Андрей Годар - Под тенью феникса Страница 19

Не могу даже предположить, как долго это продолжалось. Естественно, мне казалось что прошла целая Вечность, или даже три Вечности… Пока на горизонте не показались очертания строения.

Красивый фигурный логотип на высоком столбе можно было рассмотреть даже с такого большого расстояния. Да, это была та самая заправка, которой я грезил с самого утра. Нет, я не побежал вперед и даже не прибавил шаг. Я шёл так же спокойно и размеренно, наслаждаясь тем, как неотвратимо приближается моя цель. Никуда ты, милая, не денешься. Ближе и ближе. Медленно и верно. С каждой минутой здание заправки приближалось, увеличивалось и обрастало деталями –как выяснилось, не самого приятного характера. Можно было различить, что угол здания обвален, а сквозь окна знакомым манером проглядывало небо. Потом под ногами стал попадаться мелкий мусор в виде кусочков камней и металла, многие из которых были закопчены. Я поднял одно стёклышко и повертел его в руках, от чего вся чернь перешла на пальцы. Любому дураку, а уж тем более и семилетнему ребенку, стало бы ясно, что заправка взлетела на воздух по всем традициям боевиков, с грохотом и в облаке пламени.

Открывшаяся картина была мне уже знакома. Здание оказалось развороченным, хотя три стены ещё условно присутствовали. Сначала я собирался залезть внутрь и, возможно, найти что-то полезное, но потом прикинул, что, скорее всего, найду там только мусор и обгорелые тела, и передумал. На месте бензоколонок зияла такая воронка, что при попытке представить взрыв, который проделал её меньше суток назад, становилось жутко. От навеса остались только трубы-колонны, всякая мелочёвка, вроде автомата с напитками и табло с ценами на бензин, перестала существовать вовсе.

Я без труда нашёл столбик компрессора, который, хоть и был расколот и оплавлен, но всё же уцелел в этом пекле. Но, сколько я ни нажимал на нём всё, что нажималась и не крутил всё, что крутилось, чёртов аппарат так и не ожил. Помню, пробовал даже молиться – без толку, конечно.

Ага, нет электричества так хоть от духа святого. А ещё недалеко от компрессора был щит, его взрывом чуть ли не пополам сложило вокруг того столба, на котором он был приделан. И как ты думаешь, что там было написано? Правильно – до Остина двести семнадцать миль. Без велосипеда.

Без маленьких островков надежды. Без всего.

Все планы рассыпались в пыль. Сила воли, которую я с таким трудом собирал в кулак, утекала сквозь пальцы и таяла в воздухе. Показалось, что безнадёжность похожа на тот же самый воздух, который нас окружает, только более плотный, непригодный для дыхания и дрожащий мелкой рябью, как бывает от слёз в глазах. Тогда я увидел просто кубические километры этой безнадёжности, которые наползали на меня со всех сторон и сдавливали всё сильнее и сильнее. Не было ни желания, ни стремления что-то делать, куда-то ехать и жить вообще. Я уже вроде как начинал привыкать даже к отчаянию, а потому просто сел на бордюр и стал ждать чего-то, чего обычно ждут, когда ждать нечего. Наверное, смерти. Только я не догадывался об этом, потому что был маленький и свою смерть умел представлять только в виде красивых похорон, когда в процессии идут все знакомые и горько плачут, а ты лежишь себе в гробу и довольно улыбаешься.

Так что просто сидел и ждал.

Солнце уже клонилось к закату и начало заметно холодать, но я не делал ничего, чтобы согреться и, кажется, даже не дрожал. Просто принимал в себя прохладу, вроде как постепенно умирая.

Сознание затуманилось и расползлось, вроде как в бреду или перед сном, так что я далеко не сразу услышал звук мощного двигателя. И, даже услышав, долго не мог понять, присутствует он на самом деле или всего лишь грезится мне. Но рокот нарастал, и словно по всем законам самых светлых историй к нему добавился короткий гудок. На грузовиках такой особенный гудок стоит, зычный, его ни с чем не спутаешь.

Трак без прицепа (большая кабина, торчащая над ходовой частью), замедляя ход, подрулил к обочине и остановился. Я не видел места водителя, слышал только, как хлопнула дверца, и тут же из-за кабины ко мне подбежал высокий чернокожий человек. Он не был похож на типичного водителя грузовика – толстого увальня в стёганой жилетке поверх клетчатой рубашки и выбивающимися из-под кепки грязными волосами. Это был опрятный негр в джинсах и свитере, походивший скорее на студента среднего достатка. Впрочем, кепка с логотипом грузоперевозочной компании тоже присутствовала – он держал её в руке. Он не пялился на меня, не тянул фальшивую улыбку и не звал, но сразу подбежал, встряхнул меня за плечи, заглянул в глаза и спросил: – Дружище, ты как, живой?

Я не знал, как лучше ему ответить, к тому же ещё не вышел из своего транса, так что просто молча сидел и таращил глаза. Он ещё пару раз повторил свой вопрос, и, не дождавшись ответа, подхватил меня на руки и понёс к машине. Я совершенно не сопротивлялся. Куда и зачем он меня нёс, уже не имело значения, в душе было только абсолютное безразличие. Кажется, наконец-то мне встретился не плохой человек, но я изо всех сил старался в это не верить, чтобы не искушать судьбу. Не верил, когда он, держа меня одной рукой, исхитрился взобраться на подножку и открыть дверцу пассажирского места. Продолжал не верить, когда он осторожно опустил меня на сиденье и накинул мне на спину какую-то тёплую одежду. И, наконец, поверил, когда мне в руки опустилась крышка от термоса, наполненная горячим чаем.

В кабине было хорошо натоплено, и, только начав отогреваться, я понял, как сильно замёрз до того.

Очень сильно чувствовалось, что внутри моё тело гораздо холоднее, чем снаружи, и, чтобы согреться, я начал пить чай такими большими глотками, на какие только был способен. Вдобавок меня начало неслабо трясти, но я так крепко вцепился в крышку, что не пролил ни капли. Негр украдкой наблюдал за мной, пряча счастливую улыбку за расслабленными пальцами руки, которой подпирал голову. Когда я допил, он принял у меня пустую крышку и просто протянул вперед раскрытую ладонь:

– Элвин. Как бурундучок.

– Томми,– ответил я и пожал его пальцы. Мне очень нравились «Элвин и бурундуки», и я невольно улыбнулся, несмотря на то, что собирался хотя бы некоторое время сидеть хмурым и не разговаривать. Мы завелись и поехали. Я оглянулся и проводил взглядом свой розовый велик, лежавший на пепелище у расколотого компрессора, пока он не скрылся из виду.

Разговор с Элвином начался очень гладко, не смотря на то, что он был меня старше лет на двадцать.

Знаешь, бывают такие люди, которые сами по себе немного детские – открытые, простые. Они всегда с детьми общий язык легко находят. К тому же он явно старался избегать темы нашей встречи на руинах, расслабляя и успокаивая меня разговорами о мультиках. Рассказал, как в детстве стеснялся своего сравнения с бурундучком, а потом привык и даже купил себе футболку с большой буквой «Эй», и как ему после этого стало намного проще и веселее жить. Спрашивал, не сравнивали ли меня с котом Томом или автоматом Томми, незатейливо шутил. Всё, словно и не было страшной бомбежки. Только по тому, как он обходил все вопросы, связанные с близкими людьми, можно было догадаться, что ужас, разрушивший прошлую жизнь, отнюдь не был сном. Но в данный момент он задвигался на задний план, выводился за скобки. Мы так болтали некоторое время, а потом я сам спросил у Элвина откуда он, и не случилось ли там того же, что в Абилине.