Ивлин Во - Не жалейте флагов Страница 19

– Совершенно серьезно. Вы откроете список. Вы, Парснип и Пимпернелл.

Эмброуз вздрогнул при звуке знакомых имен.

– Им-то что, – сказал он. – Они в Америке.

Безил и Эмброуз встретились при выходе из министерства. Они задержались на минуту, наблюдая живую сценку объяснения между автором «Нацистской судьбы» и полисменом у проходной; оказалось, американец в припадке раздражения разорвал клочок бумаги, по которому его впустили, и теперь его не хотели выпускать.

– Ему можно посочувствовать, – сказал Эмброуз. – Не то это место, где бы мне хотелось проторчать до конца войны, – Мне предложили здесь работу, – соврал Безил.

– Нет, это мне предложили работу, – ответил Эмброуз.

Они пошли вместе сумрачными улицами Блумсбери.

– Как поживает Пупка? – после некоторого молчания спросил Безил.

– После вашего исчезновения она прямо-таки воспряла духом. Пишет картины, как паровоз, – Надо будет заглянуть к ней как-нибудь. Последнее время я был занят. Вернулась Анджела. Куда мы идем?

– Не знаю. Мне некуда идти.

– Это мне некуда идти.

На улице уже тянуло вечерней прохладой.

– На прошлой, не то позапрошлой неделе меня чуть было не произвели в гвардейские бомбардиры, – сказал Безил.

– Когда-то один мой большой друг служил в бомбардирах капралом.

– Не заскочить ли нам к Трампингтонам?

– Я не виделся с ними целую вечность.

– Ну так поехали. – Безилу нужно было, чтобы кто-нибудь заплатил за такси.

Войдя в маленький дом на Честер-стрит, они застали там только Соню. Она укладывала вещи.

– Аластэра нет, – объяснила она. – Ушел в армию – рядовым. Ему сказали: таким старым офицерского звания не дают.

– Боже мой, как это напоминает четырнадцатый год!

– Я выезжаю к нему. Он под Бруквудом.

– Вам там будет чудесно рядом с Некрополем, – сказав Эмброуз. – Прелестнейшее место. Господи боже, три пивных да кладбище, прямо среди могил. Я спрашивал у буфетчицы, сильно ли нагружаются родственники умерших, и она сказала: «Нет. Вот когда приходят снова, посидеть на могилке, тогда, похоже, им без этого трудно». А еще, знаете ли, у артели бывших военнослужащих есть там особое место для погребений. Если Аластэр отличится, его могут сделать почетным членом…

Эмброуз болтал без умолку. Соня укладывала вещи. Безил искал взглядом бутылки.

– Выпить нет?

– Все упаковано, милый. Ты уж извини. Но ведь можно куда-нибудь пойти.

Чуть позже, когда с упаковкой было покончено, они прошли по затемненным улицам в бар. Там к ним присоединилось еще несколько знакомых.

– Мой проект аннексии Либерии никого не заинтересовал.

– Скоты.

– У людей нет воображения. А принимать подсказку от постороннего они не желают. Понимаешь ли, Соня, война становится чем-то вроде огороженных мест на ипподроме только для членов клуба. Если у тебя нет значка, тебя просто не впускают.

– Мне кажется, и у Аластэра было такое же ощущение.

– Ладно, война будет затяжной. Спешить некуда. Подожду, пока не подвернется что-нибудь занятное.

– Боюсь, от этой войны ничего такого ждать не приходится. Вот и весь их разговор, думал про себя Эмброуз; о работе да о том, какой будет война. Война в воздухе, война на измор, танковая война, война нервов, пропагандистская война, война а глубокой обороне, маневренная война, народная война, тотальная война, нераздельная война, война неограниченная, война непостижимая, война сущностей без акциденций и атрибутов, метафизическая война, война в пространстве-времени, вечная война… Всякая война – абсурд, думал Эмброуз. Не нужна мне их война. Меня война не прищемит. Но будь я одним из них, думал Эмброуз, не будь я евреем-космополитом, мармеладным папашкой, не будь я олицетворением всего того, что имеют в виду фашисты, говоря о «дегенератах», не будь я единичным, трезво мыслящим индивидом, будь я частью стада, одним из них, нормальным и ответственным за благополучие моего стада, прах меня раздери, думал Эмброуз, так бы я и стал рассиживать и разглагольствовать о том, какой будет война. Я бы сделал ее войной на мой лад. Я бы что есть мочи принялся убивать и топтать то враждебное стадо. Еж вас забодай, думал Эмброуз, уж в моем-то стаде никто из животных не шнырял бы в поисках занятной работы.

– Берти надеется устроиться контролером горючего на Шетландских островах.

– Элджернон отправился в Сирию с чрезвычайно секретным заданием.

– Бедняга Джон пока еще без места.

Мать честная, думал Эмброуз, ну и стадо.

Опадали листья, город затемнялся все раньше и раньше, осень перешла в зиму.

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

Зима наступила суровая. Польша была разбита; на западе в на востоке пленных увозили в рабство. Английская пехота валила деревья и рыла траншеи вдоль бельгийской границы. Высокопоставленные визитеры пачками наезжали на линию Мажино и возвращались с памятными медалями, словно после паломничества. Белишу прогнали; радикальные газеты подняли крик, Требуя его возвращения, затем вдруг умолкли. Россия вторглась в Финляндию, и все газеты были полны сообщений об армиях в белых халатах, рыскающих в лесах. Английские солдаты-отпускники рассказывали о хитрости и дерзости фашистских патрулей, о том, насколько лучше поставлена светомаскировка в Париже. Многие заявляли спокойно и твердо, что Чемберлен должен уйти в отставку. Французы говорили, что англичане несерьезно относятся к войне, министерство информации говорило, что французы относятся к войне слишком серьезно. Сержанты, обучающие солдат, жаловались на недостачу учебных пособий.

Как можно научить человека трем правилам прицеливания, не имея ручной указки?

Опали листья и в подъездной аллее Мэлфри, и если обычно их убирали двенадцать мужчин, в этом году уборщиков было четверо мужчин и два мальчика. Фредди, по его собственному выражению, «несколько умерил свой пыл». Салон с отделкой Гринлинга Гиббонса и окружавшие его гостиные и галереи были закрыты и заколочены, ковры свернуты, мебель обтянута чехлами, канделябры укутаны в мешки, окна закрыты ставнями, а ставни приперты засовами; прихожая и лестница стояли темные и пустые. Барбара жила в маленькой восьмиугольной гостиной окнами в цветник; детскую она перевела в спальни рядом со своей; часть дома, называвшаяся «холостяцкое крыло» в викторианскую эпоху, когда холостяки были крепышами и запросто мирились с неприхотливостью бараков и общежитии при колледжах, была отдана эвакуированным. Фредди приезжал побаловаться охотой. Своих гостей в этом году он помещал в разных местах: одного на ферме, троих в доме управляющего, двоих в гостинице. Сейчас, в конце сезона, он пригласил нескольких однополчан пострелять тетеревов; добычи в охотничьих сумках было мало, и все больше тетерки.