Евгения Лопес - Сотый рейс «Галилея» (книга 1) Страница 19

Алан заметил, как один из земных журналистов медленно сжимает кулаки; и неизвестно, чем закончилась бы ситуация, если бы в этот момент не поднялся со своего места принц Рилонда.

Он подошел к столу вергийцев и совершенно спокойно, даже с легкой полуулыбкой на губах, произнес:

– Господин Фаттах? Развлекаетесь, возвеличивая себя засчет унижения других? Способ, конечно, удобный, но не самый верный, поскольку, рассуждая подобным образом, в действительности Вы унижаете только самого себя.

Самодовольное выражение сползло с лица вергийца, и в ответ он злобно прошипел:

– Ну разумеется, господин Атонский принц известен своей любовью к плебеям!

Это был уже явный и очень грубый намек на погибшую невесту принца; на какое-то краткое мгновение черные глаза Рилонды, словно огнем, полыхнули болью такой силы, что Алану стало не по себе. Тишина в помещении стала просто звенящей; казалось, присутствовавшие, вдохнув, выдохнуть уже не могли; Касинда медленно вставал, шепча одними губами: «Рилонда…»

Но принц прекрасно владел собой. Спустя секунду чуть насмешливая полуулыбка вновь заиграла на его губах, и все тем же спокойным тоном он уточнил:

– А Вы, господин Фаттах, разумеется, никогда не опускаетесь до общения с простыми смертными?

– Разумеется, нет, – высокомерно напыжился Фаттах.

– В таком случае, мне очень жаль Вас, господин Фаттах, потому что именно те люди, которых Вы называете плебеями, могли бы многому Вас научить. Например, порядочности, скромности, а также, не в последнюю очередь, приличному поведению в обществе…

Фаттах позеленел от злости, и, не найдясь с ответом, судорожно, как рыба, сглотнул воздух. Напряжение в зале будто бы разом рухнуло; журналисты, кроме вергийцев, обрадовано загудели, зашевелились, а из-за барной стойки вдруг раздались аплодисменты – это Мохаммед с Ахмедом выражали восхищение принцу. Остальные земляне подхватили было их, также захлопав, но Рилонда поднял руку и покачал головой.

– Это лишнее, – все также спокойно сказал он, и, кивнув Касинде, вышел вместе с доктором.

Следом ресторан сразу же демонстративно покинули земляне; поспешно удалились атонцы; пряча глаза, увели Фаттаха коллеги – вергийцы. «Вечерка» на этот раз закончилась быстро, и официанты остались в пустом зале одни. Несколько минут все молчали, приходя в себя, затем в тишину вдруг восторженно выдохнул Саид:

– Вот это человек!

– Великий человек… – отозвался Мохаммед.

– Кажется, теперь я понимаю… – Бен, опустившись на стул, устало потер виски. – Теперь я понимаю, почему Верга и Атон никак не могут договориться…

– Атонцы просто слишком благородны для этих… Этих… – не найдя подходящего слова для вергийцев, запнулся Саид.

– Демократов? – усмехнулся Ахмед.

– Точно!

Все рассмеялись.

Ночью Алан долго не мог заснуть. Ворочаясь с боку на бок на своей полке, вновь и вновь воскрешая в памяти, словно кадры кино, подробности вечерней сцены, вновь и вновь переживал восхищение принцем Рилондой. Ведь есть же такие люди во Вселенной, великие люди, как правильно сказал Мохаммед! Блестящий ум, благородное сердце, безупречные манеры… Может быть, и он, Алан, станет когда – нибудь… нет, не таким же (это слишком недосягаемо), а хотя бы чуточку похожим… Если очень постараться… Может быть…

ГЛАВА 8. ПОДНОЖКА

На следующий день за завтраком и обедом события «вечерки» пересказывались почти за всеми столами. И только «герои» истории вели себя так, будто ничего не случилось. Принц, как обычно, ел молча, не поддерживая разговор короля с господином Жигондой. Фаттах, казалось, раздулся от высокомерия еще больше; прочих пассажиров он лишь изредка окидывал независимо-презрительным взглядом, а Алана не замечал вовсе. Блюда он заказывал, глядя не на официанта, а в неопределенное пространство.

Алан был несказанно этому рад: впервые за время работы он получил возможность отдохнуть от капризов. К концу обеда он даже начал надеяться, что звезда вергийской журналистики отныне оставит его в покое… Но жестоко ошибся.

Ужин поначалу также проходил вполне благополучно и уже близился к завершению, когда Фаттах вдруг в своей привычной манере скривился над стаканом сока из вергийского фрукта кармалы:

– Это что? Это, кажется, сок кармалы, который полагается подавать охлажденным? Ты что, его вскипятил? Даю тебе одну минуту!

– Да, господин Фаттах.

Алан поклонился, взял стакан и помчался на кухню. Ничуть не сомневаясь в том, что вергиец действительно засекает минуту, он сунул стакан в холодильник, включил режим мгновенной заморозки и через 40 секунд уже бежал обратно.

На бегу он думал только об одном – нужно успеть – и, конечно, не заметил, как Фаттах быстро и ловко выставил из-под стола ногу…

Алан споткнулся, и, пытаясь удержать равновесие, схватился левой рукой за край столика атонцев; стакан с соком вергийского фрукта кармалы соскользнул с подноса и опрокинулся прямо на колени Атонскому принцу…

В этот момент Алану показалось, будто внутри у него тоже кто-то разлил целый стакан – только не холодного сока, а самого крутого кипятка. Кровь прилила ко всем органам сразу, и руки, ноги, голова стали горячими, тяжелыми и влажными. Перед глазами возникла серая туманная взвесь, сквозь которую он смутно различил лицо Рилонды; кажется, тот говорил что-то вроде: «Успокойтесь, ничего страшного», но смысл слов не доходил до сознания. Потом откуда-то сбоку в туман вплыла миссис Хорн, и он скорее почувствовал, чем услышал ее «убирайся». Пошатываясь, едва переставляя ватные ноги, Алан двинулся на кухню.

Он не помнил, сколько просидел в «тамбуре» между кухней и залом, не чувствуя ни времени, ни собственных мыслей – ничего. Наконец подошла миссис Хорн. С минуту она молча смотрела на него, затем произнесла только:

– Ты уволен.

От этой фразы Алана, словно током, ударило отчаянием, подбросило на ноги; вскочив, он воскликнул:

– Миссис Хорн, это несправедливо, это неправильно! Фаттах подставил мне подножку, я споткнулся из-за него!

Миссис Хорн усмехнулась.

– Маршалл, Маршалл… Сначала пролил сок, да не на кого-нибудь, а на самого Атонского принца, а теперь еще и лжешь, наговариваешь на пассажира… Ты уволен.

Из глаз Алана брызнули слезы.

– Миссис Хорн, пожалуйста… Моя мама очень больна… Если я не буду работать здесь, мы не сможем оплатить ей операцию, и она умрет…

– Это меня не касается. Через три дня будет остановка на Эйри, сойдешь с «Галилея» и отправишься домой.

– Гхм…