Павел Шумил - Эмбер. Чужая игра Страница 19

— На полюсе мира. Перед тобой — Лабиринт. Первозданный Лабиринт Порядка. Нарисованный кровью Дворкина. Он есть Дворкин, и Дворкин есть он.

— Кровью? — возмущается кто-то за моей спиной. — Ох уж мне эти переписчики! Лабиринт сотворен болью и кровью моей души — вот как было в оригинале. Все остальное — энтропия информации.

Паола падает на колени перед горбатым старичком и пытается поцеловать его руку.

— А ты, Богдан, в душе художник, — говорит Дворкин, поворачивая ее голову за подбородок. — Пришли узнать про Истинный Терминал? Торопитесь, ох, торопитесь. Ну воплотишь ты ее. Что получишь? Несмышленыша бестолкового. Нет, парень, рано ее в мир выводить.

— Я пришел посмотреть, сильно ли поврежден Лабиринт.

— А не за Истинным Терминалом? Парень, ты меня огорчаешь. Целый месяц… Хотя, с такой кобылкой… Эх, будь я помоложе… — старичок мелко захихикал, теряя облик, превращаясь во что-то рогатое, хвостатое. Однорогое!!! Черный единорог!

— Ах, — говорит Паола и падает. Я даже подхватить не успеваю. А пока привожу в чувство, Дворкин исчезает. Так и не успел спросить главное.

Нет, этот полюс мне не очень нравится. Можно сапоги стоптать, но так и не наколдовать себе ужин. Голова раскалывается, а результат — один крошечный мухомор величиной с наперсток.

— Давай, я ягод в лесу поищу, а ты Дворкина покараулишь, — предлагает Паола.

— Ты не понимаешь, это дело принципа, — внушаю я ей, и понимаю, что так оно и есть. Черт возьми, простая же задача. Добыть немного еды. Игра с отражениями здесь, на полюсе Порядка не проходит. Что остается? Все мои колдовские возможности можно по пальцам одной руки сосчитать. И три пальца свободные останутся. Отражения и карты. Установить козырной контакт с Гилвой и попросить колбаски? Выход, конечно, только стыдно. Мелко для Повелителя.

— Родил идею? Я есть хочу, — жалуется Паола.

— Думаешь, рожать легко?

— Мужчинам — легко! — уверенно заявляет находчивая моя.

Неожиданно вспоминаю, что я теперь умею рисовать козыри. Еще после первого Лабиринта умел. Но тогда это в глубине памяти сидело, наверх не всплыло. Дело, в общем-то, нехитрое. Козырь — это просто ярлык, отражающий истинную сущность субъекта-объекта финиш-позиции. Здесь, вблизи одного из полюсов мира, изготовить козырь особенно просто.

Бегу по туннелям в кабинет Дворкина. Нахожу несколько кусков мела и спешу назад. «Если от бОльшего взять немножко — это не кража, а просто дележка!» — так Максим Горький сказал.

У входа в туннель есть отличная гладкая черная скала. Лихорадочными штрихами намечаю картину. Стеллажи с занавесками, уходящие вдаль.

— Что ты рисуешь?

— Козырь! Склад! Там, за занавесками, все, что нам нужно.

— Не забудь мое новое платье, — напоминает практичная Паола.

Черный единорог с доброжелательной улыбкой наблюдал за суетливой возней молодых у скалы. (Не можете представить улыбку на морде единорога? Фу на вас!) На фоне черных камней он был практически незаметен. Девушка пожертвовала остатки одежды на тряпку. Мужчина торопливо стирал неверные линии, проводил не менее неверные, опять стирал… Единорог усмехнулся и незаметно выправил рисунок усилием воли.

— Богдан, а занавески зачем? — спросила девушка.

— Я что, Гоген, каждую фитюльку вырисовывать? Пусть она меня за занавеской дожидается.

— А-а…

— Кажется, получилось, — мужчина отошел на три шага и удовлетворенно окинул взглядом картину. — Все на местах… Начинаем!

Под пристальным взглядом скала покрылась изморосью. В воздухе похолодало. Мужчина засмеялся, по локоть засунул руку в скалу. Наклонился, и вся его верхняя половина скрылась в камне.

— Второй шаг третьей ступени, — пробормотал единорог. — Освоение мастерства. Выработка собственного почерка. Торопится. Спешит. Куда они все так торопятся?

— А-а-а!!! — завопил мужчина, вылетел из камня как пробка из бутылки, перевернулся пару раз через голову и растянулся на земле. Девушка вскрикнула и бросилась к нему.

— Богданчик, миленький, скажи, ты живой? Что с тобой? Не молчи! Скажи что-нибудь!

— И-и-и… И-и-иде… Иде-е-е…

— Закрой ротик. Дыши глубоко и ровно.

— И-идеол-логия была п-п-правильная. Но-о в-в мет-тодологию з-закралась ошибка!

— Ох, мамочка!

— О-о-охх… О-ох… Оххр-р…

— Успокойся. Помолчи. Тебе вредно разговаривать.

— О-охран-ная с-с-сигнализация.

— Успокойся, миленький, все пройдет.

— С-сигнализация! С-ссука! С-стуком токнула.

Мужчина осмотрел ладони, согнул и разогнул пальцы и, пошатываясь, побрел к скале.

— С-сейчас с-сотру с-сигнализацию, с-станет бе-е-е…

— Может, не надо, а?

— Бе-е-зопасно станет.

— А-а…

Мужчина изучил свой рисунок и присел на обломок скалы.

— О-отдохну. Руки дрожат. Со-отру что-нибудь не то, о-обидно будет.

Девушка опустилась рядом с ним и начачала массировать плечи.

— Не забудь новое платье и что-нибудь для Гилвы.

Отдохнув четверть часа, мужчина подошел к скале, стер несколько линий и вновь до половины погрузился в рисунок. Над его задницей, торчащей из камня, зажглось всеми цветами радуги маленькое полярное сияние.

— Как красиво… Ты покажешь это Гилве? — поинтересовалась девушка.

— Не сейчас. Держи, — из стены появилась рука с канистрой. Девушка поставила канистру в сторонку. За канистрой последовали картонная коробка, ящик, еще коробка, пластмассовый пенал, деревянная шкатулка, пакет с ручками и много-много других вещей. Девушка с трудом успевала их складывать. Внезапно мужчина вынырнул из камня и с лихорадочной поспешностью принялся стирать рисунок рукавом.

— Нет, это ж надо!.. Чтоб я сдох!

— Что случилось? — испуганно спросила девушка.

— Полиция набежала.

ИГРА НА ИНТЕРЕС

Мы вновь в Эмбере. За трое суток ожидания Дворкин так и не появился. Теперь мы в замке свои. Родство доказано, хотя степень родства не установлена. Нам даже выделили в вечное пользование две комнаты на третьем этаже. Все думали, что я — скромный, остановлюсь на двух маленьких комнатушках напротив лаборатории, но Паоле приглянулись комнаты над столовой: угловая и соседняя, примыкающая к покоям Флоры. Просторней апартаменты только у Рэндома — если считать вместе со студией Виалы. Из каждой комнаты есть выход на крохотный полукруглый балкончик. До библиотеки два шага — гостиную перейти. Пришлось одну дверь заложить и одну прорезать. Но бластер справился со стеной за несколько минут, а остальное доделали каменщики и плотники. Кое-кому (не будем указывать пальцем, но это был Джулиан) Паола объяснила, что я имею право на четыре комнаты, как семейный человек, и лишь врожденная скромность велит мне остановиться на двух. Корвину было поставлено на вид, что его гостей третируют, а если так, то я, как человек скромный и простой, могу поселиться и в подвальчике, Бенедикт подтвердит. Но вот, что станет с Лабиринтом…