Дженнифер Доусон - Победитель получает все Страница 2

– Ловко, ты остаешься в Вашингтоне, а отдуваться за нас обоих придется мне, – бросила в ответ Сесили.

– У меня работа в комитете, – парировал Натаниэл.

Его ложь вывела Сесили из себя. Уже не думая о последствиях, она упрекнула его в лицемерии:

– Ну конечно, избиратели не должны знать о том, что ни твоя жена, ни твой сын даже не хотят разговаривать с тобой.

– Не забывайся, я ведь твой отец.

У Сесили сжалось сердце. Отец – на словах, а не на деле. Она никогда не чувствовала искренней отцовской поддержки. Очень сдержанно она проговорила:

– Мне кажется, что в этом нет особой необходимости.

– Послушай меня, в этом как раз есть необходимость.

Сесили горько усмехнулась:

– Ты чуть было не погубил себя. Твоя карьера политика едва не закончилась крахом. И после всего ты предлагаешь слушаться тебя?

– До моего политического краха очень далеко, намного дальше, чем ты думаешь. – Голос отца стал таким ледяным, что от него ее кожа покрылась мурашками. – Мой принцип прост, но жесток: действовать, исходя из реальной ситуации, вот почему я всегда добиваюсь своего. Если ты намерена выигрывать и побеждать, ты должна научиться действовать точно так же.

Как ни хотелось Сесили возразить ему, едкий ответ уже висел на кончике ее языка, но привычка к послушанию оказалась сильнее. Вздохнув, она тихо промолвила:

– Понятно.

Умение проявлять гибкость – качество весьма ценное для политика: для того чтобы выиграть военную кампанию, иногда стоило уклониться от сражения. Уловка, на которую пошла Сесили, удалась.

– Вот и хорошо. Действуй по плану. – Голос отца сразу смягчился.

Ну, конечно, по плану. Ее жизнь и так была распланирована до мелочей – еда, сон, работа.

Промелькнул очередной указатель. «Ривайвл. 8 миль».

Впереди ее ждали две недели с Шейном. С его острым языком и осуждающим взглядом. Две недели исполнять роль Снежной Королевы, быть совершенно равнодушной к нему, притворяться, лишь бы он ничего не заподозрил.

От одной этой мысли Сесили уже стало как-то не по себе, она засомневалась в своих силах.

– Разумеется, как мы и договаривались.

– В таком случае, – голос Натаниэла зазвучал торжественно, Сесили моментально насторожилась, – мне хочется тебя обрадовать. Сегодня утром я разговаривал с Майлзом и Полом, мы единодушно решили – пора. Сразу после свадьбы объявим, что ты выставляешь свою кандидатуру на выборах.

– Что ты имеешь в виду, говоря «сразу после свадьбы»? – нахмурилась Сесили.

– На свадебное торжество мы пригласим репортеров с целью осветить, как и полагается, данное событие, и во время празднества ты как бы случайно обмолвишься о своем намерении, а на другой день устроим пресс-конференцию.

– Нет, – возразила Сесили. Неужели для отца нет ничего святого? – Это свадьба Митча, это его праздник, пусть он им и останется.

– Такой удобный случай. Его нельзя упус…

– Нет, – оборвала отца Сесили. – Это моя предвыборная кампания, и мне решать, как и когда ее начинать.

Ее отношения с братом никак нельзя было назвать близкими и теплыми, находить с Митчем общий язык было непросто, но Сесили уважала брата, особенно его стойкость, с которой тот встретил известие об уходе отца. Нет, она не собиралась портить брату торжество с целью заработать побольше голосов во время выборов.

– Сесили, откровенно говоря, у тебя мало шансов на победу.

Что верно, то верно. Причин, мешавших ей победить на выборах, было не перечесть, но Сесили едва не тошнило от отцовского лицемерия, ведь он тоже навредил ей, и немало.

Не помня себя от злости, она ответила:

– Все благодаря тебе и твоей юной помощнице, которую как раз я не советовала тебе брать на работу.

– Как ни трудно тебе в этом сознаться, но нам обоим прекрасно известно, что твой имидж требует доработки.

Отец умел вежливо унизить ее.

У Сесили от обиды стеснило грудь.

– Пусть так, но ведь шантажировали не меня, а тебя.

– Ну и что тут такого? Избиратели уже простили меня. В конце концов, я не совершил ничего плохого.

– Ха! Просто тебя не поймали с поличным. Вот и вся разница.

– Дорогая, между реальностью и ее восприятием очень большая разница. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.

Что отец хотел этим сказать? В его голосе было столько ехидной уверенности, что Сесили даже опешила. Ему как будто было известно о ней что-то такое, о чем она, видимо, не догадывалась.

– В таком случае придется поработать над моим восприятием.

Каким должно быть это восприятие? Ах, если бы только она знала, она немедленно принялась бы за его усовершенствование.

Из динамика раздался протяжный, удрученный вздох.

– Ты не умеешь налаживать отношения с людьми. Твои действия логичны и прагматичны, конечно, это полезные качества, но не они помогают завоевать голоса избирателей. Надо уметь нравиться избирателям, привлекать их, внушая им приятную мысль, что власть в их руках. Ты должна говорить на их языке, видеть мир их глазами, а тебе этого не дано.

Слова отца – в них, несомненно, была горькая истина – попали в цель, Сесили сильно расстроилась. Слезы навернулись на глаза, но она прогнала их. Чтобы она расплакалась?! Ни за что на свете! Со злой иронией она произнесла приторно сладким голосом:

– Не всякий умеет так поднять дух и пробудить энтузиазм, как ты.

Никогда нельзя показывать слабость. Никогда нельзя пасовать.

– Сесили, говорить тебе правду – это не только мое право, но и мой долг.

Волна возмущения захлестнула Сесили, и снова, благодаря выдержке, она погасила эмоциональную вспышку.

– Я не позволю тебе испортить Митчу свадьбу ради того, чтобы ты мог выступить в роли любящего отца перед толпой репортеров.

Сесили мастерски владела своим голосом, он звучал ровно и сдержанно, в нем не было слышно ни малейших ноток возмущения. Обида была прочно загнана внутрь и спрятана на самом дне души.

Отцу явно нравилось говорить правду прямо ей в глаза – видимо, он считал себя непогрешимым и умнее ее в сто раз. Неплохо было бы немного сбить с него спесь, бросить правду ему в лицо, отплатив той же монетой.

– Если тебе так необходимо наладить отношения с мамой в преддверии грядущих выборов, то я, как твой референт, могу дать тебе дельный совет: не надо использовать своего сына с целью повысить свой рейтинг при опросе общественного мнения. Действуя таким образом, ты добьешься прямо противоположного эффекта. Мама возненавидит тебя. Кто знает, может, она и так уже ненавидит тебя за связь с практиканткой, которая моложе меня, твоей дочери?

– Попридержи язык. – Натаниэл Райли явно разгневался.

Отец не умел сдерживать себя, беседуя с дочерью. Совсем другое дело, когда он выступал перед избирателями – тогда это был профессионал, знавший, как разговаривать с людьми, и умевший это делать.

– Я с ней не спал. Ясно?

– Не считай меня круглой дурочкой! Неужели ты думаешь, что я не замечала, как ты млел перед ее прелестями? Как красовался перед ней?

Прошло почти полминуты, прежде чем Натаниэл Райли произнес свистящим шепотом:

– Ты говорила об этом матери?

Усмехнувшись, Сесили покачала головой. Это было абсолютно в его духе. Как всегда, он прежде всего прикрывал свою задницу.

Перед ее глазами промелькнул очередной указатель с названием «Ривайвл».

– Всего доброго, папа.

Он отключился, даже не попрощавшись.

Сесили тяжело и протяжно вздохнула. Разговор оказался тягостным. Она сумела постоять за себя, под конец даже взять верх, но победа не доставила ей радости.

Впереди возник знак. Поворот на Ривайвл.

Она сбросила скорость и сместилась в крайний правый ряд. В голове и мыслях царил полный сумбур – семейный разлад, Шейн Донован, свадьба брата; надо было отбросить все это, не имевшее в ее глазах особого значения, в сторону и сосредоточиться на самом главном. На предстоящих выборах. И ее победе.

Победа на выборах – ее самая заветная мечта, ради нее Сесили была готова пожертвовать, чем угодно.

Минут пять Сесили тщетно стучала в двери дома брата. Бесполезно. Устав, она оглядела передний двор, на котором росли дубы и ивы, старинные друзья ее детских игр. Но теперь вместо кустарника, как во времена бабушки, свободное место занимали гортензия, лаванда, гвоздика и зелень, что красноречиво говорило о кулинарных увлечениях ее будущей невестки. Сесили попала в какой-то перепутанный мир, время как будто остановилось, окружающая реальность казалась одновременно близкой, хорошо знакомой и в то же время чужой и чуждой.

Слабый ветерок привычно шумел, пытаясь проникнуть под крышу над старым крыльцом. От детских воспоминаний у Сесили защемило сердце. Боже, сколько летних вечеров она провела на этом крыльце, вдыхая пряный густой запах надвигающейся ночи. Нет, довольно глупостей! А вот и река, раньше она вилась прямо у ног бабушки, которая читала вслух ее любимую детскую книгу.