Ларри Нивен - Смерть от экстаза Страница 18

- А помните переполох, когда мы в последний раз применили СТГ-4? Эти чертовы журналисты!

Бера весь дрожал. И я не осуждал его.

РУК и органлеггеры ведут очень странную игру, в некоторых деталях довольно сходную. Органлеггеры должны доставлять своих доноров живыми, поэтому они всегда вооружены иглопистолетами, стреляющими кристаллами усыпляющего вещества, мгновенно растворяющегося в крови. Мы пользуемся точно таким же оружием и примерно по той же причине - преступника следует сохранить для судебного разбирательства, а потом для правительственного госпиталя. Поэтому от агентов РУК требуется, чтобы они ни в коем случае не убивали.

В один прекрасный день я научился этой истине. Некто Рафаил Хейн, с недавних пор считающийся органлеггером, попытался добраться у себя дома до кнопки экстренной сигнализации. Если бы ему это удалось, на свободу вырвались бы самые жуткие силы ада, люди Хейна сделали бы мне укол и я оказался бы рассортированным по частям в отдельных камерах хранилища органлеггеров, принадлежавшего Хейну. Поэтому я задушил его.

Рапорт об этом был заложен в память компьютера, но только три человека знали об этом. Одним из них был мой непосредственный начальник Лукас Гарнер. Второй была Джули. Пока что Хейн оставался единственным убитым мною человеком.

А Грэхем стал первой жертвой Бера.

- Мы взяли его в аэропорту, - рассказывал Бера. - На голове у него была шляпа. Жаль, я не обратил на это внимания, не то мы могли бы действовать быстрее. Мы начали окружать его, держа наготове иглопистолеты. Он обернулся и увидел нас. Сунул пальцы под шляпу и тут же упал без памяти.

- Он убил себя?

- Да.

- Каким образом?

- Посмотрите-ка на его голову.

Я придвинулся к столу поближе, стараясь не мешать врачу, который, как полагалось по правилам, пытался извлечь из мертвого мозга информацию индуктивным методом, но у него ничего не получалось.

На самой макушке Грэхема виднелась плоская продолговатая коробочка из черной пластмассы, почти вдвое меньше колоды карт. Я прикоснулся к ней и сразу понял, что она прикреплена к черепу убитого.

- Дроуд. Нестандартный и слишком большой. В нем батарейка.

- Вы знали, что у него привычка к электростимуляции?

- Нет. Мы опасались устанавливать аппаратуру для слежки у него дома. Он мог обнаружить ее и скрыться. Посмотрите-ка на эту штуку еще раз!

"С формой дроуда что-то не так", - подумал я.

Черная пластмассовая коробочка наполовину расплавилась.

- Высокая температура? - пробурчал я себе под нос.

- Он взорвал батарейку разом, - кивнул Бера, - послав весь ее убийственный заряд прямо в мозг, точнехонько в центр наслаждения. И, господи, Джил, о чем я все время думаю - на что это было похоже? Джил, какие ощущения он мог в себе этим вызвать?

Я похлопал его по плечу, пытаясь успокоить его и сам успокоиться. Мне уже давно лезли в голову мысли по этому вопросу.

Вот лежит человек, вжививший электрод в голову Оуэна. Была ли его смерть кратковременным адом или исступленным восторгом райского наслаждения? Я надеялся, что адом, но поверить в это никак не мог.

Во всяком случае, Кеннета Грэхема больше нет в этом мире - он не объявится где-нибудь с новым лицом, новыми узорами на сетчатке глаза и отпечатками пальцев, в общем, всем тем, чем могли его снабдить подпольные хранилища.

- Ничего, - сказал врач. - Его мозг практически выжжен. Тех крупиц нервных связей, которые сохранились, недостаточно, чтобы наскрести что-то осмысленное.

- Попробуйте еще раз, - попросил Бера.

Я незаметно вышел из лаборатории. Возможно, попозже я поставлю Бера выпивку; он, похоже, в ней нуждается. Бера был одним из таких людей, в ком сочувствие к ближним очень обострено. Я понимал, что он почти физически чувствует жуткую волну исступления и краха, пережитую Грэхемом, когда он покидал этот мир.

Голограммы из "Моники" прибыли несколько часов назад. Миллер отобрал снимки не только жильцов, снимавших квартиры на 18-м этаже за последние шесть недель, но также и жильцов семнадцатого и девятнадцатого этажей. Это казалось неслыханным богатством. Меня позабавила мысль, будто кто-то спускался с девятнадцатого этажа через балкон на восемнадцатый в течение шести недель. Но в квартире 1809 не было не то что окон - в ней не было даже наружной стены, не говоря уже о балконе.

Неужели Миллера это тоже забавляло? Чушь! Это даже не могло придти ему в голову! Просто он перестарался, чтобы выказать свое рвение нам помочь.

Никто из жильцов на протяжении всего этого периода не соответствовал известным или подозреваемым сообщникам Лорана. Тогда я вспомнил о двадцати трех возможных людях Лорана из портфеля Оуэна. Я отдал их снимки программисту, не будучи уверенным, что сам справлюсь с компьютером. Он вот-вот должен закончить подготовку программы.

Я позвонил вниз: да, готово.

Я приказал компьютеру сравнить их с голограммами из "Моники".

Ничего! Между ними не было ни единого соответствия!

Следующие два часа я провел, записывая дело Оуэна Джеймисона. Программист переведет его на машинный язык и заложит в компьютер. Мне такое пока не под силу.

Мы снова вернулись к непоследовательным действиям убийцы из версии Ордаца.

Только это, плюс путаница логических тупиков. Благодаря смерти Оуэна в наших руках оказалась целая пачка новых снимков, которые в настоящий момент, возможно, уже устарели. Органлеггеры от одного подозрительного взгляда меняют свои лица. Я закончил вкратце описание сути дела, переслал его программисту и позвонил Джули. Теперь я нуждался в ее защите.

Джули, оказывается, ушла домой.

Я хотел было позвонить Таффи, но остановился, набрав только половину номера. Иногда бывает, что лучше не звонить. Мне нужно пережить плохое настроение самому. Мне нужна пещера, где бы я мог побыть один. По-видимому, выражение лица у меня было такое, что мог лопнуть экран видеофона. Зачем же передавать свое настроение ни в чем не повинной девушке?

И я отправился домой.

Было уже темно, когда я вышел на улицу. Поднявшись по пешеходному переходу над движущимися тротуарами, я стал дожидаться такси на площадке перекрестка. Вскоре такси показалось, с мигающей белой надписью "Свободно" на брюхе. Я сел в такси и вставил кредитную карточку.

Оуэн собирал свои голограммы по всему евроазиатскому материку. Большая часть из них, если не все, принадлежали зарубежным агентам Лорана. Почему же я ожидал обнаружить их в Лос-Анжелесе?

Такси поднялось в светлое ночное небо. Благодаря городским огням, облака под ним превратились в плоский белый шатер. Мы пробили облака и летели над ними. Автопилоту такси не было дела, есть ли у меня возможность любоваться окружающей (или проплывающей внизу?) панорамой.