука рыцаря даже не коснулась его! Знать бы, кто этот таинственный преступник, посмотреть бы в его наглые глаза - глаза предателя, и разбить в кровь его мерзкий нос - нос предателя... Философ вздрогнул, живо представив себе фигуру без лица (потому что лица он ещё не знал); руки его напряглись, пальцы сжались в кулаки. Его вид - утонченный, изящный - многих вводил в заблуждение. Пожалуй, только Сервус да родные знали, сколько силы таит в себе это гибкое тело...

- Вот и я, - бодро сказал Гвидо, возникая в дверях. - Ты уже видел?

- Видел? Что? - недоуменно отозвался философ.

- А вот. Подсунули под дверь утром.

Маленький дознаватель протянул руку и схватил со столика обрывок папируса, на коем красивыми буквами, по-канталски, было написано: "Сервуса убил тимит. Посмотри его сапог".

- Какой ещё сапог? - не понял Бенино.

- Обыкновенный.

- А как мы посмотрим, если сапог у него на ноге?

- Не на ноге. Он как приехал так и снял его. То есть он оба сапога снял, а в одном... В одном было вот что...

Гвидо приоткрыл полу куртки (философ заметил там множество карманов), пошарил под нею и выудил... черную жемчужину! Ту, что ещё вчера преспокойно возлежала в своем футляре, а тот - в сокровищнице Сервуса Нарота.

- Ах, подлец... - пробормотал Бенино. - Он уволок черную жемчужину! Ах, подлец...

- Но это ещё не все! - сообщил Гвидо так радостно, словно кроме жемчужины в сапоге тимита лежал сам убийца рыцаря и канталца.

Снова сунув руку под полу куртки, он достал... И в этот раз Бенино был просто сражен... На ладони маленького дознавателя лежал кинжал - его собственный, тот, который он всегда брал с собой в дорогу, на всякий случай.

- О, Митра... - застонал философ. - Ублюдок собирается прирезать кого-то моим кинжалом...

- Именно! - победно воскликнул Гвидо. - И мы должны его остановить пока не поздно!

- Слушай-ка, Гвидо, - осторожно произнес Бенино. - А ты уверен, что это он?

- Маршалл? Нет, напротив. Я уверен, что это не он. Маршалл украл жемчужину, только и всего. Убийца - другой.

- Кто?

- Тот, кто написал это славное письмецо.

- Прости, но мне кажется, что это славное письмецо написал Лумо... Нет, - выцветшие брови малыша Гвидо сошлись у переносицы. - Это не Лумо. Ты знаешь, мне очень стыдно признаваться, но мой бедный родственник совсем не умел писать. Читать - да, немного, и только по-леведийски. А сие писано канталскими буквами, и почерк хорош... Нет, это не Лумо.

- А где он тогда?

Гвидо промолчал, что весьма удивило философа. Обычно этот маленький человечек был словоохотлив и любезен, а теперь вот отвернулся и не думает отвечать.

- Что ж, пожелаешь - скажешь, - легко решил проблему Бенино. - Ну, а сейчас нам нужно идти вниз. Маршалл там - ждет нас, и Заир Шах тоже. Кстати, а ты не думал о Заир Шахе? По-моему, лучшего убийцы чем он нам не найти.

- Надо подумать, - сказал Гвидо, оборачиваясь к философу. Судя по улыбке, он оценил его тактичность. - Вперед!

* * *

Спускаясь по лестнице вслед за маленьким дознавателем, Бенино думал, что тому, по всей вероятности, очень нравится быть полководцем. Здесь, сейчас, он на своем месте. Вот если б ничего не случилось, если б не произошло два убийства одно за другим, вряд ли кто обратил внимание на приемного сына Гая Деметриоса. Ну, сын и сын, что тут такого? Теперь же он был главным лицом: к нему обращались за советом и помощью, на его вопросы отвечали (он напрасно опасался, что гости не воспримут его всерьез и потребуется помощь философа - старого знакомца всех приятелей Сервуса Нарота), его мнением дорожили. Иначе не ему, а Бенино прислали бы этот клочок папируса с...

И тут Бенино как что-то дернуло. А откуда ему знать, что папирус и в самом деле подбросили? Уж не сам ли хитроумный Гвидо нацарапал это послание? Подозрения с новой силой вспыхнули в душе философа. Он вспомнил черную жемчужину и свой кинжал. Странный набор! Почему ж тогда в том же сапоге не лежал камень Богини Судеб? Да потому, что Гвидо - единственный в этом доме, кто ни демона не понимает в самоцветах. Лал не нужен ему - ему больше пришлась по душе черная жемчужина... Но тут Бенино совсем запутался. Если даже малышу так приглянулась черная жемчужина, зачем он положил её в сапог Маршалла да ещё написал об этом сам себе письмо? Почему не положить её в свой собственный сапог? И зачем демонстрировать её Бенино?

Нет, Гвидо никак не укладывался в схему преступления. Надо искать другого убийцу. Философу, в общем, понравилась идея с Заир Шахом. Этот старый астролог так омерзителен, что вполне подойдет для темницы, а потом и топора. К тому же, он свое пожил...

На этой мысли Бенино прервался, ибо ступил в трапезный зал. Здесь уже были: Леонардас, заплаканный и дрожащий, Маршалл, железно-спокойный, с легкой улыбкой на смуглом лице, сердитый и расстроенный Пеппо, Лавиния, бледная, но ещё более красивая, чем раньше, и Заир Шах, по обыкновению злобный и ещё более страшный, чем раньше. Ламберт, поставив на стол блюдо с маринованной рыбой, тотчас ушел, не в силах смотреть на общество, в котором никогда уже не появится его хозяин.

Усаживаясь, Бенино не преминул укоризненно покачать головой, отчего Пеппо покраснел и опустил глаза: он ослушался брата и не стал сидеть в своей комнате в ожидании его. Впрочем, философ отлично понимал мальчика ему страшно было одному, вот и спустился вниз, к людям.

- Рад видеть вас в полном здравии, друзья, - голос Гвидо снова был серьезен, даже трагичен. - Но с нами уже нет не только Сервуса, но и Теренцо. Плачь, Лавиния, плачь. Половина горя уходит со слезами, а вторая половина остается в душе навек...

"Интересная мысль", - философ коленкой толкнул под столом ногу брата - Пеппо сметлив и обладает отличной памятью. Он поймет, что нужно Бенино, запомнит и затем передаст в удобное для этого время.