Симон Бельский - Лаборатория великих разрушений Страница 18

III. Что случилось ночью

— Вот ваша комната, — сказал Рамбер, держа в одной руке свечу, а другой с трудом отворяя тяжелую дубовую дверь.

Это помещение служило, вероятно, кельей для одного из отцов-бернардинцев. Еще днем я обратил внимание на странное несоответствие в этом здании между комнатами, служившими для жилья, и пустынными залами и коридорами. Первые походили на ячейки, выдолбленные в твердом камне. Тяжелый покатый потолок часто спускался к самому полу, стены образовывали выступы; слабый дневной свет проникал из каких-то невидимых отверстий или маленьких квадратных окон, размещенных так высоко, что дотянуться до них можно было, только поднявшись на носках. Несокрушимые двери в вершок толщиной запирались железными ржавыми болтами и засовами. Но за порогом этих тесных каморок тянулись огромные унылые пустыри, украшенные колоннами и соединявшиеся друг с другом широко разверстыми арками. При свете двух свечей, горевших в резном высоком канделябре, я внимательно осмотрел свою мрачную комнату. Она сохранила почти тот же самый вид, какой имела при ее прежних, давно исчезнувших владельцах. Все жалкое убранство этого склепа состояло из двух тяжелых стульев, массивного стола, закапанного воском, и деревянной кровати, поставленной в глубокой нише против двери. Дюфур добавил к этой обстановке высокий зеркальный шкап, мягкое кресло и ковер, закрывавший часть пола. На столе лежали письменные принадлежности и груда книг самого разнообразного содержания.

Не раздеваясь, я улегся на кровать и прилагал все усилия, чтобы увлечься чтением иллюстрированной «Истории путешествия к Северному полюсу». Но, читая, я все время напряженно к чему-то прислушивался, вздрагивая при каждом слабом звуке. Вдруг мое внимание было привлечено небольшим квадратным отверстием в двери, на высоте человеческого роста. Должно быть, такие отверстия служили для того, чтобы монахи постоянно и незаметно могли наблюдать друг за другом. Мрак, наполнявший коридор, был так непроницаем, что окошко казалось закрытым куском черного бархата. С этой минуты, переворачивая страницы книги, я каждый раз бросал взгляд на дверь с таким чувством, как будто ожидал встретить там чей-то внимательный глаз. Но минуты шли за минутами, предо мной в колеблющемся сумраке плыли, путаясь с действительностью, причудливые льды северных морей, отражение света в зеркале превратилось в северное сияние, которое то вспыхивало, то гасло и наконец совершенно потухло. Книга выпала у меня из рук, и я уснул тревожным и чутким сном. Проснулся я как будто от неожиданного толчка. Оплывшие свечи догорали; я приподнялся, чтобы их потушить, и с затаенным страхом взглянул еще раз на окошко в дверях. Из черной тьмы на меня глянуло чье-то бледное худое лицо с неподвижными блестящими глазами. Я замер от ужаса, не имея силы, чтобы крикнуть или отвести глаза от этого видения.

— Кто там? — спросил я наконец хриплым, чужим голосом. — Это вы, Рамбер?

— Кто там? — спросил я наконец хриплым, чужим голосом. — Это вы, Рамбер?

Лицо медленно отодвинулось и исчезло в темноте.

Свечи догорали, вспыхивая длинным синеватым пламенем; я почувствовал, что умру от страха, если останусь один в темноте, и с тем приливом мужества, которое дает неотвратимая опасность, схватил канделябр, отодвинул железный засов и выбежал в коридор, высоко поднимая свечи и крича во все горло:

— Бастьен! Рамбер!! Бастьен! Вставайте… скорей!..

Казалось, десятки замирающих голосов повторяют мой крик в пустых коридорах и разносят его по всему монастырю. Бастьен в одном белье появился на пороге своей комнаты.

— Что с вами? — спросил он. — Почему вы так отчаянно кричите? Что случилось?

— Здесь кто-то был. Я видел лицо!..

— Где?

— В окошке в двери!

— Может быть, вам это только померещилось? Я сам запирал все двери в эту галерею и в столовую.

— Уверяю вас… — дрожащим от волнения голосом начал я, но в ту же минуту раздался отчетливый стук железной решетки в другом конце коридора.

Бастьен выпрямился, услышав этот дребезжащий звук, и с криком: — Теперь он от нас не уйдет! — побежал по галерее.

Впереди него неслась мерная тень, отбрасываемая на каменный пол вспыхнувшими свечами и бумагой. Мы быстро добежали до конца коридора, и когда очутились в зале, то на мгновение увидели чью-то серую фигуру, неслышно скользившую между колоннами.

— Скорей! скорей! — подбадривал меня Бастьен, но я не умел так быстро бегать, как он, и все больше и больше отставать от своего товарища.

Голос ученого слышался уже из того туннеля, в котором я был днем.

— Он здесь! — кричал Бастьен. — Не отставайте! Давайте свечи! Боже мой! Кто это?!

В то же мгновение прогремел оглушительный выстрел, всколыхнувший весь мрак старинного здания, и сразу наступила тишина. Я продолжал бежать, как сумасшедший, плохо сознавая, что делаю, пока не наткнулся на тело Бастьена. Он лежал лицом вниз, с откинутой правой рукой.

Он лежал лицом вниз, с откинутой правой рукой.

Горела только одна свеча, и при ее дрожащем свете я ничего не мог рассмотреть вокруг себя, но зато слышал чьи-то тяжелые шаги, удалявшиеся по лестнице, которая вела на башню. В то же время мои необычайно напряженные чувства позволяли угадывать присутствие еще одного человека, который стоял в конце туннеля, на пороге часовни.

Я бросил канделябр около трупа и не помню, как добрался до столовой, где увидел полуодетого Дюфура, Рамбера с одеялом на плечах и Рене, который, по-видимому, еще не ложился. В дверях стоял Морло.

— Что случилось? Где Бастьен?! Кто стрелял?! — засыпали они меня вопросами и после первых моих слов бросились из столовой.

Через несколько минут Дюфур и Рамбер осторожно внесли труп своего погибшего товарища и положили его на скамью. Я несколько успокоился и мог наконец связно рассказать о том, что произошло со мной и Бастьеном.

— Следовательно, их было двое, — заметил Дюфур, когда я кончил рассказывать. — Один — несомненно, этот таинственный Икс, который, видимо, очень торопится осуществить свои угрозы. Но кто же другой, и как он проник в запертый коридор? Или, может быть, Бастьен забыл запереть двери?

— Этого вам никогда не удастся узнать, — угрюмо пробормотал Морло.

— Почему?

— Потому что есть вещи, о которых ничего не пишут в самых ученых книгах.

— Но, как бы там ни было, нам всем необходимо соблюдать величайшую осторожность. Я думаю, что недели через две или самое большее через месяц все работы будут закончены, и мы сможем уехать отсюда, но до того времени нам придется жить, как в осажденной крепости. Вам, Рамбер, я поручаю обязанности коменданта. Дело идет не только о том, чтобы сохранить нашу жизнь, но еще, — и это самое главное, — о будущности моего изобретения.