Евгений Гуляковский - Чужие пространства Страница 19

— Самокритичность — неплохая вещь. Хорошо, я поддержу кандидатуру Ржежича.

— Подготовка «Руслана» потребует очень много времени. В сущности, сегодня — это просто музейный экспонат. Наверняка возникнет необходимость в полной модернизации и даже замене большинства блоков. Ремонтные работы займут не меньше года. За это время ситуация на Гридосе может выйти из-под контроля. Информация оттуда, как я понял, постоянно задерживается и даже искажается. Я прошу вас разрешить послать на Гридос хотя бы одного не зависимого от УВИВБа наблюдателя.

— Хорошо. В данном конкретном случае я не буду против этого возражать. Ситуация на Гридосе чрезвычайно сложная, и лишний человек там не помешает, хотя ваше отношение к УВИВБу, мягко говоря, необъективно.

Сделав вид, что он не расслышал последнего замечания, Райков тут же закрепил успех.

— Значит, я могу подумать над кандидатурой того, кого мы пошлем на Гридос по неофициальным каналам раньше основной экспедиции?

— Вряд ли бы вы начали этот разговор, не имея в виду конкретного человека. Скажите уж лучше, о ком идет речь.

— Мне кажется, это должен быть не профессионал, никому не известный простой парень, из тех, кто охотно вербуется на новые поселения. Он не должен вызывать ни малейшего подозрения у гридских властей, но никого конкретно я пока не выбрал.

— Поторопитесь с этим, обстановка на Гридосе меняется слишком быстро. А рейсовые корабли идут туда несколько недель.

Глава 3

В это летнее, умытое невесомым июньским дождем утро Роман Гравов проснулся рано и несколько секунд лежал на своем ложе неподвижно, слушая, как тишина мертвых кварталов города неслышно плещется в стенах его квартиры.

Совершенно механически закончив сложную систему упражнений, которой начинал каждый свой день вот уже в течение шести лет, он наскоро позавтракал консервированным салатом, проглотил кофейную таблетку, запив ее чашкой родниковой воды, привезенной из национального парка, и вышел на улицу.

Фасады многих зданий потрескались, кое-где ремонтные роботы из городских служб еще пытались справиться с самыми крупными трещинами, но их усилий было явно недостаточно. «Мы не в силах следить за таким огромным городом, нас осталось здесь слишком мало, — в который раз подумал Роман. Люди не хотят жить в этих пластмассовых ящиках вдали от природы и друг от друга». Еще древние установили, что скученность в огромных зданиях разобщает сильнее всего, и потому люди в конце концов покинули эти гигантские каменные ульи.

Наверное, следовало перевести оставшиеся здесь службы и учреждения куда-нибудь в другое, более подходящее место, и навсегда покончить с трупами городов.

Вопрос много раз дискутировался по общественным информационным сетям и всякий раз откладывался. Старые традиции умирают последними.

После своего слишком легкого завтрака Роман все еще испытывал голод, по держать дома солидный запас консервированных продуктов казалось ему нецелесообразным, пока работали городские пищевые автоматы. Вот и сейчас, проходя мимо знакомого серого ящика, он остановился перед стойкой и привычным жестом нажал кнопку.

Автомат недовольно заворчал, но все-таки выплюнул на поблескивающую металлом пластмассовую поверхность стойки пакет с экспресс-завтраком.

Каждое утро Роман готовился к тому, что очередного пакета не будет. Во всем квартале работал теперь только этот единственный автомат, но пока он не подводил его, исправно поставляя по невидимым пищевым артериям города пакеты с пищей.

Разорвав обертку, Роман оглянулся и не обнаружил урны на привычном месте.

Долгое время брошенный пакет летел по ветру, пока не наткнулся на груду старого мусора в пространстве между ступенями лестницы. Автоматические мусороуборщики не очень-то справлялись со своими обязанностями в этой части города, возможно, их здесь давно уже не было. Роман медленно пошел вдоль бульвара, задумчиво пережевывая бутерброд с едва теплой сосиской, завернутой в ломоть полусырого хлеба.

«Мы как песчинки на огромном побережье. Ветер разносит нас все дальше и дальше. А старые места, когда-то бывшие нашим домом, постепенно приходят в запустение…»

Правильно ли это? Должно ли все идти именно так — он не знал, и никто не смог однозначно ответить ему на этот вопрос, даже учитель. Вот и решетка старого сада, в котором Глебов всегда назначал ему короткие встречи. Роман любил это место.

Из-за ежедневной прогулки по пустынному городу он отказался от общежития, удобно устроенного в здании комбината, в котором теперь работал. Мастер долго уговаривал его там поселиться, чтобы не тратить так много времени впустую на ежедневную дорогу. Как будто он тратил его впустую… В конце концов, это было его право: выбирать себе место жительства. Работа на комбинате была для него всего лишь временным прибежищем, она давала ему возможность жить в столице, давала общественную карточку на право посещения столовых, магазинов и развлекательных учреждений города, куда он, правда, почти не ходил: на это не оставалось времени.

Откуда мастеру было знать, что именно работа на его драгоценном комбинате, производившем электронную начинку для вездесущих роботов, была для него, Романа Гравова, пустопорожней тратой драгоценного времени, отнятого от тренировок, от изучения навигационных и космических сводов?..

Он выбрал неверный путь — скажет ему сегодня учитель, — дорогу, которая никуда не ведет, он сравнит его со спортсменом, на ногах у которого болтаются пудовые гири, сковывая каждый шаг. Какой смысл бежать с такими гирями? Какой смысл в недосыпании, в суровом ограничении всех своих желаний, в лучших годах юности, потраченных на уединение, занятия и размышления? Какой в этом смысл, если ты заранее обречен на поражение?

Сад встретил его хрустом засохших листьев на центральной аллее. Осень еще не скоро — наверное, опять сломался единственный здесь робот-уборщик. В следующий раз надо будет выкроить пять-шесть минут и посмотреть, что с ним стряслось.

В конце березовой аллеи показалась потемневшая от времени, покоробившаяся от дождей и ветров старая скамья. «Скамья для сложных бесед», как в шутку окрестил ее однажды Глебов. Сегодняшняя встреча здесь тоже не обещает быть легкой.

Роман сел, прикрыл глаза и прислушался к себе… Воспоминания о тяжком труде, о незаслуженных обидах, о промелькнувших, как одно мгновение, годах вновь овладели им, и он не стал противиться их приходу…

Когда же все началось? Как большинство нормальных детей в школе первой ступени, он мечтал стать звездолетчиком. Мечта была расплывчатой, неопределенной.

Ему нравились куклы в скафандрах, модели кораблей. Автоматические игрушки планетных вездеходов. Кому из мальчишек они не нравились?

Однако в четырнадцать лет, после окончания школы первой ступени, многие поумнели. Специальность звездолетчика становилась все менее престижной.

Риск и романтика дальнего поиска постепенно отходили на задний план. Кому интересно водить рейсовые корабли по одному и тому же маршруту, на котором известна каждая остановка, каждый «случайный» астероид? Пилотов кораблей требовалось все меньше, количество членов экипажей неуклонно сокращалось, места людей занимали автоматические устройства, и все труднее становилось поступить в школу второй ступени при Космическом институте. Федерации требовались совсем другие специалисты. Но он не послушался мудрых советов и провалился на вступительных экзаменах. Это было первым разочарованием. Большинство мальчишек в этой ситуации начинали подыскивать специальность попроще. С ним этого не произошло.

Именно тогда он первый раз всерьез задумался над тем, что, собственно, привлекает его в специальности звездолетчика. Не форма, не престиж, не слава, даже не возможность самостоятельно управлять кораблем. (Кстати, уже тогда он прекрасно понимал, что это попросту невозможно.) Его привлекали чужие неисследованные миры, острова, на которые не ступала нога человека, звездные острова.

Может быть, причиной всего был маленький астероид, на котором он родился?

С детских лет родной мир казался ему кораблем, плывущим среди звезд. Он подал заявление в Управление внешних поселений, в Школу инспекторов. Эта специальность, после капитанов кораблей дальней разведки, казалась ему заслуживающей наибольшего внимания.

Единственная такая школа находилась в столице Федерации. Кому там нужен мальчишка с далекой периферийной колонии? Его родители никогда не бывали на Земле, он сам видел ее лишь в видеофильмах. Сначала над ним добродушно подсмеивались, говорили о том, что чудес не бывает, что для поступления в такую престижную школу нужна соответствующая протекция, что на Земле хватает своих мечтателей, без него как-нибудь обойдутся… Но, когда с очередной почтой пришло уведомление о том, что его документы приняты к рассмотрению, насмешки почему-то стали лишь злее.