Алексей Гравицкий - Мама Страница 19

– Ваше святейшество, осмелюсь спросить. – Отец Юрий говорил громко, так, чтобы слышно было всем, находящемся в зале храма. – Зачем создан предел? Неужто Господь наш отгораживает нас от прочего мира?

– Не отгораживает, Юрий. – Наместник так же повысил голос, говорил теперь для всех. – Не отгораживает, а ограждает. Спасает от мира, в котором правит диавол. Разрешено выйти за предел. Господь разрешает покинуть владения Свои и попасть в мир Сатаны. Но не дозволено возвращаться, получив отметину диавола, в чертоги Господни.

Наместник поднялся и воздел руку к небу, а вернее – к высокому потолку храма:

– Пришедшим из-за предела да даруется очищение, – голос наместника гремел подобно громовым раскатам. – Ушедшим за предел да не будет возврата. Господь дарует пришедшим к Нему Свою благодать, но не прощает предательства.

5

Эл проснулась, распахнула глаза и сладко потянулась. Настроение было сносным. Ей снились пальмы, море и бунгало. И он, тот мужчина, которого когда-то знала, потом пыталась забыть, а теперь вот вспоминала все чаще с какой-то ностальгической нежностью. Стремилась к нему.

– С добрым утром, – поприветствовал Вячеслав.

– Почему утром? – не поняла она. – Я что, сутки проспала?

– Нет, это я образно.

– Понятно.

Эл попыталась подавить зевок, но не вышло, потому зевнула, широко распахнув ротик. Вспомнилась старая грубая шутка: когда мужчина зевает, он показывает свою невоспитанность, а когда зевает женщина, она демонстрирует свои возможности.

– А что остальные?

– Анри весь в себе, Жанна тоже молчит. Вообще сомневаюсь, что она умеет разговаривать.

– Было бы о чем с вами говорить, – небрежно фыркнула Жанна с заднего сиденья. – Вот с французом бы я, может, и поговорила. О французской поэзии. Только он не расположен к беседе.

– Было бы, о чем беседовать, – встрепенулся Анри. – Из всей французской поэзии мне больше всего нравится Маяковский. Вот, например: «Я люблю смотреть, как умирают дети. Вы прибоя смеха мглистый вал заметили за тоски хоботом» Или: «жопа белая метр на метр, как витрина ларька продовольственного. И если б был у меня х…» [1]

– Хорош уже, – перебил его Слава.

– Ну вот, – хмыкнул Анри. – Только начинаешь стихи читать, как тебе рот затыкают. Дядька, ты не прав. И вообще, не знаю, кто тут как, а француз хочет жрать. Эй, сопровождение, скажи, как гид иностранцу, есть тут где-то населенный пункт с забегаловкой типа «быстро схавал невесть что и пошел, пока не обдристался».

– Там за лесом бывшая военная часть. В ней байкерня теперь тусуется, – отозвалась Жанна. – В бывшей части бывший чипок. В нем помимо наркоты и бухла, кажется, можно и съесть что-то. Если через лес проехать сможем, то через полчаса поедим.

– Дорога через лес есть? – спросил Слава.

– Есть, но плохая. Можно сказать, что и нету вовсе. Съезд на грунтовку через пару километров.

– Ты ее знаешь? Ездила по ней?

– И ездила, и ходила, но это было давно.

– Хорошо.

Слава притормозил, остановил машину у обочины и повернулся к Жанне.

– Садись за руль, до этой «бывшей части» повезешь нас ты.

6

Дорога, что петляла через лес, могла быть названа так лишь с очень большой натяжкой. Скорее, это была колея, местами размоченная дождем до грязных хлюпких луж. Впрочем, лужи хоть и с грязным чавканьем, но проезжались без запинок.

Жанна и впрямь хорошо знала эти места. И неплохо водила машину, что Слава не постеснялся отметить вслух.

– Если бы кто-то лет двадцать назад сказал мне, что я вообще когда-нибудь буду водить машину, я бы, наверное, посмеялась, – улыбнулась она, но рулила дальше с чувством собственного достоинства, весьма довольная похвалой.

Военная часть появилась минут через двадцать. Деревья стали редеть, грунтовка уперлась в раздробленный асфальт. А уже асфальтовая дорожка привела к старым металлическим воротам.

Одна воротина, погнутая и ржавая, висела наперекосяк, закрывая половину дороги. На этой створке отчего-то была изображена такая же облезлая, как и сами ворота, красная пятиконечная звезда. Вторая створка проржавела окончательно и валялась рядом под старыми серебристыми елками.

– Это и есть то место?

– Да. – Жанна остановила машину чуть в стороне. – Вылезайте, дальше пешком. Местные жители если что-то с мотором на колесах и воспринимают, то никак не «фольксваген». Въедем на машине, а не на байке, могут камнями закидать. Или еще чего похуже.

– А если пешком? – поежился Анри. – Не закидают?

– Не, тот, кто пешком, в их понимании материал неохваченный, а тот, кто на машине, – материал испорченный. Разницу ощущаешь?

Француз кивнул. Слава захлопнул дверцу машины:

– Ну, что дальше?

– Дальше за мной, туда, – Жанна махнула рукой в сторону ржавых воротин. – Только постарайтесь вести себя корректно. И не ляпните чего лишнего.

– А то что? – усмехнулась Эл. – Изнасилуют?

– Тебя, может, и изнасилуют, – вполне серьезно ответила Жанна, окинув девушку оценивающим взглядом. – А так… Тут одного привязали к двум мотоциклам, за ноги привязали и разорвали.

– Как? – наигранно испугался француз.

– Пополам, – ответила Жанна мрачно. – Впрочем, если хочешь узнать как, можешь отпустить пару шуток в адрес чьего-нибудь мотоцикла. Остальным наука будет.

– Что значит «остальным»?

– А то и значит, что тебе уже будет все равно. Мертвым знания ни к чему.

Анри хотел ответить на это еще что-то, но Слава поспешил закончить перебранку:

– Хорош ля-ля разводить. Пошли уже.

Автоматчица молча кивнула и потопала вперед, за ней двинулся Слава, следом Эл и сутенер. Француз как-то странно поеживался и озирался. Видимо, представил себе, что происходит с сутенерским достоинством, если оно становится центральной точкой натяжения между двумя металлическими вместилищами большого количества лошадиных сил.

За воротами оказался пустырь. Здесь все поросло травой, там и тут громоздились кучи разнообразного мусора.

– А где же байкеры? Забросили это место и подались на новые хлеба? – поинтересовался Вячеслав, оглядевшись.

– Нет, просто мы зашли со стороны помойки. Основной подъезд там, – Жанна махнула рукой в сторону. – Там же и жизнь кипит.

– Так чего бы нам не заехать оттуда?

– Хочешь остаться без машины? – вопросом на вопрос ответила та.

Дальше шли молча. Жанна только иногда останавливалась и указывала направление. Вскоре появились бараки, а за ними стали тут и там возникать патлатые тетки и бородатые мужики в кожаных куртках и большом количестве понавешенного на них бряцающего железа.

Бывший чипок оказался совсем уж на задворках. На дверях его красовалась надпись: «ВИШНЕВЫЙ СЭД». Чуть ниже мелко было приписано: «Сиди, пей, кушай, папу-маму слушай». В слове «Сиди» первая «И» была кем-то переправлена на «Э».