Георгий Вирен - Зеркало ночи Страница 18

- Бро-осить? - возмутился старик. - Да с чем я останусь тогда?

- То есть?

- Вот тебе и то есть! До моих лет доживешь - тогда поймешь. Мне жизни осталось - может, год, может, три, а может, и до субботы не дотяну. Это ж понимать надо! Ты-то мужик молодой, тебе еще бабу подавай, а я? Мне чего ждать, каких таких радостей? А как выпью - так я сам себе хозяин. Захочу и будет мне двадцать. Думаешь, чего я пою-то, чего играю ночь за полночь? Это ж я дружков своих созываю. Иду по улице, будто в 27-м году, и жду сейчас вот оттуда Митька Савелов выскочит, а с того проулка - Петька да Гришка Ковалевы, и уж на всю ночь гульба! У околицы уже девчата хороводятся, Сенька-гармонист с тальяночкой своей...

Дядя Коля вдруг замолчал, и Матвей увидел, как перед счастливыми его глазами побежали, побежали живые картинки - и лица, и слова, и песни, и еще много другого, уже ставшего небылицей, пылью, уже развеянного временем и только малыми песчинками застрявшего в памяти старика. "А почему, собственно, малыми?" - спросил себя Матвей. Старик сохранил все, и нужен только легкий толчок, чтобы всплыло оно нерушимым и живым.

А старик сгорбился, ушел в память, и вдруг Матвей увидел на его щеке медленную тягучую слезу.

"Ну что тут сделаешь, придется с утра начинать", - вздохнул малопьющий Матвей и полез искать бутылку.

Оба быстро опьянели. Дядя Коля обнимал Матвея, тыкаясь в бороду, а тот, фальшивя, терзал гитарные струны и печальным речитативом тянул одну из песен, услышанных от Милы:

И в Коломенском осень...

Подобны бесплодным колосьям

Завитушки барокко, стремясь перейти в рококо.

Мы на них поглядим, ни о чем объясненья не спросим.

Экспонат невредим, уцелеть удалось им.

Это так одиноко, и так это все далеко.

Этих злаков не косим...

- Нет! - кричал дядя Коля. - Это не наша песня! Она не зовет! Давай нашу:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор!..

И, невольно подпевая ему, Матвей вдруг ощутил обратный ход времени, и оказался не то в двадцатых, не то в тридцатых годах, и каждой клеточкой тела, каждой паутинкой души стал человеком того времени, стремящимся все выше, и выше, и выше, в счастливые сороковые, сияющие пятидесятые, и дальше, дальше - в изобильное будущее, перед которым поповский рай покажется скудным и жалким, скучным и пустым... А дядя Коля уже не плакал и не жаловался: из своих убогих восьмидесятых он вызвал счастливые двадцатые, и они пришли к нему, гремя и ликуя.

...Уже после полудня дядя Коля вышел от Матвея, и холодный ветер разом отрезвил его. Он нагнулся, зачерпнул ладонью снега, потер им лицо. И степенным стариковским шагом направился к дому - на соседнюю улицу. Он еще не дошел до угла, когда там внезапно появилась и затормозила черная "Волга". Из нее не спеша вышли двое мужчин. Дядя Коля замедлил шаги. "Это еще кто такие? - спросил он себя, и неприятный холодок пробежал по его спине. Люди не понравились дяде Коле. А они тем временем огляделись и лениво направились навстречу ему. - Господи, - совсем опешил старик. Вот тебе и глухомань, вот тебе и участковый! Накаркал, дурак!" И остановился.

- Товарищ, - крикнул ему один из мужчин, - можно вас на минуту?

"Он, не к добру", - подумал он, а ответил угодливо:

- На минуту - это пожалуйста. Отчего же нельзя на минуту...

- Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где тут живет Матвей-инвалид? спросил, приближаясь, тот, что был повыше и похудей, чернявый.

- А чего ж не знать! - обрадовался дядя Коля. - Вона его дом, крыша зеленая.

- А сам он где сейчас?

- Да там и сидит... А вы, товарищи, откуда будете?

- Мы так... по пенсионным делам, - пробормотал второй, толстый.

- Это - да, он инвалид, пенсию получает, - покивал дядя Коля. - Там у него собака, смотрите, - сказал в спины мужчин, уже шедших к дому Матвея.

"Как же! - думал он, уходя и побыстрей и в то же время стараясь не терять степенности. - Ежели б по пенсионным делам на черных "Волгах" разъезжали, у нас бы у всех пенсии были по полтыщи. Небось обэхаэс. Накрыли Мотьку на нетрудовых доходах. А и правильно, поделом - мало что военную пенсию получает, так еще на ремонте зашибает - кому телевизор, кому утюг... То-то от аппарату отказался - хватает ему, говорит! Еще бы не хватало... А теперь небось прижучат его. И правильно. Жизнь - она штука справедливая".

А мужчины замедлили у калитки.

- Может, не стоит сегодня, Семен? - сказал Костя.

- А почему? - удивился тот.

- Да как-то... Не чувствую себя готовым. Очень уж быстро нашли. Надо продумать разговор, с Дедом посоветоваться...

- А может - сразу накроем? - азартно спросил Семен.

В доме коротко, настороженно гавкнула собака, почуяв, очевидно, чужих людей.

- Слышишь? - сказал Костя. - Думаешь, он так тебе сразу все и выложит? Наверняка тот еще жук...

- Это конечно, - согласился Семен. - Правильно, без Деда нельзя. Мы нашли - а уж теперь пускай сам. Поехали.

И они быстро вернулись к машине.

...Ренат стал ходить по комнате - торопливо, даже суетливо туда-сюда, туда-сюда. Он поминутно поправлял очки и сквозь них испуганно косил на Матвея. Тот смотрел на приятеля с испугом: не ждал такого. После ухода дяди Коли Матвей стал маяться, места себе не находил, от выпитого противно загудела и закружилась голова, и он по морозцу побежал к Ренату. И там, почти неожиданно для себя, рассказал ему о прошлогодних событиях. Все - как недавно Ядвиге Витольдовне. Старуха тогда замолчала так надолго, что Матвей решил, будто она ничего не поняла. Потом сказала: "Человек не может быть богом". Перекрестила по-католически и ласково проводила Матвея - мол, привыкла ложиться пораньше.

А Ренат, выслушав, забегал, задергался - и все молчком. Вдруг как-то боком, в углу встал, забормотал: "Там, где жили свиристели, где качались тихо ели. Пролетели, улетели Стая легких времирей". Испуганно, исподлобья взглянул на Матвея и снова забормотал, как молитву, забубнил:

В беспорядке диком теней,

Где, как морок старых дней, закружились,

Зазвенели Стая легких времирей...

И тут кинулся к Матвею, с разбегу бухнулся на колени, завопил дурным голосом:

- Ты гений, гений!

Очки свалились-таки, он стал шарить по полу, ползал, тыкался в Матвеевы ноги и все повторял:

- Гений, гений!

- Брось, Ренат, что за шутки? - недовольно сказал Матвей.

- Ты гений! - заорал он опять и вскочил с колен. - Всех времен и народов! Как же мне повезло в жизни, что я знаком с тобой!

- Перестань, - раздраженно буркнул Матвей.

- Ты что, не понимаешь?! - возмутился Ренат. - Ты сделал грандиозное открытие. Ты доказал, что будущее существует в нас всегда! Насчет прошлого и настоящего никто не сомневался, а вот будущее представлялось какой-то зыбкой неопределенностью. Твоя Машина строит образ будущего на основе энцефалограммы, кардиограммы, принимает во внимание и ритм дыхания, и биополе человека, ведь так?