Ольга Репина - Жабьи дети Страница 2

– Зато стабильно, – вставила мадам Женевьева.

– Стабильно, – согласно кивнул Шарль. – Да все равно мне на жизнь не хватало. Сейчас я сам себе хозяин. Хочу – выйду в море, не хочу – лодку чиню или в таверне, у мсье Жана, вино пью. Я вольный житель Вандеи. А в таможенной конторе я целыми днями только и делал, что бумажную пыль глотал и чуть в канцелярскую крысу не превратился.

Тут он прикусил язык и искоса глянул на мадам Женевьеву, ведь в городке ее покойного мужа за глаза называли именно так – «канцелярская крыса».

Но Шарль зря опасался. Мадам Женевьева его совсем не слушала, ее мысли были где-то очень далеко.

– Ну, так я поехал, – сказал Шарль, садясь на велосипед и оглядываясь на свою собеседницу, застывшую на крыльце.

Он оттолкнулся ногой от земли и бодро закрутил педалями.

Только тут мадам Женевьева, задумавшаяся о своем племяннике, который был одного возраста с Шарлем, заметила, как тот уезжает.

– Шарль, – слабо прокричала она ему в след, – а как твоя матушка, выздоравливает?

Шарль что-то прокричал в ответ, но так как он был уже довольно далеко, а мадам Женевьева была глуховата, то она ничего не разобрала, но подумала, что если бы мадам Орсэ чувствовала себя хуже, ей об этом бы сразу же донесла прачка, которая доводилась крестной Шарлю.

– Передавайте ей привет! – снова слабо прокричала мадам Женевьева.

Шарль снял кепку с головы и покрутил ею в воздухе, как бы дав понять, что услышал пожелание мадам Женевьевы.

Она, вздыхая, медленно направилась в дом. Мадам Женевьева расстраивалась потому, что болезни ее одногодок, каковой и была мать Шарля Орсэ, напоминали ей о ее возрасте и все увеличивавшейся немощи.

Вот, например, до сего дня она не держала кухарку. Но, видимо, придется таки нанять еще одного работника в дом, потому что с приездом Франсуа работы прибавиться. А по сегодняшним хлопотам и затраченной на это энергии она поняла, что ей без еще одной помощницы не справится с возросшим количеством дел по хозяйству.

Как быстро прошла жизнь. Только недавно она и ее подруги по школе бегали в белых передниках причащаться к отцам иезуитам. После этого радостные и нарядные они гурьбой возвращались в городок, строя глазки проезжавшим в тележках парням. И вот уже ничего кроме болезней и одиночества не осталось. А ведь она так хотела выучиться ездить на велосипеде, скакать на лошади в дамском седле (ах, как это романтично) и летать на аэроплане! А вместо этого она на протяжении двадцати лет исполняла роль хорошей хозяйки и преданной верной жены таможенного чиновника – «канцелярской крысы», как неосторожно сказал сегодня Шарль. Он думал, что мадам Женевьева не заметила его оплошности. Но нет, он ошибся. Ей не нравилось, как называли ее мужа в городке, но сделать ничего уже было нельзя. Крепче всего прилипают к людям прозвища, которые дает народ, и вытравить это из памяти обывателей невозможно. Поэтому, лучше не понимать намеков, прикидываясь глуховатой, как она и делала.

Мадам Женевьева опять вздохнула, но теперь уже по поводу новых трат на кухарку, и принялась перебирать в уме подходящую кандидатуру на эту должность. Надо будет оповестить всех, что ей необходима опытная и недорогая кухарка, которая хорошо умеет готовить местные блюда, ведь они сытны и не так дороги, как кухня парижан. Конечно, Франсуа привык у себя обедать по-другому, но зато мадам Женевьева постарается познакомить его с кулинарными изысками его родной Нормандии. И она принялась в уме перечислять все интересные на ее взгляд блюда, которые бы понравились ее племяннику. Получилось немало. Даже если Франсуа останется надолго, в чем мадам Женевьева сильно сомневалась, поскольку знала, что племянник предпочитает столицу, то она не ударит в грязь лицом перед своим единственным и любимым родственником.

Мадам Женевьева автоматически протирала уже до блеска начищенные посеребренные подносы и подстаканники в старинном буфете и продолжала думать о кандидатуре приличной кухарки.

Итак, прежде всего, о подыскиваемой кухарке должна узнать хозяйка съестной лавки – мадам Эмма Додар и крестная ее дорогого племянника – мадам Соваж. Обе были как бы связующим звеном для мадам Женевьевы уже несколько лет. Она мало передвигалась по городку и предпочитала проводить время в своем доме. К этому кругу можно было приписать прачку, приходившую два раза в неделю и приносившую новости из городка, и владельца небольшого трактира, в котором собирались небогатые рыбаки. Он дружил с покойным Пьером Лаке, и вместе со своей женой не реже двух раз в месяц посещали одинокую вдову. Этим круг общения мадам Женевьевы и ограничивался. Служанка Дениз не в счет. Она взбалмошная и глупая девица, даже не окончившая начальной муниципальной школы и не имеющая понятия о хороших манерах! Что она может рассказать мадам Женевьеве? Свои глупенькие мечты о богатом женихе? Да кто из богатых на нее позарится? Сейчас хотят видеть рядом женщин домовитых и образованных, а не сельских финтифлюшек. Если бы не просьбы бывшей горничной, матери Дениз, мадам Женевьева никогда бы не держала в доме эту, с позволения сказать, «жужелицу». Нет, не будет толку от Дениз.

На этом месте своих тяжких раздумий мадам Женевьева вдруг подпрыгнула, как будто ее ударило током. Боже, разве можно оставлять Дениз в доме, куда приезжает ее племянник? Допускать ее в дом, где будет жить молодой красивый неженатый мужчина, это значит не желать себе добра! Может, воспользоваться случаем и отказать ей от места? Это надо срочно обдумать и обсудить с Эммой Додар, хозяйкой лавки, где Дениз два раза в неделю закупала продукты. И, естественно, Эмма, как женщина практичная и наблюдательная, сложила об этой девушке свое мнение.

Мадам Женевьева подумала, что сегодняшнее посещение съестной лавки – это обязательно. Во-первых, посплетничать, ведь Эмма лучше всех знает население городка, знает, кто чем дышит и что из себя представляет и по моральным качествам, и по толщине кошелька. Во-вторых, сама лавка или «шаркютери», – это то место, без которого не может обойтись ни одна местная хозяйка. Лавка расположена очень удобно, в центре Понтабери, на углу улиц, по которым гуляющие спускаются к морю, ходят в церковь и на базар. В-третьих, ее владелица – мадам Додар, была любимой ученицей у покойной сестры мадам Женевьевы. Именно в ее семье, на вечеринке, куда пригласили молоденькую и хорошенькую учительницу, сестра Анетта и познакомилась со своим соблазнителем, а затем и мужем. История эта много лет назад наделала шуму в их маленьком городке. Сестра умерла, мадам Женевьева вот уже больше тридцати лет воспитывает своего племянника Франсуа, никогда не знавшего ни отца, ни матери. А владелица съестной лавки, мадам Додар, всю жизнь делает небольшую скидку для семьи Лаке. Мадам Женевьеве всегда казалось, что хозяйка лавки как будто чувствует вину за ту обузу в лице племянника, которая взвалилась на семью Лаке по причине ее, мадам Додар, существования.

Итак, решено. Сегодня за покупками она пойдет самостоятельно. Конечно, Дениз это не понравится, так как подобный шаг хозяйки лишит ее очередной возможности пофлиртовать с парнями возле таверны на площади и полакомится лимонадом в лавке.

Мадам Женевьева начала спускаться по лестнице в подвал, чтобы проверить припасы. Спуск был довольно крут, поэтому она крепко держалась за перила. Включив свет, мадам Женевьева отыскала нужный ключ на связке, вставила его в замочную скважину и с трудом повернула. Замок щелкнул, тяжелая дверь поддалась и открылась. «Вот, что значит отсутствие в доме мужской руки», – подумала Мадам Женевьева. Был бы жив муж, или Франсуа чаще бы наведывался и интересовался хозяйством, разве толкала бы она немощным плечом эту растреклятую заедающую дверь?

Мадам Женевьева зашла в кладовую и не двигалась секунд двадцать, пока ее слабые глаза не привыкли к тусклому свету лампочки под потолком. В кладовой, как и везде в доме, был образцовый порядок. Стены побелены, паутиной по углам и не пахнет, деревянные полки вытерты от пыли, а железные выкрашены желтой краской и выстелены свежей бумагой. Количество заготовок на этих полках на всех, кто попадал в эту кладовую, производило неизгладимое впечатление. Соления и варенья стояли строем в стеклянных банках, украшенных этикетками, на которых значился месяц изготовления и название продукта, написанное каллиграфическим почерком. Тушеная свинина и колбасы, залитые толстым слоем жира, покоились в железных банках. Утиные и куриные яйца аккуратно сложены в специальных керамических емкостях, застеленных выбеленным холстом. Мешки муки и сахара стояли под стеной. Связки золотистого лука аккуратно заплетены в косы и подвешены на одной из балок. Кочаны капусты и морковь разложены по нарядным плетеным корзинкам, которые мадам Женевьева сама выбирала на ярмарке, где местные крестьяне-умельцы продавали свой товар. Сейчас не сезон, но осенью кладовая пополнялась яблоками, окороками, копчеными тушками гусей, бутылями с кальвадосом и первоклассным вином. Без полного рта слюны в такую пору никто и никогда у мадам Женевьевы из этого хранилища кулинарных наслаждений не выходил. Однако слюной во рту вы могли при визите к ней и ограничиться, ибо мадам была на редкость бережлива и лишний раз незваного гостя к столу не приглашала.