Стефан Петручо - Человек-Паук. Вечная юность Страница 2

– Ты опоздал, – не показывая удивления, усмехнулся Сильвермэйн.

Вошедший едва ли не пренебрежительно пожал плечами под ярким желто-зеленым плащом. Вероятно, его костюм должен был отвлечь внимание от лица, скрытого под слишком просторным капюшоном лишь частично.

Голос его звучал басовито и хрипло, определить по нему возраст оказалось затруднительно.

– По улицам прошел слух, будто ты приведешь с собой компанию. Мне требовалось убедиться, что ты один.

Манфреди изобразил обиду на лице.

– Думаешь, я стал бы нарушать слово?

В ответе презрение прозвучало яснее ясного:

– Судя по тому, что я знаю о твоем прошлом, ты до сих пор жив не в последнюю очередь потому, что держал слово только тогда, когда это было в твоих интересах. Рад, что тебе хватило ума понять, что это в твоих интересах и на сей раз.

Сильвермэйн едва заметно улыбнулся и шагнул ближе.

– Твоя информация о Кингпиновом графике перевозок оказалась чистым золотом. Тебе нечего бояться Маггии, э-э… как мне тебя называть?

– Махинатор.

Чтобы удержаться от смеха, Сильвермэйн пососал зуб – и высосал из дупла кусочек курятины, застрявший там за обедом.

– Окей. Хочешь – зовись хоть Леди Гагой. Итак, теперь, когда мы знаем друг друга лучше, что я могу сделать для тебя, Махинатор?

– Вопрос, скорее, в том, что я могу сделать для тебя, – человек в плаще протянул Сильвермэйну толстую папку. – Знаю, ты предпочитаешь распечатки.

Прочесть мелкий шрифт было тяжело, но, едва разобрав заголовки, Манфреди вновь почувствовал себя молодым.

– Это же вся дилерская сеть Фиска! Правильно разыграв это, я могу разделаться с ним навсегда! – Сильвермэйн сузил глаза. – Что тебе сделал Кингпин? Убил твою милую?

– Это мое дело.

– Конечно, конечно, твое. Вот только…

Кроме всего прочего, жизнь научила Манфреди не доверять никому, не зная его слабых мест. Поэтому он, изобразив старческую слабость в коленях, качнулся вперед, замышляя сорвать с головы Махинатора капюшон.

– …Я не люблю загадок!

Однако – либо Сильвермэйн переоценил собственное проворство, либо Махинатор двигался с невероятной быстротой. Пальцы Манфреди сомкнулись в воздухе: Махинатор успел отстраниться. Сильвермэйн напружинился в ожидании контратаки, но Махинатор, едва оказавшись на безопасном расстоянии, остановился, ожидая его следующего хода.

– Это было глупо, – сказал он.

«Он прав, – подумал Манфреди, – я наверняка выставил себя идиотом. Если этот олух развяжет язык в каком-нибудь баре, слух об этом разлетится по улицам через час. И, если он дойдет до Цицерона…»

Палец Сильвермэйна дрогнул на спусковом крючке пистолета в кармане. Одной его половине хотелось расправиться с Махинатором немедля. Но другая половина хотела сохранить источник информации о Кингпине. Как же разумнее поступить?

За нерешительностью последовал тошнотворный тягостный страх. Возникший из ниоткуда, он навалился на грудь, сдавил ее – будто невидимый слон уселся сверху. Со стоном схватившись за сердце, Сильвермэйн рухнул на колени.

Мыча от мучительной боли, главарь Маггии ударил себя в левое плечо – раз, другой, третий. Только после этого, убедившись, что сердечный приступ – не притворство, Махинатор подступил ближе.

– Помощь нужна? Может, врача?

Разозленный жалостью в его голосе, Сильвермэйн устремил взгляд слезящихся глаз вверх, в тень под капюшоном.

– Назад! Какая тебе разница, буду я жить или помру?

– Никакой, – в голосе человека в плаще вновь зазвучало презрение. – Просто хочу убедиться, что моей информацией воспользуются. Если не ты, то твой преемник.

– Преемник?! Не будет никакого преемника! Ей воспользуюсь я. А теперь иди. Проваливай. Проваливай!!!

ЗАЛ совещаний Кингпина в ухоженном офисном здании, возвышавшемся над Адской Кухней, был полон его доверенных советников и наемных мускулов. В большинстве своем мускулы знали, что здесь позволено говорить только советникам, но самому новенькому из них, недавно нанятому скуластому парню по имени Томми Татл, еще предстояло многому научиться.

– Так что ж мы здесь ищем, босс?

Сбитый с мысли, Уилсон Фиск по прозвищу Кингпин (или Большой Босс), повернулся к Томми и взглянул на него. При этом его кожаное кресло, сделанное по особому заказу, заскрипело, как обшивка новоанглийских шхун. Надеясь, что гневного взгляда довольно, чтобы выразить его мысль, Фиск вновь повернулся к спроецированному на стену кадру.

– Уэсли, эта резьба прекрасна. Просто завораживает. Понятно, отчего она так увлекла тебя. Но как этот… экспонат может помочь моей организации снова подняться наверх?

– Мистер Фиск, это же карта, указывающая, где зарыт клад, ключ к величайшей тайне всех времен. Люди умирали за нее тысячелетиями, но, помимо кое-каких диких домыслов, никто не знает точно, что это за тайна, поскольку никто не сумел найти ключ к шифру.

Ответ, очевидно, был неполон. Несомненно, этот очкарик ожидал, что его работодатель поймет все остальное сам. Эта черта Уэсли нравилась Кингпину.

– Полагаешь, что ты сумеешь?

– Речь не обо мне. Я подыскал ряд кандидатов и со всем тщанием выбрал из них одного. И его будет несложно… заполучить.

Фиск задумчиво побарабанил кончиками пальцев по подбородку.

– Где она сейчас?

– Национальный научный фонд отправлял ее во многие университеты, надеясь, что где-нибудь ее да смогут расшифровать. В данный момент она находится в Выставочном зале Государственного университета Эмпайр.

Томми опять раскрыл рот:

– Оттуда ее стырить – легче легкого. Ну, кто там у них – кучка бородатых академиков с залатанными локтями?

Несмотря на его новый проступок, Фиск не сводил глаз со скрижали. Жалкие усилия этого парня заработать прозвище «Томми-Говорун» не помогали. Но этот парень чем-то напоминал жене Фиска их собственного сына, и Кингпин снова сделал вид, будто не заметил его прегрешения.

К счастью, в разговор вступил Уэсли:

– Дело в том, сэр, что колледж обеспечивает охрану силами сторонней компании – «Тек-Уолт». С виду она вполне легальна, но на деле принадлежит Маггии. В девяноста случаях из ста они работают превосходно, хотя и вынуждают хозяев держаться начеку, когда по городу перевозится нечто ценное и уникальное.

Эти новости привлекли внимание Фиска.

– Продолжай.

– Насколько мне известно, Цезарь Цицерон, консильери Сильвио Манфреди, счел эту скрижаль слишком известной, чтобы она могла хоть чего-то стоить на черном рынке. Думаю, он даже ни словом не упомянул о ней Сильвермэйну.

– Но Маггия не имеет понятия, как ее расшифровать, в отличие от нас! – в глазах Фиска вспыхнули искорки. – Уэсли, ты превзошел самого себя. Я так давно искал возможность выставить их дураками! Свистнуть эту штуку из-под самого их носа – как раз то, что надо. А если эта легенда окажется правдой, в придачу нам достанется разгадка величайшей тайны мира, какой бы она ни была.

– Благодарю вас, сэр. Теперь нам нужно только…

Внезапно Уэсли умолк. Все взгляды устремились к дверям.

Кингпин обернулся, раздраженный новой помехой. Но когда он увидел, в чем дело, ярость на его лице тут же сменилась выражением детской незащищенности. Появление этой высокой, стройной женщины с безупречно черными волосами, разделенными столь же безупречно белой прядью в центре лба, было вполне уважительной причиной общего молчания его сотрудников.

– Ванесса, Любовь моя…

Ванесса Фиск ответила мужу более холодной версией его влюбленного взгляда.

– Прошу простить за вторжение…

Вспомнив о манерах (что с ним случалось нечасто), Кингпин поднялся. Под нажимом его брюха стол отодвинулся на дюйм назад.

– Нет. Тебе никогда не будет надобности просить у меня прощения.

Она собиралась коснуться его, но в последний момент сдержалась.

– Я старалась дождаться, но почувствовала, что вот-вот сойду с ума. Я только что разговаривала с одним из бывших одноклассников сына. Он сказал, что Ричард, отправляясь на лыжный курорт, выглядел подавленным, и я никак не могу перестать тревожиться о нем.

Их интимный разговор не удивил никого. Кингпин и его жена часто держались так, будто говорят наедине – не оттого, что остальной мир ничего не значил для них, а просто потому, что они обладали властью, достаточной, чтобы на время отодвинуть его в сторонку.

Кингпин умоляюще улыбнулся жене.

– Разве теперь каждый недоучка из колледжа – дипломированный психолог? У тебя такое большое сердце – я ведь сам видел, как ты плачешь, глядя на заходящее солнце. Ричард наслаждается отдыхом, вот и все – и думает о том, что обременяет всех юношей, прежде чем они вступят во взрослую жизнь.

Но немедленного ответа не последовало, и Кингпин был озадачен. Ванесса словно боролась с каким-то темным чувством – со страхом или сомнениями.

– Уилсон, не скрываешь ли ты от меня чего-нибудь?