Виталий Сертаков - Баронесса Изнанки Страница 19

— Бернар, не высовывайся! — это дядя Саня. Он только что отрубил переднюю лапу одной особо наглой кошке, но получил глубокие царапины, требующие перевязки.

— Милорд, справа!!

Пикси бежал последним, улепетывал со всех ног, но поскользнулся на влажной тропинке. С высоты кареты к нам уже тянули руки кучер, тетя Берта и один из егерей. Второй младший егерь, молодой парень в салатного цвета кафтане, с козлиной бородкой, также подкрашенной в зеленый цвет, стоял, расставив ноги, и целился во что-то за нашими спинами. Королевский поверенный упал, и тут же прозвенела стрела. Маленький хитроумный арбалет егеря выплюнул пять коротких стрел, и на каждой теперь корчилась дикая кошка. Не успел он отстреляться, как Анка кинула ему новый заряженный арбалет.

— И-эх! И-эх! — словно рубя дрова, влева и вправо кидался обер-егерь. Монеты звенели в его бородках под колпаком. Куртка и штаны славного Брудо были изодраны, но глубоких ран, угрожающих жизни, он пока не получил.

— Бернар, сзади!!

Я оборачивался, я пригибался, настолько быстро, насколько мог, но мое туловище и ноги стали вдруг непослушными, как это случается во сне. Она пикировала на меня, раскинув лапы, выставив хвост, как парус, выгнув влажный желтовато-коричневый живот, оскалив в адской улыбке пасть, из пасти летели брызги, и ничего не было в ее глазах, кроме безумия. Она — потому что я успел заметить ряд сосков на ее брюхе, — она совсем недавно выкормила котят. На долю секунды я успел представить ту кошмарную боль, которая меня ждет, если зверь вцепится в гриву, а в следующую долю секунды меч фомора разрезал кошку в полете. Она плюхнулась мне на грудь, всего забрызгав горячим.

До конца тропы, до спасительной дверцы кареты оставалось совсем немного. Пикси дунул третий раз и отбросил бесполезный пузырек. Я даже испытал некоторое разочарование, убедившись в земной природе его страшного дара. А так здорово было представить племя огнедышащих карликов.

Коты горели, но их спасали болотные лужи, а по сухой обочине наступали новые отряды. У Сани руки были по локоть в крови, на его кривом ноже болтались лохмотья шерсти, от плаща остались одни дыры. Внезапно Мария упала на колено и открыла огонь сразу с двух рук, целя куда-то вбок. Оказалось, младший егерь на дороге не справился, он выстрелил десять стрел из арбалетов, затем схватился за ножи, когда вопящая волна выплеснулась под колеса. Мария убила еще дюжину тварей, остальные трусливо отступили. Младший егерь, его звали Гвидо, получил передышку и заряженное новое оружие, но его здорово помяли, вырвали клок из бороды, вся его физиономия была залита кровью. Анка кричала ему по-русски, чтобы поднимался в карету. Парень, естественно, не понимал, качался, вытирал глаза и, кажется, потерял ориентацию. К нему подскочил кучер, очень вовремя забрал арбалеты, потому что коты снова выползли на дорогу.

От огромного количества зверюг увядшая трава шевелилась. Казалось, что сама земля пришла в движение. Тетушка бормотала чудесные слова, а я попытался свистнуть, как свистел в Верхнем мире, но ничего не получилось. То есть свистнуть получилось, но пятнистые убийцы не отреагировали. Когда пугаешь хищника или лаской подчиняешь его своей воле, всегда получаешь ответный толчок, и он тем сильнее, чем сильнее личность зверя. Это вроде отдачи при стрельбе.

Но эти животные не звучали во мне рассерженным хором, не бились изнутри, раззадоривая и призывая себя покорить, как это делали, к примеру, волки в Саянах. У пятнистых котов не было никаких других желаний, кроме как убить нас всех.

Их кто-то послал с этой целью.

Или не так. Кто-то зашвырнул нас туда, где коты уже ждали, как нарочно — голодные и до предела обозленные. Я неплохо представляю по книгам, и благодаря папиным лекциям, сколько пищи надо некрупному хищнику, и какая территория нужна стае для прокорма. То количество особей, что плотным кольцом сгрудилось вокруг нас, физически не могло существовать на вересковых пустошах. Большинство издохло бы задолго до нашего появления.

Значит, их кто-то нарочно собрал и перебросил сюда.

Разделившись на две волны, хищники обходили нас по канавам, забирая в клещи. Мария получила от фомора нож, распотрошила штук восемь кошек. У дяди Сани результаты оказались лучше, но у него был расцарапан лоб, и одна из бестий добралась до его гривы. Любому фэйри известно, как это больно, и как непросто остановить кровь из пораненных волос. Наш русский кровник держался с потрясающим мужеством, он только все чаще сплевывал красным и встряхивал головой, словно отгоняя мух.

Я даже не представлял, что наш русский кровник может рассвирепеть до такой степени. Драка шла уже на самой обочине, мы получили преимущество в виде сухой земли. Саня мог бы запрыгнуть на подножку, но вместо этого он обмотал пораненную правую руку свитером, как это делают инструкторы, обучающие собак, и, выставив вперед замотанную конечность, ринулся в самую гущу врага. Коты по дурости прыгали, целясь в руку, и тут же валились со вспоротыми животами. За минуту дядя Саня проделал брешь в рядах противника, вынудив штук сорок бестий перейти к обороне. Он возвышался над ними, как викинг, или, скорее, как былинный русский богатырь, о которых мне читала Анка. На миг я столкнулся с ним взглядом — у Сани были глаза берсерка.

Фомор и отрядные дрались расчетливо и холодно, почти механически, Брудо так и не прекратил свою воинственную песню, а русский сам превратился в зверя. Он кромсал и рубил, привалившись спиной к черной гранитной колонне, пока кошки, поджав хвосты, не хлынули мимо него. Они его избегали!

Но беда состояла в том, что они не собирались покидать поле боя. Папа учил меня общению с Маленькими народцами и с лесными убийцами, вроде медведей. Никогда еще я не встречал животных, столь самозабвенно ищущих смерти.

Они не собирались оставлять нас в живых.

Однако контратака нашего русского кровника позволила милорду Фрестакиллоуокеру собраться с силами. Он приподнялся на коленях, сделал несколько молниеносных скользящих движений и остался один в кольце дергающихся врагов. Я не успел заметить, чем орудовал пикси, лезвия он прятал в рукавах. Четыре кота бились в конвульсиях, их боль ударяла мне в виски, как разряды тока. Рядом, проткнутые стрелами, дергались еще двое. Пикси встал, зажимая рваные раны на ноге, огромный фомор рванулся ему навстречу, подхватил маленького друга и почти баскетбольным движением отправил его в карету.

— Все внутрь! — громыхал фомор. — Надо бежать, иначе — не спасем лошадей!

На нем тут же повисло не меньше десятка бестий. Магистр не издал ни звука, а коты орали жутко, похлеще, чем те несчастные, которых мы заживо жгли в пещере. Его строгость очень плавно повел мечом вдоль тела, с одной стороны, затем с другой, начиная от затылка, где его плащ в клочки рвали сразу три зверя. Меч был наточен так остро, что отрубленные половинки котов еще некоторое время цеплялись за одежду фомора. Магистр отступал спиной к серо-бурой лавине, к десяткам желтых ненавидящих глаз. Он вращал перед собой стальное лезвие с такой скоростью, что хотелось проморгаться. Коты застывали, словно зачарованные пляской смертельного металла.