Михаил Емцев - Уравнение с Бледного Нептуна Страница 18

— Оо, это ви, Серьежа! — она улыбается мне как старому знакомому. (Неужели я когда-нибудь смогу погладить эти густые темно-каштановые волосы? Какое, должно быть, наслаждение прикоснуться к такой вихрастой головке!..)

— Работайте, работайте, я же не мешаю.

— Очень мешаете. Вы меня смучаете, — смеется она.

— Хорошо, я уйду. Слушайте, Ру, домой идем вместе?

Она смотрит на меня чуть дольше, чем обычно. Потом с видом заговорщика кивает головой:

— Да.

Но нам с Руженой не удалось прогуляться. Во второй половине дня позвонил Эрик:

— Приезжай сегодня ко мне в институт. Есть новость.

— В чем дело?

— Приезжай, расскажу.

— Ну хоть в двух словах.

— Биотоза выросла.

Я собрал свои бумаги и, не дожидаясь конца работы, поехал к Эрику. Я был возбужден и, конечно, проскочил нужную остановку. Новость была ошеломляющей. Четыре года мы бились над маленьким кусочком водянистой массы. Но пока результаты были плачевны. Биотоза вырастала до размеров небольшого цветка, и развитие ее на этом прекращалось. Соотношение между массой живой ткани и образовавшимся полимером было слишком невелико. О промышленном применении было бы смешно даже заикаться. Все равно что выращивать яблоки, а использовать только нежную кожицу плода. Я говорил Эрику:

— Не проще ли разгадать сначала химическую реакцию данного биосинтеза, а потом осуществить ее в стекле?

— Попробуй разгадай, — кисло улыбался в ответ Эрик.

Он был прав. На исследование механизма реакции могла уйти вся жизнь. А нам было некогда. Науку нашего времени лихорадило.

Мощные волны научных достижений обрушивались на людей, поглощая привычные представления о пространстве и времени, о тяготении и причинности мира, о природе и свойствах живых организмов. Досадно было в такое время возиться с биотозой, не подававшей никаких надежд. Успех мог прийти, если бы мы научились выращивать многие тонны полимера… Пока же в наших руках находилось около пятидесяти граммов желтоватой массы, имевшей форму причудливого цветка. Иногда хотелось все бросить и заняться простым и ясным делом, но мы уже не могли отказаться от биотозы.

Работа над биотозой как неперспективная была давно исключена из плана исследований лаборатории Эрика. Опыты приходилось ставить по вечерам, когда никто не мешал…

— Как же тебе удалось? — начал я, врываясь к Эрику.

Он сидел и курил.

Никто не производит впечатление большего лодыря, чем этот напряженно работающий молодой человек. Сколько я его помню, он всегда сидит и курит. Он очень много думает, но разве можно сказать, о чем он думает. У начальства Эрик не в большом почете. Руководство любит видеть сотрудников с озабоченными лицами суетящихся возле новейшей аппаратуры. Много точек, много-кривых — налицо исследовательская работа.

— Получать тысячи точек, добывать кривые, коллекционировать зависимости могут только творческие недоноски, — поправляя свои доисторические очки, говорит Эрик. — Нужно получить одну точку, одну кривую, но… самую главную. Надо не исследовать, а изобретать, не анализировать, а синтезировать.

У него программа минимакс: минимум анализов, максимум синтеза…

У меня создавалось впечатление, что Эрик ежеминутно вылезает из собственной кожи. Он все время пытается взлететь ввысь, и это стремление нас роднит. Мне тоже хочется поднять себя за водимы куда-нибудь повыше.

— Проклятье ситуации заключается в том, что я не знаю и не понимаю, как это произошло, — ответил Эрик.

— Что ты с ней делал?

— Ничего. Она стоит там, где стояла. Посмотри сам.

Я посмотрел. Биотоза выросла раз в пять. Теперь в аквариуме плавал цветок диаметром в сорок сантиметров. Цвет ее немного изменился, на лепестках появились бледно-розовые разводы.

— Но все же?

— Вот я и думаю. Почему? Вчера она была такой же, как всегда. Сегодня утром, когда я пришел на работу, я тоже не заметил никаких изменений. Я ее не трогал и ничего с ней не делал. Вот только перед семинаром я переставил аквариум со стола на верхнюю полку: Николаю Николаевичу нужно было разложить на столе свои экспонаты. После семинара я пошел обедать, а когда возвратился и начал снимать аквариум с полки, увидел, что биотоза выросла. Я позвонил тебе. Вот и все.

Я посмотрел на стол и на полку. Аквариум совершил путешествие на высоту около семидесяти сантиметров. Биотозу подняли и опустили, а она взяла и выросла. Глупость какая-то.

Мы с туповатым недоумением рассматривали цветок.

— Вот свинья! — рассмеялся Эрик. — Что ты с ней поделаешь? Какие-то загадки.

— У тебя нет здесь поблизости каких-либо излучений радиоактивных веществ? — спросил я.

— Что ты! Одни стекляшки…

— Непонятно…

— Можно? — в комнату вошел лаборант Николая Николаевича. Звали его не то Олег, не то Игорь.

— Эрик, мы позабыли у тебя один демонстрационный образец, Николай Николаевич только сейчас хватился, — сказал он.

— Да, да, вот он, — Эрик протянул юноше ампулу с заспиртованной головой лягушки.

Тот взял, посмотрел на нас и улыбнулся.

— Что, своим аленьким цветочком любуетесь? Красивый он у вас и светится здорово!

— Где ты видишь, что он светится? — удивился Эрик. — Он не светится.

Парень заглянул в аквариум.

— Да, странно, совсем не светится, — он покачал головой, — а на семинаре светился. Да еще как!

Мы насторожились.

— Ты, Эрик, видел? — спросил я.

— Нет, я сидел спиной к биотозе.

— А что ты видел, Игорь?

— Олег.

— Прости, Олег.

— Как же, я отлично помню, что цветок светился, словно в него вставили лампочку. На семинаре было много народу, в эту комнату человек сорок набилось, мне сесть было некуда, и я забрался сюда. Сверху мне отлично был виден аквариум с вашим цветком. Он приходился как раз на уровне головы Николая Николаевича. Я обратил внимание, что он сияет и переливается. Я еще подумал, что красивый цветок ребята вырастили, зря их ругают…

— Спасибо. А ты не заметил, что с ним происходило? Светился, и только? А не увеличивался ли он, не шевелился?

— Не-ет, — протянул Олег, — чего не видел, того не видел. Да я, признаться, сразу отвлекся. Больно интересно Николай Николаевич про свои опыты рассказывал.

— Так. Ну ладно, Игорь, — сказал Эрик.

— Олег.

— Прости, Олег. Ты нам рассказал интересные вещи. Спасибо!

— Может, образцы Николая Николаевича?… — неуверенно начал я после ухода Олеся.

— Сейчас! — Эрик сорвался с места и выскочил из комнаты. Через десять минут он приволок груду ампул, банок и коробочек.