Яна Дубинянская - Козлы Страница 19

А может, подождать ещё на берегу? Пускай мать заберет своих козлов, загонит их в хлев! В котором часу она это делает?.. уже, наверное, скоро…

Василий совсем было решил так и поступить; даже присел на теплый камень у обрыва. На небе появились редкие звезды, маленькие и тусклые из-за облачной вуали. С моря доносился чуть слышный ритмичный плеск.

И внезапно тишину взрезали скрежещущим железом какофоничные аккорды. Не так близко — если бы близко, Твердовский, наверное, оглох бы. Он сразу понял, откуда эти звуки: так развлекались молодые дикари, оккупировавшие его бухту. И тут же до него донеслись и их голоса: нестройно, зато во всю глотку, трое парней заорали искаженные до неузнаваемости английские слова. Вслед за ними зашлась в истошном лае собака.

Пьяные в дым, тоскливо подумал Василий. Надрались, козлы…

А если их потянет на подвиги? Если вылезут из бухты, ухитрившись не сломать себе при этом шеи, если в поисках приключений на свои пьяные головы набредут на одинокого путника у тропы над самым обрывом?!..

И некому будет его защитить…

Лиза!!!

«Отроковица носит твой оберег, — напомнил вдохновенный голос Кузьмича. — Держи её подле себя…»

Как можно было попрать, пустить побоку завет святого человека?!

Василий резко сорвался с места и стремительно зашагал вперед, на ходу поправляя ремни рюкзака и акваланга. Лиза там, впереди, где громоздятся черными клочьями силуэты отдельных кустов, сливаясь дальше в неровную и глухую, как тупик, стену. Там, во тьме, пронизанной враждебными астралами, сверкает непобедимой силой святой оберег. Там ужас… ТОТ ужас… но там и спасение. Лиза!..

… Влажная ветка колючего куста с размаху хлестнула Твердовского по лицу, и он не сдержал крика. Остановился; сердце колотилось, как колеса скорого состава, свитер стал душным и тяжелым. В нос ударило острым духом пропотевшей шерсти.

И вдруг Василий осознал: это — ТОТ запах!..

Шорох. Сквозь ветви кустарника ломились знакомые безжалостные копыта.

Натянулась коварная струна веревки поперек тропы.

Ухмыльнулся из тьмы горизонтальный зрачок…

— Лиза-а-а-а!!!..

Серый, смазанный, никакой день превратился в серые сумерки. Потом в темно-серые. Потом потихоньку наполз вечер…

А я все топала и топала по бесконечному шоссе. Неимоверно длинному если плестись от самой Ялты пешком. Конечно, рядом то и дело останавливались тачки, но от этого только становилось противнее и муторнее на душе. Послать по известному адресу — и тащиться дальше, дыша бензином и пылью, волоча на ногах неподъемные гири… И ещё маленький, невидимый, но тяжеленный камень где-то внутри.

… «Что я такого сказал?! — крикнул Олег, догоняя меня. — Лизка, ты чего? Что я сказал?! — Отстань!»

Резко передернула плечами, сбросила его потные руки, пошла быстрее. И ни разу не обернулась! Конечно, я думала, что он меня снова догонит. И, если бы догнал… разумеется, остановилась бы, простила, разрыдалась бы у него на плече — я же идиотка. Боже, ну почему я такая идиотка?!..

Но он отстал. Правда отстал.

И даже не подумал, как я буду добираться до Мысовки — без копейки в кармане. Ясно, что не подумал. Ему же на меня плевать с высокого дерева… Он каждое лето заводит себе тут по девчонке — прямо на месте, а что? — не так накладно. Из тех наивных дур, что ведутся на метр девяносто, красивые глаза и трепотню про голову Екатерины и Чехова с бутербродом. Которым купи безделушку, покатай на катамаране, — а там и «давай». За милую душу! А потом — конец лета, «было здорово, приезжайте еще»… Один троллейбус и разные поезда.

А ты — размечталась про Москву, про свадьбу и вышитый пододеяльник. Идиотка! Идиотка, идиотка, идиотка!!! Кому ты вообще нужна? Ну, вспоминай: хоть раз в жизни ты была нужна кому-то больше, чем на полчаса в постели? Да что там… если собственные предки поспешили выпереть тебя из дому сразу после школы, бабкиной свиньи не пожалели — лишь бы доченька поскорее перестала мозолить глаза. Глядишь, за пять лет и приглянется какому-нибудь лоху…

Никому на свете. Задаром. Даже с доплатой!..

Уже совсем стемнело, когда я добрела до акации с развилкой, откуда надо было сворачивать вниз, чтобы попасть в Мысовку. Само собой, никто не гарантировал, что это именно та акация, а не какая-нибудь другая. Еще заблужусь, сломаю шею на этих кручах со скалами и обрывами… запросто. Или местные бомжи нападут, изнасилуют и прикончат… а кому какое дело?! Кто меня станет искать — Твердолобиха? Кстати, если со мной и не случится ничего, а просто заплутаю в темноте и вернусь к утру, она меня и то выставит на улицу. Скажет: проваливай, шлюха, к своему хахалю.

Олег. Олежка…

А ему по фиг. Он, конечно, сразу же отправился к Петру с Кирюхой на пиво, там сболтнул между делом, что я оказалась с приветом, — и забыл. Может, уже склеил себе другую дурочку, — поумнее меня, без претензий на пододеяльник с вышивкой…

Мужики — они все такие. Сунул, плюнул, и вся любовь, — как Витка говорит по любому случаю, ей по жизни не везет с мужиками. Все — сволочи и козлы.

Но, если это правда… если действительно все до единого… Как тогда люди вообще женятся, детей заводят, внуков? Причем не какие-то психи нестандартные, — а многие, почти что все?! Олега тоже когда-нибудь окольцуют. Сейчас ему двадцать… так до двадцати пяти точно. И какая-то дура будет просыпаться рядом с ним каждое утро. И складывать в тумбочку этот долбаный пододеяльник…

Почему — не я?!

Потому что я — идиотка недоделанная, как уже было не раз доказано. Можно сколько угодно твердить, что никто на свете никому не нужен, фигушки. Это я никому не нужна. Только я… Разве что Твердолобому приспичит подержаться за свою цацку, за «оберег святой». Потому что киевскому старикашке-колдуну захотелось приколоться. Неплохой прикольчик вышел, ничего не скажешь!..

Между кустами мелькнула пара-другая огоньков, а потом кустарник поредел, и я вышла к околице. Похоже, все-таки Мысовки — вряд ли тут двадцать деревень на квадратный километр. Прямо передо мной в маленьком окошке светился желтый квадратик света, и женская фигура прошла там за тюлевой занавеской. У людей есть свой дом, уютный и теплый. И муж, наверное, есть… хотя кто его знает. Дом на Ленина-три с виду тоже ничего, — а живет там старая одинокая Твердолобиха, у которой вся жизнь прошла, и остался пшик. Только и радости, чтобы Васенька пирожок съел да чтоб козы доились…

Я остановилась на полушаге, чуть не запахав носом.

Козы!!!

Вот сейчас старуха придет забирать их — а меня там и близко нет. И все, капец. В лучшем случае — опять беспросветное рабство от рассвета до полуночи. А в худшем… я ведь её здорово напугала козьей бандой, на совесть!.. Может и вышвырнуть за порог, ни черта не заплатив, — и что тогда? У меня тут, в Крыму, нет никого. Ни одной живой души…