Дмитрий Перовский - Конкурс-семинар «Креатив»: Безумные миры Страница 19

Тварь размером с откормленного бычка: толстые лапы, витые из мышц, походили на человеческие руки; длинные, острые когти; хвост — гибкий, как хлыст, покрытый короткой черной шерстью с кисточкой на конце, — напоминал крысиный. Как и морда: гигантская крыса, да и только. «Ярость!» — первая мысль, приходившая в голову при виде безумно вытаращенных глаз и пены вокруг зубастой пасти.

Вторая мысль обычно не поспевала, ведь голову тварь отрывала раньше. Вон и моя шапка лежала у ног чудовища — не ожидала тварюка коротышку. Чудище молотило воздух, а я все ближе подходил к своей жертве. Свист — прыжок — надо мной пролетел хвост. Пыхтит тварь — наклон — когти над головой пронеслись. А потом бегом, а то чудовище со всего маху налетело бы на меня.

Туша противника врезалась в стену и поутихла. Я думаю: такой массой, да об камень! Хоть и дом родной, а твердый. Мне тоже нужно отдышаться. Есть время на пару вдохов.

Первый, глубокий. Чтоб кровь собрать в голове. Так думается легче, а мне легкость ой как нужна! Выдыхаю медленно.

Второй, короткий. Схватить состояние. Ощущение. Концентрацию. Выдыхаю резко.

Третий, глубокий. Еще раз кровь к голове. Придется потрудиться, ой, крови много надо. Выдыхаю плавно, будто сам себя сдуваю, как воздух из рыбьего пузыря.

Тварь потихонечку очухалась, вынюхивала меня. В глазах безумие, по морде кровь после удара об камень. А моя кровушка пульсирует. Перед глазами прыгают разноцветные пятна, а в голове гул.

В этом шуме я различаю мелодию. Далекие барабаны бьют и бьют, и я не могу стоять в стороне. Мой третий выдох заканчивается Песней. Как из пустых кузнечных мехов, рождается низкий-низкий звук. Не каждый и услышит, а тварь притихла, уже не рвется ко мне, стоит настороженно.

Тут главное — ноту не упустить, держать, как бы дышать ни хотелось. И носом потихонечку воздух подсасывать. Вот где искусство! Я выводил мелодию сам, а не просто повторял ритм барабанов; теперь они подстраивались под меня. Чудовище разглядывало своды родной пещеры будто во хмелю. Чтобы не спугнуть страшилу громким звуком, я пробирался к туше со всей осторожностью. Такое создание с буйно размахивающим хвостом я видел впервые.

Втянув носом побольше воздуха, я поднял Песню на тон. Угомонился хвост твари, подкосились мускулистые лапы. Чудовище повело к стене, в которую еще недавно оно влетело мордой, и, опершись об камень, невольно закуняло, сломленное дрёмой.

Когда мелодия поднялась до еле слышимого свиста, тварь сомлела: легла возле стены, накрывшись уродливым хвостом. Только тогда я достал из ножен длинный кинжал. Уже чувствуя, как угасает сознание чудища и открывается мир духов.

Осталось договориться с проводником твари, который еще больше походил на крысу, чем само чудовище, даже размером чуть крупнее собаки. Но, на удивление, проводник не привычно согласился с исходом схватки и смертью тела, а оскалил крысиную пасть, растянул в хитрой улыбке.

— Чего ждем? — вопрошал я несговорчивого проводника. — Надышаться перед смертью не получится.

Будто я обращаюсь не к нему, а к спящей туше, проводник все так же улыбался. Не хочешь по хорошему — не надо! Я и без разрешения проводника кончу тварь, не велик грех. Едва лезвие кинжала вошло в шею чудовища, проводник пронзительно запищал, словно насмехаясь надо мной. А после я услышал свист. Хвост твари рассекал воздух, чтобы в следующее мгновение разорвать пополам моё тело. Я не успевал уйти от удара.

Тьма…

— Твоё? — Тяжелая ладонь опустилась мне на плечо. Яшка, вернее, его проводник.

Внизу подо мной в крестьянской избе на лавке лежало изрубленное напополам тело. Румяное от горячки, без ног. Как еще душа в нём держится, не сбежала?

— Моё, — ответил мой проводник Яшкиному.

— Ждешь?

— А что еще делать? — вздохнул я над нелегкой долей проводника.

Бог мир из духа делал, так как сам из одного духа соткан. А чтоб со скуки не запреть, творец множил сущности по образу собственного создателя. Так появились духи-проводники для развлечения творца, хотя сами они чахли со скуки. Чтобы хоть как-то облегчить страдания собственных детей, бог создал материю, разрешив духам наделять её своей частицей, вдыхать в неё жизнь. И вышли живые настолько занятными, что заигрались ими проводники, как дети куклами, да забыли, где тварь, а где дух. А творцу все одно: что за духами следить, что за людьми — всё лучше, чем от скуки сохнуть. И выходит, что мы игрушки проводников, не более.

Только мало кто об этом догадывается. Мало кто правду про проводников слышал. А уж видели их при жизни вообще единицы. Это я, айвен, всю жизнь с бестелыми общаюсь, потому что кроме убийства чудовищ да разговоров с духами ничему не обучен.

Стоящий рядом Яшка был одним из первых, с чьим проводником мне пришлось договариваться. И единственным, с кем у меня не сложилось. Я тогда еще зеленым сопляком землю топтал. Не айвен, а так, ломоть снега — лепить и лепить. Не успел толком носом дышать, а уже на подвиги тянуло. Тот экзамен казался простым — нужно лишь убить человека.

Мы с рождения учились ловкости, выносливости, скорости. Могли подолгу задерживать дыхание. А главное, умели петь Песни, усыпляющие живое тело. Во время пения мы видели разное, слышали странное и общались с проводниками. Договаривались с духами наших жертв. По рассказам старших, проводники, обычно молча, соглашались со смертью собственного тела и уходили за новой игрушкой. А перед тем как вернуться к людям, духи хорошенько отдыхали в Мире Теней. А что может быть лучшим отдыхом для настоящего воина, как не битва с таким же ярым бойцом?

Общение с проводниками мне давалось легче, чем сверстникам. Бывало, за пару вдохов духа находил. «Ноздри широкие!» — шутил шаман.

Он же и учил, что человека усыпить легче, чем животное. Ритмы баюнной Песни-то одинаковые, поэтому их править не надо, не нужно ломать мелодию — просто подпевай. Пока сверстники выискивали себе жертв побеззащитнее, я вознамерился найти достойного противника.

Искал я в горах, где часто скрывались банды, грабившие близлежащие торговые тракты. Обычно несколько разбойников укрывали награбленное добро в глубоких пещерах, утепляли их и там же зимовали. Иногда пещеры выглядели, как легендарные сокровищницы драконов, а бывало, там поселялись настоящие твари. Тогда разбойники оттуда уже не выходили.

В своих логовищах бандиты, запасшись вином и вяленым мясом, могли бытовать месяцами, до прихода весны, когда опять по торговым путям заспешат караваны.

У подножья гор, куда я вышел на третий день, обжился медведь, — его запах слышен издалека. Я понюхал зерна из мешочка на груди, потер нос, как учил шаман, и прислушался к окружающим запахам. Где-то выше в горе жила тварь. Большая. Наверное, спит не меньше века. Будить её не стоит. Вкупе с медведем они смердели настолько, что я не сразу приметил легкий человечий душок.