Олег Дивов - Чужая Земля Страница 2

Коллеги из одной дружественной страны потратили два литра виски, чисто по-приятельски допытываясь у меня, правда ли, что под «сковородкой» русские зарыли бомбу. Когда оба заснули на столе, я догадался: ну какая бомба, хватит и того, что место пристреляно.

Кто знает, может, так оно и есть.

Тем временем полковник замер, приготовившись сделать исторический шаг – опять, в третий раз уже, ступить на планету, у которой до сих пор нет официально утвержденного названия. Пока ничего не ясно, англоязычные говорят «Терра Нова», а русские – «Зэ-два».

Многие были бы рады услышать «окончательное решение ООН по аборигенам», но принять его верховная бюрократия Земли не может, потому что инопланетная бюрократия великого вождя Унгусмана забодала ее с разгромным счетом. Кто бы мог подумать, что туземный мелкий царёк – ну ладно, мужик-то он здоровый, – перессорит между собой могущественных землян. И наша славная раса звездопроходцев и строителей поведет себя, как шайка проходимцев и стяжателей, которым только бы нагадить ближнему в карман. А долгожданная встреча братьев по разуму превратится в унылую профанацию контакта, затянувшуюся на годы. С сопутствующими политическими играми, драками под ковром, перетягиванием одеяла и прочим идиотизмом. И стойким ощущением, что, пока мы пытаемся изучать туземцев в разрешенных нам пределах и продвинулись, мягко говоря, не очень, сами туземцы изучили нас вдоль и поперек, взвесили, обмерили, сделали выводы и менять своего решения по землянам не собираются.

Аборигены просто не понимают, в чем наша проблема, и ждут, пока мы возьмемся за ум. Они тут умеют ждать, для них сотня лет вообще не срок. Но все, что можно сделать быстро, они делают очень быстро, и им странно видеть, как мы на ровном месте тормозим.

Они считают, что русские – славные ребята, но идиоты тоже изрядные.

Полковник Газин подозревает, что примерно так же к нему относится подполковник Брилёв.

По мне, так оба хороши.

По случаю высадки Газин чуть было не назначил всем парадную форму одежды, но начальник штаба майор Мальцев вовремя напомнил, что на «сковородку» в голой степи за полкилометра от нашей базы наносит ветром сухую землю и песчаный смерч от выхлопа челнока гарантирован. Полковник вздохнул и приказал надеть «парадку» Мальцеву, управлению отряда и себе. Остальных пожалел.

– Я же не зверь какой, – объяснил он. – Но чисто по-нашему, по-военному, надо коллегу уважить. Брилёв тут скучал полгода, а мы такие прилетели, а он такой на радостях сапоги начистил, личный состав отымел, территорию подмел, а мы такие выбегаем в камуфляже – здорово, Боря, передавай дела! Нет, товарищи, так не годится!

– Боря мог бы и космодром подмести тоже… – буркнул, не подумавши, Мальцев.

А когда подумал, заметно изменился в лице.

Газин тогда прикинулся, что не расслышал, но, помнится, глаза у него прямо загорелись. Подметать космодром, и желательно вручную, идея очень богатая, полковник ее оценил.

Будет теперь, чем заняться нашим славным воинам, если проштрафятся…

А сейчас полковник совершил исторический шаг.

Ну, всё, здравствуйте, с этого момента мы официально прилетели.

Как здесь говорят – придваземлились.

Вниз по аппарели компактной группой двинулось управление отряда и примкнувший к нему командир взвода спецназа.

Торжественная церемония передачи вахты состоится завтра, а сегодня просто встреча и доклад. Подполковник Брилёв подойдет к Газину строевым шагом, бросит руку к козырьку… А Газин будет делано улыбаться, подозревая: опять над ним творят утонченное издевательство, до того изысканное, что фиг поймешь. Злые языки шепчут, что он всегда так думает, когда Брилёв отдает ему честь, последние лет тридцать, прямо с училища. Ибо Брилёв высок, хорош собой и интеллигентен, а Газин – коренаст, лицом квадратен и в целом простоват. Все остальное, включая боевые заслуги, не играет роли. У них личное. Высокие отношения.

Потому-то бравый полковник сейчас не в степном камуфляже, а в зеленом кителе. Он еще и выпятит грудь, чтобы новенький орден бросился коллеге в глаза. Короче, уважит.

Еще на орбите заметно было, как Газин соскучился по всему этому.

– И вообще – положено, – сказал он. – Я же не зверь какой, но хотя бы управление отряда должно выглядеть. Символизировать должно! А вы, советник, как сочтете нужным. Не смею настаивать.

Я немного поразмыслил – и не счел нужным символизировать, то есть доставать из чемодана мундир. Замучаешься потом возиться с пылесосом. У меня, в отличие от некоторых, нет штатного порученца. Я вообще прикомандированный и один-одинешенек, единственный в своем роде специалист. Поэтому в отряде меня считают разведчиком. Даже начальник разведки майор Трубецкой. Но военные хотя бы стараются держаться в рамках, а научники – не стесняются… А ведь если подумать, вот биолог Белкин – тоже не военный и тоже в количестве одного организма, и физиономия у него хитрая, я бы сказал, подозрительная; или вон лингвист Сорочкин – одна штука, гражданский до отвращения, болтлив и суетлив, но их никто не принимает за шпионов, а они меня – да. Где логика?..

Управление спустилось на «сковородку». Следом должен был идти, наверное, я, но меня случайно подвинул наш русский народный аэромобильный оперативно-тактический военный священник типа «поп» отец Варфоломей. При его габаритах оказаться впереди получается само собой, достаточно батюшке шагнуть, и он уже, как говорится, под корзиной. Газин, когда в духе, зовет попа «отец Варкрафт». А когда не в духе, по-разному. К концу прошлой командировки было и «отец Варежкузакрой». Батюшка обиделся и настучал на полковника в Министерство внеземных операций, а МВО, недолго думая, переслало жалобу в епархию. Не знаю, какими словами ее сопроводили, но начальство нашего бравого служителя культа приказало ему не бузить, а закрыть варежку. Газин потом его утешал.

Батюшка хороший.

И Газин, в общем, хороший, уж точно не зверь какой.

Да мы тут все ничего. Только черт знает, чем нам заниматься на «Зэ-два» следующие полгода, если обстановка не прояснится. В основном мы демонстрируем на планете русский флаг, которого у нас нет…

Отец Варфоломей тоже не счел нужным выпендриваться. Он был в степном камуфляже и наградной фиолетовой скуфейке. Как всегда, ему в этом образе чертовски – прости, господи, – не хватало автомата, а с учетом богатырских размеров батюшки – пулемета. Штурмовик из отца Варфоломея так себе, слишком крупная и заметная мишень, а пулеметчик выйдет знатный. Говоря по чести, я не очень понимаю, отчего армейский священник не носит оружия, ведь по Уставу, если прижмет, батюшка исполняет обязанности полевого медика, а полевой медик, в свою очередь, когда прижмет совсем, начинает убивать со страшной силой направо и налево. Так что видится мне во всем этом некая – еще раз прости, господи, ибо лезу не в свое дело, – незавершенность образа. Заметьте, я не сказал «фарисейство». Мне так выражаться на работе не положено.

Я всегда на работе.

Даже когда сплю.

Прямо как разведчик, ей-богу…

Тут меня деликатно потрогали за плечо.

– Ваш выход, сэр! – сказал доктор Шалыгин.

Главврач отряда чем-то неуловимо схож с отцом Варфоломеем: он тоже мужчина крупный и плечистый, да еще и агрессивно стриженный под ноль. Только батюшка всех подавляет, а доктор – воодушевляет. Наверное, разница в том, что у батюшки глаза добрые и пытливые, словно он тебя вот-вот на исповедь потащит, а у доктора – просто добрые. Поразительно уютный человечище.

Разумеется, Шалыгин был в полевой форме, а за ним стояли и ухмылялись наши гражданские летчики, Чернецкий и Акопов, оба в простых комбинезонах и пилотках.

– Сэр советник, кажется, забыл зонтик, – сказал Чернецкий.

– Злой ты, – сказал Акопов. – А человек буквально горит на работе.

– Ну такая хреновая работа. Как говорят французы, – чтобы быть красивым, нужно страдать!

Вот же язвы. Хорошо им, летные комбинезоны – с климатическими модулями. И доктору уютно в степном камуфляже с принудительным рассеиванием избыточного тепла. А я – красивый, да в костюме и при галстуке. Костюм светлый, но тем не менее это костюм.

С другой стороны, Газину, например, сейчас еще жарче, чем мне. А мой гражданский ранг государственного советника первого класса равен воинскому званию «полковник». Могу и помучиться немножко за компанию.

– Французская пословица – чтобы быть красивым, надо родиться красивым, – поправил я. – А чтобы выглядеть красиво, надо страдать!

И пошел вниз по аппарели, волоча за собой чемодан, заранее изнывая от жары, сухого ветра, песка на зубах, воинских ритуалов, бюрократических формальностей и безнадежности нашего дела.

– Вовсе я не говорил, что вы некрасивый! – крикнул Чернецкий мне в спину. – Даже и не думал!

Тоже славный парень и редкой деликатности человек.

Солнце жахнуло по темечку, я зажмурился, чтобы не ослепнуть, и полез в карман за темными очками. Не успев еще ступить на «сковородку», я уже мечтал о том, как спрячусь в домике дипмиссии. Тяжеловато здесь с отвычки, мы все же северный народ, хотя бы психологически. Говорят, человек приспосабливается к чему угодно за полтора месяца. Я тренированный и адаптируюсь за неделю, но это не значит, что неделя будет легкой.