Юрий Самусь - Полынный мед (главы из романа) Страница 19

— Ну, братец, — вытирая слезы, всхлипнул Ярило, — повеселил ты нас. Особливо, как пистолет человечьим голосом молвить стал. Я и сам обалдел.

— Да, — хмыкнул Даждьбог, — это тебе не мужьям рога цеплять.

— А я тут причем? Они у них сами растут. Я лишь ветвистость определяю да форму.

— Ты еще скажи, что ночуешь на своей лавке.

— Думай, что говоришь, — обиделся Ярило. — Если бы я дома ночевал, род славянский давно бы перевелся. Ты на мужиков нонешних погляди. Разве ж то жеребцы? Мерины сивые, и только. Они ж импотенцией страдают, как прежние — насморком. А все почему? Потому что бабам свободу дали. Вот они за все свои обиды многовековые и расплачиваются. И уже не мужик в доме хозяин, а баба. А коль баба в доме гаркнет как следует, то у мужика окромя волос разве что встанет? От нервного стрессу и импотенция. Нет, бабам свободу давать нельзя…

— Хватит, — оборвал разговорившегося любвеобильного бога Перун, — к делу пора переходить.

— И то, — согласился Возень.

Серега вдруг почувствовал, что перестал удивляться. Пугаться тоже не хотелось. Видать, психика человеческая тоже имеет свои пределы. Перешагнул их — и все представляется в ином свете. Можно спокойно беседовать с богами, словно перед тобой не вечно живущие, а обыкновенные деды, греющие кости, сидя на завалинке деревенской избы.

— А можно вопрос? — спросил он. — О вас я, к примеру, знаю, — Серега кивнул в сторону чинных старцев, — вернее слышал. Но вот о вас? — Бубенцов вопросительно посмотрел на Возня. — Литература у меня хорошая, да и на память не жалуюсь, но как-то…

— Что правда, то правда, — усмехнулся Возень. — Имя мое для тебя незнакомо… Как бы тебе объяснить…

— Говори, как есть, — буркнул Перун.

— И то верно, — согласился бог торговли. — Я, Сергей Данилович, честно говоря, не местный, и Вознем меня только здесь величают. Вам-то я скорее известен, как Гермес.

— Так это ж греческий бог, — удивился Бубенцов.

— Не греческий, — поморщился Возень-Гермес. — Родом я из Малой Азии. Потом уж с греками работать согласился. Они мне функции расширили, ну, храмы там, то се…

— А ты и соблазнился, — укоризненно покачал головой Велес.

— Не соблазнился, а поступил в соответствии с требованиями времени, возразил Возень. — Думаете, легко себе на плечи лишний груз взваливать? А ничего не попишешь, тяни из последних сил — не то забудут. Торговлю я вообще с римлянами осваивал, а до них драхму с оболом путал.

— Так вам сейчас благодать, — не выдержав, встрял Серега. — Вам, то есть Меркурию, нынче чуть ли не весь мир поклоняется.

— Мамоне он поклоняется, а не мне, — скривился Возень. — У вас вся торговля только на бумаге живет, а в иных государствах такое жулье, что лучше и не соваться. Не посмотрят бог ты или лох — в два счета вокруг пальца обведут. Только и хватает сил да таланта, чтобы родственников прокормить. Они ведь как дети малые. Ветер могут поднять, пожар утворить, землетряс устроить, а вот на жизнь заработать — умишка… — Возень покосился на насупившегося Перуна и закашлялся. — Гм-гм… В общем, я этим занимаюсь, по моей это части. Вот, ларьков пооткрывал, зарабатываем на хлеб насущный. Правда, перестройка ваша того и гляди в перестрелку перейдет, но все едино легче жить стало, вольготнее.

— Ага, — кивнул Серега. — Хош — бомжуй, хош — воруй, хош — на все плюй. Прям как в стихотворении:

Я демократию люблю.

За что? Пожалуй, сам не знаю.

Но добрым словом поминаю

Что день тебя… и мать твою.

— Здорово! — крякнул Ярила. — Твои что ли, малец, стихи?

— Угу.

— Нет, ты не прав, — сказал Возень. — Многое нынче изменилось. Свобода — вещь хорошая.

— Это точно, — вздохнул Бубенцов. — Свободны мы, как сморчок в полете. Вы — боги, а, стало быть, начальства над вами нету. А у меня и начцеха, и начальник смены, и технолог, и главный инженер, и директор. И все в унисон твердят: "Не нравится — пиши заявление". Нет, раньше правды не было, а теперь и вовсе.

— Ладно, не горюй, — улыбнулся Возень, — больше тебе не придется на хозяев спину гнуть. Мы тебе, знаешь, какой гонорарчик отвалим! На всю жизнь хватит и тебе и родне твоей до седьмого колена. Ты только дело сделай…

— И все-таки я не понял, каким вы образом в славяне-то попали? перебил Возня Серега.

Не хотелось ему почему-то говорить о загадочном этом деле. Вот и старался оттянуть решающую минуту. Впрочем, богам это, пожалуй, даже нравилось. Во всяком случае во взглядах, коими обменялись Даждьбог с Радогощем, читалось явное одобрение. Серьезный, мол, парень, обстоятельно ко всему подходит, не елозит и вперед не заскакивает.

— Так ведь скучно, — пожаловался Возень. — Я из всех богов всегда самым непоседливым был. Одному весточку передашь, другому подсобишь чем. А теперь? К торговле и приближаться боюсь — воровать не приучен, а к серьезному делу меня без диплома и диссертации не допускают. Души на тот свет давно другие препровождают. Вот и сподобился. Здесь я хоть нужен…

— Но почему именно сюда, к славянам? — продолжал упорствовать Бубенцов.

— А куда еще? — развел руками Возень. — Родня моя греко-римская из галерей, театров да синематографов не вылазит. Всё спорят, кого из них лучше изваяли, нарисовали или сыграли. Геракл совсем одурел — сутки напролет смотрит спортивные программы и орет так, что Олимп качается. Болельщик, одно слово. Был я у него недавно, так поверишь, перепугался. Оброс так, что при виде его немейский лев с перепугу когти отбросил бы. М-да… Египетскую родню я никогда не понимал. Сидят в своих пирамидах или усыпальницах, как мумии, и в ус не дуют. В Индии пока неплохо, жизнь чувствуется. Однако и там своя проблема. Население растет, как на дрожжах, боги не справляются, штаты распухают. Каждый день перестановки, разжалования, повышения — голова кругом идет. Еще восточнее — свой, как сегодня говорят, менталитет. Так сразу их и не поймешь. Месяц я там прогостил, сидел рядом с Буддой, как малахольный, пуп свой рассматривал. Да так ничего нового и не высмотрел. Да и что можно в пупке своем углядеть? Слава Хроносу, хоть здесь себя снова обрел. Еще вопросы есть?

— Нет, — вздохнул Серега.

— Тогда перейдем к делу.

— Давайте, — без особого восторга согласился Бубенцов.

— Не выйдет, — неожиданно подал голос Боюн, притулившийся уже у двери, — Опять сюда кто-то прется.

— Да чтоб им пусто было! — выругался Велес. — Придется к нам перебираться, иначе спокойно потолковать не дадут. Не общежитие, а какой-то проходной двор.

— В Гиблый бор? — понимающе осведомился Возень.

— Куда же еще?